Дорога в Рим - Кейн Бен - Страница 91

Над площадью разнесся приветственный крик: Цезарь вышел из носилок. Как бы ни кривился кое-кто из политиков, народная любовь к диктатору не знала границ; окинув ликующую толпу проницательным взглядом и не найдя ничего опасного, Цезарь с улыбкой закивал в ответ на приветствия. Позади него возник какой-то шатен, и изумленный Ромул узнал Децима Брута. Неужели любовник заодно с Фабиолой? Или, подобно Ромулу, он так и не сумел отговорить Цезаря? Путаясь в догадках, юноша пробился к лестнице, где сенаторы уже встали в две линии, оградив для Цезаря свободный проход в святилище. Не в силах дольше ждать, он скользнул прямо к диктатору.

— Легионер Ромул! Рад видеть. — Цезарь занес ногу на первую ступеньку. — Я предоставлю тебе слово на заседании.

— Благодарю! — отсалютовал ему Ромул и незаметно шепнул: — Позволь тебя сопровождать.

— В этом нет нужды, — улыбнулся Цезарь и, воздев обе руки, указал на сенаторов. — Меня есть кому проводить.

— И все же позволь, — возразил Ромул. — Мой друг сказал…

— Довольно, — оборвал его Цезарь.

Так и не договорив, Ромул отступил. Им владели страх и возбуждение, укоризненные взгляды сенаторов его не заботили. Сейчас на Цезаря не нападут — значит, все случится внутри храма. Пробравшись к краю толпы, Ромул взбежал на ступени. Если уж охранять Цезаря, то надо держаться как можно ближе. При виде Децима Брута, который радостно приветствовал Антония, юноша насторожился: Фабиола не раз говорила, что они враги, однако Брут на глазах у Ромула обнял Антония за плечи, и бывший начальник конницы, поначалу глядевший раздраженно, в ответ на речи Брута понемногу заулыбался.

Цезарь, поднимаясь по лестнице, оставил обоих далеко за собой, и Ромул вдруг дернулся, как от удара Вулканова молота: да ведь Брут исполняет план! Заговорщики хотят убить одного Цезаря и потому задерживают снаружи его главного сторонника. Неужели никто этого не видит? Ромул чуть не закричал на всю площадь, однако тут же себя одернул: еще не все потеряно. Пока что. Как они убьют Цезаря? Под тогой меч не спрячешь. Может, оружие припрятано в храме? Нет, там ведь жрецы, прислужники — слишком много свидетелей…

И вдруг, заметив в руках сенаторов длинные футляры для стилусов, юноша замер на месте. Изящные деревянные шкатулки легко вместят кинжал! Ромул поразился такой простой — и такой смертоносной уловке. В отчаянии он взглянул на поднимающегося по ступеням Цезаря и вдруг на другой стороне лестницы, прямо напротив себя, заметил Фабиолу. Их взгляды встретились, и через миг — длившийся вечность, хотя сердце отстучало всего два-три удара — Фабиола открыла рот.

Заговорить она не успела. На ступени между ними поднялся Цезарь. Окруженный толпой сенаторов, он говорил с кем-то о сыне Лонгина — великий день, совершеннолетие, тога взрослого мужчины… Антоний, остановившись у подножия лестницы, по-прежнему беседовал с Децимом Брутом. На Ромула вдруг навалилась усталость, какой он не знал за всю жизнь. Стоять — и беспомощно наблюдать…

— Я здесь, — раздался сзади голос Тарквиния.

Ромул облегченно выдохнул.

— Ты пойдешь со мной?

— Конечно. Для чего же тогда друзья? — Гаруспик снял с плеча неизменную двулезвийную секиру.

— Нас могут убить, — заметил Ромул, глядя на шестерых стражников, не спускающих глаз с Цезаря.

— Сколько раз я это слышал? — улыбнулся Тарквиний. — Не бросать же тебя одного.

Отвернувшись от толпы, юноша достал гладиус и взглянул на Фабиолу: девушка неотрывно следила за диктатором, красивое лицо исказилось противоречивыми чувствами, и Ромул вдруг вспомнил о матери. «Что, если сестра права?» — в отчаянии подумал он, и тут же пришел ответ: никакая вина не оправдывает такой расправы, когда убийцы стаей голодных волков накинутся на Цезаря, как на ягненка. И не Ромулу теперь отступать.

Юноша не спускал глаз с диктатора, который уже подошел к порогу храма. К его радости, четверо стражников вошли вместе с Цезарем, у открытых дверей остались лишь двое.

Теперь все зависело от Маттия.

Ромул скользнул на две ступени вверх, Тарквиний тенью держался сзади. Стражники, болтая о своем, вполглаза следили за скрывшейся в храме процессией, не замечая Ромула. Он плавно двинулся еще на шаг-другой вперед.

— Ромул!

Крик Фабиолы разнесся над ступенями, как удар хлыста в гулкой комнате.

Ромул взглянул на сестру, уже зная, что стражники его увидели.

— Зачем? — крикнула девушка.

В памяти Ромула мелькнуло исстрадавшееся лицо Вельвинны, следом всплыла улыбка Цезаря, дарующего ему свободу на арене — всего в трехстах шагах отсюда. Раздираемый мукой, юноша взглянул на Тарквиния.

— Твой путь зависит лишь от тебя, — шепнул гаруспик. — Выбор за тобой.

— Вы двое! — крикнул стражник. — Бросить оружие!

Призывая подмогу, оба стражника шагнули к ним с пилумами наперевес, как вдруг замерли на месте. Из храма донесся истошный крик боли.

— Каска, негодяй, что ты делаешь? — окликнул кого-то Цезарь.

— Помоги! — раздался чей-то голос. — Смерть тирану!

— Ромул! — завопил Маттий. — Скорее!

Из храма послышались злобные вопли, донесся приглушенный звук ударов. Ромула обуяла ярость. Воздев гладиус, он кинулся на стражников.

Боги явно улыбались юноше. Стражники повернулись на шум, и Ромул обрадовался, что не придется проливать лишнюю кровь. Перевернув гладиус, он опустил рукоять на затылок ближайшего стражника и краем глаза заметил, как Тарквиний оглушил второго древком секиры. Перепрыгнув через рухнувшие тела, друзья устремились внутрь храма.

Остальных стражников, к счастью, отвлекло побоище — путь был свободен. Ромулу открылся огромный роскошный зал под высокой крышей; в небольшие окна у самого потолка бил солнечный свет. Взгляд юноши скользнул по рядам сенаторов, с криками вскочивших с мест. Из шестисот присутствующих большинство явно не знали о заговоре. Никто не пытался помочь, и юноша со всех ног бросился к центру зала, где стояли кресла консулов и Цезаря. Там толпились заговорщики. Все с кинжалами, кое-кто в окровавленных одеждах, на лицах читались опустошенность и потрясение — убийцы только начали осознавать масштаб содеянного.

Поздно, пронеслось в голове Ромула. С яростным боевым кличем он устремился прямо на врагов, рядом, не отставая, несся Тарквиний — мускулистый, седой, устрашающий, с секирой в занесенной для удара руке. Где-то летел вперед Маттий, чей тонкий крик вливался в общий шум. К удивлению Ромула, их вопли перепугали противников до смерти. Заговорщики, натыкаясь на ярусы сидений, кинулись врассыпную, как стая вспугнутых птиц. Объявший их ужас передался остальным, и через мгновение все сенаторы уже хлынули в проходы у стен, устремляясь к выходу.

Зал опустел, и взгляду Ромула открылась кровавая картина.

У статуи Помпея в растекающейся луже крови лежал Цезарь, на белой тоге явственно проступали кровавые следы ударов — грудь, живот, пах и ноги были покрыты ранами. На обнаженном левом плече, с которого кто-то содрал тогу, виднелись бессчетные следы кинжалов, все тело напоминало изуродованную неумелым мясником тушу. С такими ранами ему не выжить… Ромул, затормозив на бегу, упал на колени рядом с диктатором. Тот не открывал глаз, грудь сотрясалась от мелких неровных вздохов, лицо серело на глазах — близилась смерть.

— Что они наделали?! — взвыл от горя Ромул, не в силах смириться с тем, что жизнь Цезаря закончится вот так — убийством.

Маттий, напуганный видом крови, отступил назад.

— Ромул…

Юноша в изумлении взглянул на диктатора — тот открыл глаза.

— Да…

— Это ты… — В груди Цезаря заклокотало.

Ромул не заметил, как схватил его за окровавленную руку.

— Молчи, не говори, — лихорадочно шепнул он. — Мы позовем лекаря, тебя вылечат.

Губы Цезаря дернулись в подобии улыбки.

— Ты не умеешь врать, солдат, — прошептал он. — Надо было тебя послушать. И не приходить.

Ромул резко пригнул голову, пытаясь скрыть слезы. Все усилия — впустую…

Цезарь вдруг слабо сжал его ладонь.