Последняя тайна рейха. Выстрел в фюрербункере. Дело об исчезновении Гитлера - Арбатский Леон - Страница 36

Глава 30. Итого.

Как справедливо указал один американский проповедник, основной недостаток фактов в том, что их слишком много и все они разные.

Действительно, мы располагаем рядом свидетельских показаний, значительная часть которых противоречит всем остальным. Ситуация напоминает сюжет одного из фильмов Куросавы «Расёмон»: очевидцы рассказывают об одном и том же событии, причем каждая версия опровергает все предыдущие.

Свидетельские показания вовсе не должны совпадать на 100%. Абсолютное единогласие очевидцев настораживает: оно может оказаться следствием сговора, либо может случиться, что сами свидетели ничего не знают, а говорят с чужих слов, пользуясь одним и тем же источником.

Расхождения в показаниях, если они истинны, должны быть ограничены некоторыми разумными пределами.

Приходится учитывать и такую человеческую слабость, как желание поставить себя в центр событий или продемонстрировать свою осведомленность (в нашем случае это характерно для Кемпки, Аксмана, Юнге).

С другой стороны, рассматривая показания, относящиеся к 1945—1946 годам, необходимо принимать во внимание стремление многих участников событий дистанцироваться от Гитлера и его соратников, чтобы избежать ответственности (как моральной, так и уголовной) за нацистские преступления.

Но даже с учетом всех этих обстоятельств, противоречия в показаниях по принципиальным моментам, с которыми нам пришлось столкнуться в данном случае, никак нельзя объяснить субъективными причинами и «естественным разбросом».

Следует либо признать, что часть свидетелей, входящих в ближайшее окружение Гитлера и являющихся непосредственными участниками событий («посвященные»), лжет, предварительно сговорившись, но не успев согласовать детали; либо прийти к выводу, что «случайные» свидетели (Кунц, Кернау, Бауэр) ошиблись. Но вот что странно: они видели Гитлера и Еву Браун в последний раз в разное время, но после их «смерти», последовавшей 30 апреля в 15.30!

Огромное значение имеет тот факт, что оба ключевых свидетеля, на показаниях которых держится версия СМЕРШа об идентичности обнаруженных останков, после возвращения из России в Германию отказались от своих показаний: зубной техник Эхтман — полностью, ассистентка-стоматолог Хойзерман — частично.

Для того чтобы вы, Читатель, наглядно представили себе складывающуюся в результате картину, показания свидетелей по основным вопросам сведены нами в табл. 3.

Прежде чем завершить допрос свидетелей, предоставим слово последнему из них — генералу артиллерии Вейдлингу, коменданту Берлина (см. гл. 18).

Напомним, что еще за неделю до самоубийства Гитлера Вейдлинг был скромным фронтовиком, носил звание генерал-майора и командовал танковым корпусом. В фюрербункер он попал по недоразумению. Никогда раньше он не имел отношения к Гитлеру и его окружению, относился к ним критически. Короче говоря, это тот самый желанный объективный, не повязанный с гитлеровской мафией свидетель, которого так не хватало в данном расследовании.

К сожалению, ему мало что известно. Но зато исходящей от него информации можно доверять, а его оценки объективны. Из «собственноручных показаний» Гельмута Вейдлинга 4 января 1946 г. («дело Миф»): «…Находясь уже в плену, я слыхал, что труп Гитлера не был обнаружен. Это обстоятельство породило у меня сомнение, не является ли смерть Гитлера мнимой… Умер ли Гитлер, я не решаюсь утверждать, располагая только тем, что я видел и слышал (Вейдлинг был проинформирован о смерти Гитлера Кребсом в присутствии Бормана и Геббельса 30 апреля между 18.00 и 19.00. — Л. А.). Перебирая в памяти все разговоры Гитлера и моменты, связанные с его жизнью в последние дни, я задаюсь вопросом — что может говорить за то, что Гитлер еще жив? — и отвечаю себе: животный страх Гитлера перед смертью и нескрываемые заботы о своем «я»…

Деловитое поведение — без тени скорби — самых близких сотрудников Гитлера — Кребса, Бормана и Геббельса, когда они меня ставили в известность, что Гитлер умер.

Обязательство о сохранении в тайне смерти Гитлера, которое от меня потребовали. Это, конечно, могло быть сделано по военным соображениям, чтобы не вызвать беспокойства в рядах защитников Берлина. Но вполне возможно, что те, кто помогал бегству Гитлера, стремились выиграть время.

После моего пленения я беседовал с группенфюрером (так в тексте, правильно — «обергрупленфюрером». — Л. А.) СС Раттенхубером, начальником личной охраны Гитлера, и с его адъютантом штурмбаннфюрером СС Гюнше. Оба заявили, что им ничего не известно о смерти Гитлера. Я не могу этого допустить. Не связывает ли всех посвященных в это дело клятва?

Несмотря на приведенные мной доводы… я все же думаю, что Гитлер действительно умер. Мотивы для такого заключения следующие:

…Гитлер представлял собой душевную (так в переводе, следует — «духовную». — Л. А.) и физическую развалину. Я не могу себе представить, чтобы человек в таком состоянии был способен передвигаться по разрушенному Берлину. Правда, можно возразить, что Гитлеру могли помочь и увезти его. Возможность уйти в ночь с 29 на 30 апреля еще была — через станцию (метро. — Л. А.) «Зоологический сад» на запад Берлина и через станцию «Фридрихштрассе» на север города… Вылет Гитлера на самолете из Берлина совершенно исключен…»

Вейдлинг приводит еще одно соображение в пользу версии о том, что Гитлер действительно покончил с собой: если бы у него действительно были планы на будущее, он позаботился бы об их исполнителях — своих ближайших соратниках Геббельсе, Бормане, Кребсе, которые доказали свою верность, не покинув его до конца… Но он покинул их в безвыходном положении, обрек на гибель…

В действительности дело обстояло не так. Сам же Вейдлинг приводит высказывание фюрера (процитированное Кребсом), которое содержало политическую цель и план действий на период после его исчезновения: «Единственный человек, с которым Германия может договориться, это Сталин, ибо он самостоятелен и независим… Черчилль же и Рузвельт зависят от своих парламентов и капитализма… Однако лично он, Гитлер, не может договариваться со Сталиным». (Нечто подобное содержится и в записях высказываний Гитлера, сделанных Борманом в фюрербункере.)

Итак, на Геббельса, Бормана, Кребса возложена миссия: после того как главное препятствие — Адольф Гитлер — будет устранено, вступить в переговоры с русскими, заключить перемирие, одним из условий которого должно быть воссоединение рейхсканцлера Геббельса и рейсхминистра Бормана с остальными членами германского правительства во Фленсбурге, с тем чтобы совместно вести переговоры с Объединенными Нациями об условиях заключения мира.

Вопреки бытующему мнению, во время переговоров Кребс — Соколовский в ночь на 1 мая такое соглашение в принципе было достигнуто.

Советская сторона соглашалась, во-первых, после капитуляции берлинского гарнизона не считать Геббельса, Бормана, Кребса военнопленными, то есть предоставить им некоторую свободу действий; во-вторых, помочь им установить связь с Фленсбургом.

Разногласия возникли лишь по поводу последовательности выполнения пунктов этой программы: немцы соглашались на капитуляцию берлинского гарнизона после того, как будет установлена связь с Фленсбургом и Геббельс получит от рейхспрезидента Дёница полномочия на подписание акта капитуляции «крепости Берлин»; Соколовский же, в соответствии с инструкциями Сталина, требовал сначала капитуляции Берлина. Стороны не доверяли друг другу, что не удивительно…

Таким образом, самоубийство Гитлера — подлинное или мнимое — открывало перед его соратниками перспективу спасения жизни и сохранения власти, а сам Гитлер — как было задумано — жертвовал собой во имя интересов нации.

Оценивая показания большинства свидетелей, нельзя упускать из виду, что все они — убежденные нацисты, члены НСДАП и офицеры СС, все они лично преданы фюреру. Об их личной преданности Гитлеру говорит, в частности, тот факт, что они добровольно решили остаться с ним в Берлине после 20 апреля, когда фюрер предоставил каждому из них право при желании покинуть столицу. Признаки раскаяния, находясь в плену, проявили лишь двое — Кунц и Раттенхубер.