Дорога в Рим - Кейн Бен - Страница 76

— Мы не задержимся, — пообещал Ромул.

— Мой дом все знают, — добавил Брут. — Спросишь на Палатинском холме.

— Благодарю тебя, — кивнул Ромул. Уже на пороге он услышал, как Брут спросил:

— Кто изнасиловал твою мать?

В воздухе вдруг повисло напряжение, Ромул остановился.

— О чем ты, моя любовь? — Смех Фабиолы прозвучал фальшиво, по крайней мере, для Ромула.

— Я застал конец твоей фразы. О том, что кто-то изнасиловал твою мать. Ты мне никогда об этом не говорила.

— Конечно, зачем бы мне, — ответила девушка. — Это было так давно.

— Фраза вышла такой гневной, — продолжал Брут. — Кто он был?

Ромул ожидал услышать «Юлий Цезарь», но Фабиола молчала.

— Так кто же? — мягко спросил Брут.

— Я не знаю, мать толком не рассказывала. А сейчас я просто предположила, что изнасиловать ее мог кто-то вроде Сцеволы.

Ромул едва верил своим ушам. Зато Брут явно успокоился.

— Фугитиварий здесь?

— Да. Вон в углу. Ромул его убил.

Юноша не понимал, что происходит. Откровенная ложь Фабиолы его поразила: Брут — верный сторонник Цезаря, и сестра не знает, как он отнесется к вести о том, что Цезарь изнасиловал ее мать. А сам Ромул должен не моргнув глазом согласиться убить диктатора — и это при том, что у Фабиолы нет доказательств, кроме орлиного носа Ромула и случайной грубости Цезаря при встрече с Фабиолой. Наверное, она слишком много выпила в тот вечер, решил Ромул, понимая, что пытается лишь выдумать оправдание для сестры. Уже переступив порог, он оглянулся на девушку, и она ободряюще подмигнула ему из-за плеча Брута. Любовник ничего не заметил.

Ромул рассердился. Фабиола явно привыкла вить из мужчин веревки и теперь не прочь применить те же методы и к брату. В голове невольно всплыл вопрос, прежде немыслимый: а можно ли сестре доверять?

Конечно можно, привычно ответил себе юноша. Она ведь сестра. Близнец. Родная плоть и кровь.

Однако Ромул ясно чувствовал, что его пытаются использовать. Отрезвленный, он решил поговорить с сестрой позже, когда они останутся наедине.

Он вышел в коридор и отправился искать Тарквиния.

Встреча с гаруспиком оказалась такой же радостной, как и в мечтах, и друзья даже не заметили, как дошли до митреума, куда Тарквиний сразу же повел юношу. Мальчишка-оборванец не отходил от них ни на шаг, совершенно ошалевший от немыслимой для него суммы в двадцать пять денариев — Ромул не поскупился на награду в благодарность за то, что попал в Лупанарии так вовремя и успел спасти сестру. Маттий — так звали мальчишку, — навечно прикипев душой к Ромулу, теперь не сводил с него глаз.

Ромул рассказал гаруспику, как шел походом вместе с армией, как в Малой Азии в нем признали раба, как Петроний его не бросил. И как его привезли обратно в лудус. Тарквиний, обычно сдержанный, нахмурился при вести о гибели Петрония и ахнул, услышав о битве с носорогом.

— Боги, — выдохнул он. — Я же видел, как ловили это чудовище! Я бы в жизни не поручился, что ты выживешь.

Ромул покачал головой, сам едва веря в то, что ему удалось победить монстра.

— Тогда ты и встретился с Цезарем.

— Да. — И Ромул рассказал о том, как диктатор даровал ему свободу.

Маттий потрясенно ахнул.

— Рабы — такие же люди, как мы с тобой, — объяснил ему Ромул, понимая, что мальчишка наверняка презирает тот единственный класс, который ниже его собственного. — Они способны на любые подвиги. Как и ты, если захочешь.

— Правда? — прошептал Маттий.

— Посмотри на меня и вспомни, что я пережил. А я ведь был когда-то рабом.

Маттий удовлетворенно кивнул.

— И вместо того чтобы наслаждаться свободой, ты добровольно пошел в армию Цезаря? — усмехнулся Тарквиний.

Ромул вспыхнул.

— Цезарь мне поверил. И я посчитал для себя честью вступить в его войско.

— Такое решение он наверняка оценил. — Тарквиний хлопнул юношу по плечу. — Выходит, ты сражался в африканской войне?

— Да. В Руспине все походило на битву при Каррах, — вспомнил Ромул. — У Цезаря почти не было конницы, а против нас шли нумидийские всадники, тысячами. Разбили бы нас в кровавое месиво, но Цезарь ведь не теряет головы. — И Ромул описал битву, в которой он напал на Петрея, и дальнейшее сражение при Тапсе.

— Я слышал, у помпейцев слоны оказались хуже тех индийских, с которыми дрался Забытый легион.

Вина за гибель Бренна вспыхнула в Ромуле с новой силой, и он принялся рассказывать гаруспику, как спас Сабина при Тапсе.

Тарквиний вмиг помрачнел и после рассказа юноши не проронил ни слова. Они долго шли в молчании, пока Ромул не заметил, что гаруспик изучает небо, вслушивается в дуновения воздуха и вглядывается во все окружающее, пытаясь почуять хоть что-то, что указало бы на судьбу Бренна. Юноша затаил дыхание.

— Слишком далеко, не вижу, — наконец разочарованно сообщил Тарквиний.

Ромул враз ссутулился, словно под тяжестью, и тут же усилием воли расправил плечи.

— Если уж я сумел отбиться от слона, то ведь Бренну тоже такое под силу? — с нажимом спросил он. — Он мог выжить!

— Мог, — согласился гаруспик.

Ромул вцепился ему в плечо.

— Ты знал, что такое возможно?

— Нет, — ответил Тарквиний, глядя ему прямо в глаза. — Нет. Я считал, что Бренн встретит смерть у реки Гидасп, мстя за свою семью. Дальше я ничего не видел.

Ромул понимающе кивнул.

— А ты заглядывал? Туда, дальше?

— Нет, — виновато признался Тарквиний. — Не мог же я вообразить, что можно одолеть слона?

Ромул не находил себе места: допустить, что его любимый друг и наставник где-то живет, подвергается испытаниям и опасностям — и все без него!.. Он поспешил сменить тему.

— А что стряслось в Александрии? Почему ты исчез?

Тарквиний смутился.

— Мне было стыдно, — просто ответил он. — Я решил, что ты меня никогда не простишь. И что смерть будет подходящей карой.

Голос его зазвенел от боли, и у Ромула сжалось сердце. Он вновь возблагодарил Митру за то, что бог дал им встретиться.

— Однако вышло иначе.

— Да, я все еще жив, — криво улыбнулся Тарквиний. — Боги меня почему-то хранят. Я знал, что ты вернешься в Рим, но больше мне ничего не открывалось. Когда наши пути разошлись, я не понимал, что делать.

— А погадать, принести жертву пробовал?

— Постоянно. — Тарквиний нахмурился. — Но видения приходили все те же, запутанные и бессмысленные, я их не понимал. И засел в библиотеке, пытаясь там хоть что-то откопать.

— И как? — встрепенулся Ромул.

— Никак. Я чуял опасность, связанную с Римом, но не знал, кому она грозит — тебе, Фабиоле или кому-то другому. — Гаруспик понизил голос. — Зато я видел Клеопатру. Пока она еще носила сына Цезаря.

Ромул вздрогнул от удивления. Египетскую царицу и ее сына недавно поселили в одном из римских особняков, принадлежащих диктатору, и по городу закружились досужие сплетни: Цезарь, несмотря на присутствие жены, всячески осыпал милостями царственную любовницу. Ромул, раньше не обращавший внимания на слухи о женщинах диктатора, после сказанного Фабиолой стал смотреть на все по-другому. Если сестра права, то сын Клеопатры — их сводный брат?..

Тарквиний не спускал с него пристального взгляда, и Ромулу сделалось не по себе. Он отвел глаза. Пока не время рассказывать об откровениях Фабиолы и о плане убийства Цезаря. Надо спокойно все обдумать, а уж потом решать, как поступить.

Гаруспик ни о чем не спросил — напротив, принялся рассказывать о своих приключениях и вскоре дошел до встречи с Фабрицием, который неожиданно привез его обратно в Италию.

— Я не думал сюда возвращаться, — признал Тарквиний. — Судьба сама привела, хотя я долго не понимал зачем. Зато когда я так вовремя подоспел в тот проулок, к Гемеллу, то возблагодарил всех богов.

— Ты еще спас жизнь Фабиоле, — благодарно добавил Ромул.

Гаруспик улыбнулся.

— Я не сразу понял, что опасность грозит вам обоим.

— Ты сказал, что когда-то принадлежал Гемеллу, — встрял Маттий.