Черный город (с илл.) - Акунин Борис - Страница 25

25

— И сыграли там Долохова. Я д-догадался.

Фандоринское заикание звезде серебряного экрана не понравилось.

— Изволите меня пере… ик… дразнивать? — Горский сунул под нос Эрасту Петровичу рог, кажется, окончательно входя в роль задиры-гусара. — За красивых женщин и их любовников! Выпейте, сделайте одолжение.

Мысленно Фандорин записал Кларе за эту милую сцену еще одно штрафное очко. Прислушался к себе: может быть, это последняя капля и уже можно с чистой совестью разорвать отношение? Что скажет moralische Gesetz in mir[2]? Gesetz сказал: «Не хватит, но уже скоро. Потерпи».

— П-позвольте-ка.

Осторожно, двумя пальцами, Эраст Петрович отодвинул пьяного. Толчок был совсем не сильный, но Саббаху-Долохову много не требовалось. Он зашатался, и красное вино выплеснулось на белоснежный смокинг Эраста Петровича.

— О господи… — залепетал Горский, выходя из роли бретера. — Прошу извинить… Я не хотел…

Фандорин, опустив голову, рассматривал себя. Вид был такой, будто он только что сделал харакири тупым мечом. Сорочка, слава богу, не пострадала. На темных брюках брызг почти не заметно. А смокинг у Эраста Петровича был двухсторонний — если перевернуть наизнанку, черный. Всякий опытный франт знает, что с одеждой белого цвета вечно происходят неприятные неожиданности, поэтому нужно быть предусмотрительным.

Ущерб поправи?м, но где бы переодеться?

Он огляделся. Да вот хоть бы в гроте, где беседовали с подполковником Шубиным. Минутное дело.

За портьерой Фандорин осмотрел пострадавшую одежду и убедился, что вещь, увы, безвозвратно загублена. Такое не отстирается и не отчистится. До выхода дойти можно, но потом придется выбросить. За два дня вторая потеря. В багаже остается всего четыре смены приличного платья…

Сзади послышался легкий скрип. Это качнулась дверь решетки. Замок, прежде запертый, был открыт. Странно.

Из-за поворота каменной галереи, тускло освещенной электрическими лампочками, донесся тихий мелодичный звук. Свист?

Вечный компаньон сыщика — любопытство. Когда сталкиваешься с загадочным феноменом, возникает неодолимое желание его разъяснить.

Повесив на дверцу смокинг (пусть немного посохнет), Эраст Петрович перешел в режим «нимподзюцу» — беззвучно двинулся по коридору.

Близко, сразу за углом, кто-то очень точно, хоть и с паузами, высвистывал арийку «Ja, wir sind es, die Grisetten»[3] из «Веселой вдовы».

Еще шаг — и за поворотом галереи, которая уходила дальше, в темноту, Фандорин увидел стройную, невысокую даму, стоявшую к нему спиной. Она попеременно затягивалась папироской и отхлебывала из маленькой плоской фляжки, а в перерывах насвистывала, да еще ритмично постукивала туфелькой. Настроение у незнакомки было превеселое.

«Интересно, хороша ли она собой?»

Был только один способ это выяснить.

Эраст Петрович сказал: «Хм, хм».

Женщина проворно обернулась.

Ну, красоткой в конвенциональном смысле она, пожалуй, не была. Но лицо живое, интересное. А глаза — просто чудо. И брови хороши…

«Минутку, эти глаза и брови я уже видел! Собеседница Арташесова. Какая-то ханум, тоже нефтепромышленница. Саадат-ханум, вот как ее зовут».

Напрасно он предположил, что мусульманская вдова прячет под кисеей чрезмерный нос. Нос был с горбинкой, но тонкий — совсем не такой, как у Месропа Карапетовича. Губы изящного рисунка, сочные. Такие жалко скрывать от взоров.

Гримаса испуга и недовольства на миг исказила черты восточной красавицы, а рука, кинув папиросу, метнулась к чадре. Но тут же опустилась.

— Oh mon Dieu! — с облегчением воскликнула Саадат-ханум. — Я подумала, кто-нибудь из бакинцев. Вы кто такой и почему в одной сорочке?

«Создание не из робких. Перед Арташесовым прикидывалась. Ах да, они же тут в нефтяном бизнесе все железные. Очевидно, женщины тоже».

Он представился.

— Саадат Валидбекова. Миллион пудов с хвостиком. — Она сделала шутливый книксен. — Нет-нет, хвоста у меня нет. Это у нас так принято аттестоваться по объему нефтедобычи.

— Да, мне г-говорили.

— Про сорочку ладно, не объясняйте. Просто скажите, кто вы? — Она подняла с земли папиросу, как ни в чем не бывало сунула в рот. — Промышленник? Инженер? Трейдер?

— Нет, я нефтью не занимаюсь.

— Ну, значит, никто. Во всяком случае, по бакинским понятиям.

Эраст Петрович всегда подозревал, что мусульманки вовсе не так забиты и безответны, как считают европейцы. И всё же был ошарашен такой бойкостью.

— Сударыня… а почему вы держитесь сейчас совсем иначе, чем там?

— Зачем я буду прикидываться пугливой ланью, раз уж вы меня застукали за таким нешариатским занятием. — Саадат показала флягу и папиросу. — А кроме того, устаешь от всего этого… бахчисарайского фонтана. — Она кивнула в сторону бассейна. — Для дела приходится ломать комедию, но ужасно утомляет… Знаете, о чем я мечтаю?

Она прикрыла глаза, сладостно улыбнулась. Эраст Петрович догадался, что госпожа Валидбекова не совсем трезва.

— О чем?

— Продам дело ко всем шайтанам, уеду отсюда, буду жить в Ницце, гулять по Английской набережной. В открытом платье, с голыми плечами, чтоб обдувал бриз, в кружевных перчатках до локтей — и с дивным черным боксером.

— С черным боксером? — изумился Фандорин столь смелой фантазии.

— Ну да, на поводке. Только не с кобелем, а с самочкой, они ужасно грациозные! В Баку такое невозможно, это нарушит образ набожной мусульманки, — вздохнула веселая вдова. — Нечистое животное нельзя держать в доме — харам. Аллах милосердный, до чего же я люблю собак!

— Желаю, чтоб ваши м-мечты полностью осуществились.

И Фандорин удалился, чтобы не мешать даме предаваться запретным наслаждениям. Лоб разгладился, уголки губ растянулись в улыбке. Маленькая беседа отчего-то исправила Эрасту Петровичу настроение.

* * *

— Он отстал?

— Нет, господин. — Маса обернулся. — Едет.

В обратный путь двинулись, когда уже стемнело — старый «парсифаль» долго не желал заводиться. И почти от самой виллы сзади пристроился всадник. Он не приближался, но и не отставал. Толком рассмотреть конную фигуру не удавалось. Когда меж туч выглядывала луна, было видно, что человек одет в черное, что на голове у него косматая папаха, и только.

Через четверть часа Фандорин притормозил, чтобы проверить, случайность или нет. Всадник тоже остановился.

Пейзаж Черного Города

Не случайность.

«Интересно. Посмотрим, что будет дальше».

— Как вы думаете, господин, у него одна рука или две? — спросил Маса. — Вот бы проверить.

Попробовали дать задний ход — человек развернул коня, отъехал дальше.

— Для слежки он ведет себя глупо. Для нападения еще глупее. — Эраст Петрович пожал плечами. — Черт с ним. Что может один человек, даже если у него две руки?

Японец согласился:

— Хочет плестись сзади — пускай. Хочет напасть — тоже пускай.

Так и доехали до Черного Города. Оторваться от всадника, прибавив скорости, было невозможно. Из-за колдобин и слабых фар приходилось двигаться не быстрее пятнадцати километров.

Ночью в нефтепромысловом районе было еще мрачнее, чем днем. Смога и черных построек было не видно, но по сторонам пылали зловещие огни, а выплывающие из мрака вышки походили на огромные скелеты. И еще то там, то сям звучали выстрелы.

— Я бы здесь погулял. — Маса с любопытством вглядывался во тьму. — Это меня развлекло бы. А то день кончается, и ничего такого не случилось. Скучно. После вчерашних происшествий я настроился на… — Не договорив, он быстро сказал: — Господин, конный приближается.

Эраст Петрович оглянулся. Действительно: всадник, все время рысивший на расстоянии в полтораста — двести метров, перешел на галоп. Черная бурка раскрылась, будто крылья. Силуэт казался неестественно большим — вероятно, из-за фокусов лунного света.

вернуться

2

Нравственный закон внутри меня (нем.)

вернуться

3

Да, это мы, гризетки (нем.)