«Глухой» фармацевт - Спектор М. Б. - Страница 8

Обогнули балкой Богоявленское. И тут, когда до Ефимовки оставалось версты четыре, Матвей приметил вдали всадника, наметом скакавшего по степи. Дорога здесь делала петлю, а всадник Мчался, срезая путь,

— Касьяненко! Смотри! — крикнул Бойченко.

— Давай! Перехвати! — приказал командир опергруппы.

Матвей и Костя пришпорили коней и взяли с места в карьер. Бросились наперерез. Местность была незнакомая, и они рисковала поломать лошадям ноги или сами угробиться в какой-нибудь прикрытой темнотой и обманчивым лунным светом ложбинке.

Сжав зубы, заломив кубанку, Бойченко торопил и торопил коня. Стрелять было нельзя. Плохо, если и всадник откроет пальбу. А разведка спустилась в балочку и не видит человека, который наверняка хотел предупредить бандитов и кулачье, собравшихся на совещание, о появлении чекистов.

Расстояние между всадником и чекистами сокращалось. Матвей видел надувшуюся парусом рубаху парня, который голыми пятками подгонял неоседланного и невзнузданного коня. Бойченко знаком послал Костю вперед и наперерез, а сам пустил свою лошадь прямо на всадника.

«Только бы он не стал палить! Только бы не поднял стрельбы!» — шептал Матвей. Уравнявшись со всадником на скаку, Бойченко ринулся к оскаленной лошадиной морде, заставил лошадь свернуть и лишь тогда сшибся, ухватил парня за ворот рубахи, бросил его наземь.

Подоспевший Костя Решетняк стал ловить невзнузданного коня, чтобы тот, чего доброго, без седока не отправился в Ефимовку и не поднял там тревогу. Бойченко подъехал к парню и соскочил с лошади. Подошел к тому осторожно. Оружия в руках не было. Парень тихо и злобно подвывал:

— Батя... Батя... — и вдруг вскочил, зверем кинулся на Бойченко. Подавшись вперед, Матвей двойным ударом сбил парня с ног. Тот снова упал.

К ним подъехал Касьяненко и несколько бойцов. Кто-то кинул веревку, чтобы связать парня. Тому скрутили руки, поставили на ноги.

— Зачем скакал в Ефимовку? — низким злым басом спросит Касьяненко. — В обоз его. Теперь сомнения нет — сборище у них в Ефимовке. Как пить дать.

Они присоединились к отряду и у выезда из балки встретил свою разведку.

— Дальше всем нельзя. Они охрану, поди, выставили. — Касьяненко отдал приказ окружить сельцо и со своей оперативной группой начал скрытно подбираться к первой у дороги хате, где, как сообщил Лозовой, проходило совещание главарей банды и местного кулачья.

Вся Ефимовка была погружена в темноту. Лишь в этой хате, сквозь прикрытое рядном окно, пробивался слабый свет.

— Видишь? — тихо спросил Касьяненко, ползком подбиравшийся к хате рядом с Матвеем.

— Вижу, — ответил Бойченко.

Перёд хатой с винтовкой стоял часовой, в тени дерева он был едва заметен. С боков тоже прохаживались бандиты.

— Крепкая охрана. По-военному поставлена. Видать, в банде офицеры есть. Тихо снять надо. Чтоб не пикнули. Потом — я к двери, вы — к окнам. И по моему сигналу...

— Товарищ командир... — проговорил один из незаможников, — я — цього визьму, у дороги. Вин Мараманова сын, самого богатого куркуля. К девкам в Кисляковку вместе ходили.

— Ладно, — согласился Касьяненко. — Бери этого чертова сына. Ты, Матвей, с ним пойдешь. Я с тем, что справа, управляюсь. А Костя, тот левого прищучит.

Снова поползли по-пластунски. Только лозовский незаможник, выбравшись из балочки, что была метрах в ста от часового, двинулся, пошатываясь, прямо на дорогу. Хоронясь за каждым бугром, вдыхая пряный запах весенней земли, Матвей едва поспевал за парнем. А тот шел себе и шел, метрах в десяти от часового остановился, будто только увидел, поздоровался, спросил табаку.

Часовой гмыкнул понимающе:

— Ишь как ты, Микола, нахлестався. У Параськи був? — И, приставив винтовку к дереву, полез в карман за табаком. — На, бери.

Но не договорил, боец из опергруппы приставил к затылку часового дуло карабина, прошипел:

— Пикнешь, мозги вылетят!

А Матвей тем временем закрутил снятой с бойца обмоткой рот часового. Под лапищами Касьяненко тот опал у двери. Только со стороны огорода еще слышалась возня Кости. Как он потом говорил, мужичонка попался хлюпкий, но со страху вился и бился змеей, кусался и царапался по-бабьи. Еле-еле удалось с ним справиться.

По знаку Касьяненко бывшую охрану оттащили подальше от дома. Затем он и Матвей снова подкрались к хате и заглянули в окна. Матвей увидел лишь край стола и семерых бандитов. Но в комнате их было больше. Через густую сизую пелену махорочного дыма, в свете неярко горящей лампы трудно разглядеть лица. Все смотрели на горбоносого бритоголового человека с насупленными бровями и выдвинутой вперед нижней челюстью. Его рука короткими четкими взмахами рубила воздух: он давал наставления.

— Не деревенский, сразу видать, — прошептал Касьяненко над ухом Матвея. — Он заводила. Я на свое место, а ты тут смотри.

Командир оперативной группы подошел к низкой двери хаты и забарабанил в нее рукояткой нагана:

— Открывай! А то сам открою!

Тут же в ответ в хате грохнули выстрелы, зазвенели стекла. Свет в комнате погас.

Матвей видел, как Касьяненко своим пудовым сапогом вышиб дверь и швырнул в сенцы гранату. Раздался грохот, пламя вырвалось из дверного проема и тут же затрещали под ударами переплеты рам. Из окон, паля куда попало, выскакивали бандиты. В проем ближнего окна пытались выбраться сразу двое, Матвей выстрелил из парабеллума, но тут же почувствовал, будто саблей саданули по плечу, и согнулся от боли. Тем временем второй пролезавший в окно бандит, выкинув убитого, выпрыгнул из хаты и огромными скачками, по-заячьи, кинулся к огороду и исчез за плетнем.

Перестрелка шла уже на задах сельских дворов. Пойманных бандитов сводили к дереву перед хатой. Их оказалось десятка два. Несколько были ранены, и санитар отряда возился с ними. Потом два бойца принесли тело убитого товарища и положили его на подъехавшую подводу. Еще одного раненого чекиста нашли в огороде.

Боль в плече у Матвея вроде прошла. Он попытался отойти от стены хаты, но закружилась голова и уже по ладони потекли теплые струйки крови, а пальцы стали липкими, и их покалывало, будто рука занемела. Подошедший Касьяненко поглядел на Бойченко. крикнул санитара. Тот чиркнул зажигалкой, спросил:

— Куда тебя?

— В плечо.

— Жалко кожанку резать, — сказал санитар. Матвей стиснул зубы: «Потерплю».

— Кость цела. А мясо заживет! — привычно балагурил санитар, обрабатывая рану. — Кость — главное. Недели через две ты этой рукой гидров будешь приглаживать не хуже прежнего.

Бойченко вместе с санитаром поехал в тачанке. Касьяненко и Костя рысью на конях — рядом.

— А тот, бритый, ушел, гад, — раздумчиво проговорил Касьяненко. — Жаль. Самая крупная рыба.

— Теперь встретимся, — не прошляпим, — сказал Матвей. — Если он — главарь, не миновать ему пути в город.

— Тоже верно, — согласился командир опергруппы.

Копыта коней мягко ступали по пыли. Серая под луной ковыльная степь была молчалива. Слева серебрились воды лимана.

4. «ГЛУХОЙ» ФАРМАЦЕВТ

Председатель губчека Буров вызвал Сашку Трояна и Валю.

Троян входил в кабинет с решением сказать Бурову такие слова: «Если очки мешают мне быть настоящим чекистом, то, наверное, Матвей ошибся, когда рекомендовал меня в ЧК».

Что касается Вали, то она посчитала этот одновременный вызов чистой случайностью.

Кроме Бурова, в кабинете находился Горожанин, как всегда я выутюженном костюме, белой сорочке и при галстуке. Трудно было представить себе людей более не подходящих по внешности друг к другу.

— Садитесь, ребята, разговор есть, — кивнул им Буров и подошел к подоконнику, на котором стоял полуведерный чайник с заваркой из сушеной моркови.

Валя подалась было помочь ему, но Буров остановил ее:

— Иди, садись, курносая. Не чай подавать я тебя вызвал. Дело есть серьезное.

Услышав слова председателя, Сашка — ушки на макушке, и начисто забыл про жалостливый разговор, который собирался вести с Буровым. Непонятно было лишь, при чем здесь Валя? О чем серьезном можно говорить с Валькой, девчонкой, которую даже в казаки-разбойники играть не принимали?!