В смертельном круге - Льювеллин Сэм - Страница 37

Я повернулся, чтобы выйти на балкон. Позади меня стоял Джим Громила. Внутри у меня что-то оборвалось. Он улыбался. Широкая улыбка растянула его обычно неподвижное лицо.

— Извиняюсь, — сказал он и проворно пошел вниз по лестнице.

Я вышел на балкон и приблизился к его краю, чтобы вдохнуть свежего ночного воздуха. Выходило, что Генри бывал в этой оливковой роще. Он бросил здесь портсигар и пустую бутылочку из-под пилюль. Что же он тут делал?

Я посмотрел в сад. Вдоль стены тянулся длинный белый сарай. В его средней части были собачьи конуры, а в дальней — что-то вроде гаража. На ближнем же ко мне конце — дверь и окно, закрытые ставнями.

Неясно. Зачем было Генри выходить за стену, чтобы оставить там портсигар и бутылочку из-под пилюль, когда он мог просто перебросить их отсюда, изнутри?

У меня во рту сразу пересохло. Мне надо осмотреть эти сараи. Собаки были заперты.

Сегодня же осмотреть.

— Ого! — воскликнул Скотто.

Он перевесился через перила. Там был плавательный бассейн — голубое окно в зеленой лужайке. Деревья и кустарники вокруг бассейна были залиты ярким светом из скрытых прожекторов. Но Скотто, опершись рядом со мной на перила, любовался вовсе не красивыми огнями, он восхищался тремя девушками в плавательном бассейне. Очень хорошенькие девушки, и к тому же без всякой одежды.

— Дрожь пробирает, глядя на них, — сказал Скотто, сделав большой глоток пива.

Женский голос окликнул меня:

— Дорогой!

Я обернулся. Камилла! У нее был загар цвета кофе с молоком, и ее бирюзовые глаза приветливо светились. На ней было очень маленькое но, видно, очень дорогое черное платье.

— Ты был просто фантастичен сегодня!

Я должен бы радоваться этой встрече. Но сегодня она была некстати.

— Я пришла с Джорджем Хонитоном, — сказала она, и ее длинные пальцы переплелись с моими. — И я слышала, что ты в ссоре с Поулом.

За ее коричневым шелковистым плечом я увидел Хелен Галлахер. На ней были красные туфельки на шпильках, сатиновые шорты типа боксерских трусов и майка с надписью: «Тренировочный лагерь Джоя Багнера». На левей лодыжке у нее был надет зеленый браслет, как у рабыни.

Я сказал:

— Ужасно сожалею, но я должен идти.

И пошел вниз по лестнице к бассейну. А внутренний голос шептал: «Это не Камилла уходит от тебя, а ты от нее». Но я едва слышал этот голос. Все мои мысли были там, за лужайкой. Мне надо было узнать, что в том сарае.

Девушки все еще плавали. Я несколько минут любовался ими, изображая на своем лице застывшую улыбку. Казалось, никто не проявлял ко мне интереса. И я, нащупывая путь, стал потихоньку протискиваться в кусты. И проник туда.

Уже в кустах я снял голубой пиджак и повесил его на ветку. Мое сердце учащенно билось. Я двигался к маленькой будке в конце бассейна, и кусты становились все гуще. Я глубоко вздохнул, стараясь не думать о Джиме Громиле. Потом, уходя от этого шума и света, перелез через деревянный забор, огораживающий бассейн.

В кустах стрекотали цикады, гости галдели вокруг бассейна, но в саду было тихо. Я слышал собственное дыхание и звуки собственных шагов по бермудской траве.

За будкой, стоящей у бассейна, в дальнем конце сада света было меньше. Я подошел к высокой белой стене, к двери, ведущей на пляж. Здесь, у стены, росла бугенвиллея. Стена поворачивала вправо, к сараям и гаражу. Всякий, кто пройдет здесь, будет заметен, как мазок углем на свадебном платье.

Я глубоко вздохнул и, стараясь держаться в тени растений, двинулся к сараю.

Состояние мое было ужасным. Я двигался медленно, в любой момент ожидая окрика. Но никто не останавливал меня. Было слышно только, как шумят гости, вздыхает море за стеной и попискивает система электронной охранной сигнализации.

Я был уже у торцовой стенки сарая, когда увидел маленькую затененную площадку в углу. И быстро спрятался в это убежище, чтобы дать сердцу успокоиться и хоть немного унять пот, струившийся по телу под рубашкой. Ярко освещенный белый дом под красной черепицей стоял как сахарный. Вода плескалась в бассейне, и громкий смех отражался от оштукатуренных стен. Едва мое дыхание успокоилось, я снова обрел уверенность.

Тут были три сарая, стоявшие впритык один к другому. Я подбежал к дальнему концу, где были конуры. Собаки, тихо ворча, возились в своих спальных отсеках. Крайний сарай, как я и предполагал, оказался гаражом. Там стоял серебристый «мерседес», а в торцовой стене не было дверей. На миг затаился в тени. Если Генри здесь, то он в другом конце сарая.

Тогда я вернулся старым путем и скользнул в темную полоску тени двери запертой на висячий замок. Я вынул отвертку, которая была в моем раскладном ноже, сдвинулся немного к свету и отвинтил три винта, на которых держалась петля. Потом повернул ручку.

В сарае послышалось движение. Залаяли собаки. Я открыл дверь и проскользнул внутрь.

Здесь пахло как в обычном садовом сарае. Узкий желтый круг света от моего фонарика выхватывал из темноты газонокосилки, грабли, шкафы с бутылками, где хранилась жидкость для борьбы с сорняками. Ящерицы быстро сбегали вниз со стен. Все кругом было чисто и невинно, как молоко матери.

Я увидел дверь во внутренней перегородке сарая и позвал:

— Генри!

Ответа не последовало. Я толчком открыл дверь, перешагнул через пару старых цветочных горшков и вошел. Желтый круг света пробежал по моткам веревок, пакетам семян, старым тачкам. Я стоял, и меня от разочарования охватывала слабость.

В углу была куча чего-то, что могло быть компостом. Все в этом сарае казалось серым и запыленным. Но вот компост был теплым, шоколадно-коричневым, таким, будто его только что выгрузили.

Я взял бамбуковую палку, прислоненную к стене, и воткнул ее в коричневую кучу. В дюйме от поверхности палка наткнулась на что-то твердое.

Нагнувшись, я расчистил коричневую массу. Под ней обнаружилась серебристая поверхность какого-то предмета, на первый взгляд металлического. Но это было не совсем так. Я схватил этот предмет за угол и потянул. Мне пришлось взяться обеими руками, он весил не менее пятидесяти фунтов. С фонариком в руках я рассмотрел этот предмет. И тут же забыл о Генри.

Я видел это раньше. Точно такие же предметы. В трюме «Альдебарана» во время шторма. Это был тот самый балласт из резины и свинца, которому можно придать любую форму. И я вспомнил, что сегодня вечером, глядя на разобранную палубу «Альдебарана», я видел пустоты именно в тех местах, где лежали эти балластные чушки.

Их было много в куче. Я быстро прикрыл их, забрал ту, которую рассматривал, и пошел назад к первому отделению сарая.

Очень осторожно я просунул голову в дверь.

Здесь, на плоской лужайке, лежали четко очерченные тени. Гости вели себя еще более шумно. Кто-то играл на трубе. Из собачьих конур все еще доносилась возня. Но в поле моего зрения ничего не двигалось.

Я выключил фонарик и сунул его в карман. Зажав серебристую плиту под подбородком, я попытался толкнуть ее через стену, как спортивное ядро, но не смог, и плита, ударившись о стену в футе от ее верха, со стуком упала обратно на газон. Возня в конурах сразу усилилась. Мне стало не по себе.

Я сделал еще одну попытку и толкнул плиту что было сил. На этот раз попал на шесть дюймов ниже края стены.

Моя рука в месте перелома ужасно болела. Я понял, что таким образом не смогу перекинуть плиту через стену. И вернулся в сарай. Там в углу стоял ветхий стол, на котором копились старые цветочные горшки. Я сбросил их на пол, вытащил стол и подставил к стене. Мое дыхание сбилось. Я залез на стол. Линия тени от сарая пересекала по диагонали белую стену. Моя голова и плечи высунулись за пределы тени, и это было бы превосходным подарком для того, кто мог бы за мной наблюдать. Я поднял плиту и перебросил ее через стену, услышал глухой звук ее удара о землю и замер, ожидая окрика со стороны дома.

Окрика не последовало. Я по-прежнему слышал рокот голосов с веранды.

Но за этими голосами я различил и другой звук. Где-то в задней части дома, куда не заходили гости, послышался звук колокола.