По дикому Курдистану - Май Карл Фридрих - Страница 49

– Дело решенное, мы уезжаем.

– Может быть, ты боишься мутеселлима?

– Он сам знает, что я его не боюсь.

– Я тоже не боюсь, – вмешался Селим-ага, – однако ты отобрал у него две тысячи пиастров.

Мерсина сделала большие глаза:

– Машалла, вот это сумма!

– И, кроме того, золотом, – прибавил Селим-ага.

– Кому же эти громадные деньги?

– Эмиру, естественно! Эмир, если бы ты еще и за меня замолвил словечко!

– Ты этого не сделал, эфенди? – сказала Мерсина. – Ты ведь нам обещал!

– Да, я сдержал слово.

– На самом деле? Когда же ты говорил с мутеселлимом об этом?

– При этом присутствовал Селим-ага.

– Господин, я ничего не слышал, – заверил тот.

– Машалла! Тогда ты внезапно оглох. Мутеселлим ведь предлагал мне пятьсот пиастров взамен пяти тысяч, которые я потребовал.

– Это было для тебя, эфенди!

– Селим-ага, ты говорил, что ты – мой друг и любишь меня. И тем не менее полагаешь, я плохо держу свои обещания. Мне ведь просто пришлось притвориться, словно это было для меня.

– Притвориться?..

Он выпучил на меня глаза и окаменел.

– Притвориться? – выкрикнула Мерсина, быстрее соображавшая. – Почему ты должен был притвориться? Говори дальше!

– Это я уже объяснил аге…

– Эфенди, больше ничего не объясняй этому аге. Он все равно ничего не поймет, скажи лучше мне!

– Если бы я потребовал деньги для аги, то сделал бы мутеселлима его врагом…

– Точно, эфенди, – торопливо подхватила она. – Да, было бы еще хуже, после того, как ты уехал бы, нам снова пришлось бы отдать ему золото.

– Я тоже так посчитал, поэтому притворился, что требую денег для себя.

– Так это было не для тебя? О, говори скорее! – Благородная Мерсина тряслась от вожделения.

– Для аги, – ответил я.

– Машалла! Это так?

– Естественно.

– Сколько он получит денег, не считая тех пятидесяти пиастров?

– Очень много.

– Как много?

– Все.

– Аллах-иль-Аллах! Когда?

– Прямо сейчас.

– Хамдульиллах, через тебя Господь сделал нас богатыми! Но теперь тебе придется нам все отдать.

– Вот, идем сюда, Селим-ага!

Я отсчитал ему всю сумму прямо в руки. Он хотел тут же закрыть ладони, да не успел: Мерсина очень быстро оставила его без всех монет по сто пиастров.

– Мерсина! – загремел он.

– Селим-ага! – сверкнула она глазами.

– Это ведь мое! – рассердился он.

– Оно и останется твоим, – заверила она.

– Я сам могу их спрятать, – пробормотал он.

– Я спрячу надежнее, – уговаривала его она.

– Дай мне немного денег! – попросил он.

– Оставь их мне! – ластилась она к аге.

– Тогда дай мне по крайней мере вчерашние пятьдесят пиастров.

– Ты их получишь, Селим-ага!

– Все?

– Все, но двадцать три пиастра уже истрачены.

– Ничего себе все! Где же они?

– Нет их. Отданы за муку и воду для заключенных.

– За воду? Она ничего не стоит.

– Для заключенных нет ничего не имеющего цены, запомни это, Селим-ага! Но, эмир, теперь у тебя ничего нет!

Держа в руках деньги, Мерсина явно подобрела.

– Я не люблю деньги, к тому же мне нельзя их брать!

– Нельзя тебе? Почему?

– Моя вера запрещает мне это.

– Твоя вера? Аллах-иль-Аллах! Вера не запрещает ведь принимать деньги!

– Моя – запрещает! Эти деньги не принадлежали ни макреджу, ибо он получил их незаконным способом, ни мутеселлиму, ни аге. Они бы и не попали в руки истинных их владельцев. Только по этой причине я заставил мутеселлима отдать часть денег. Если уж все так сложилось, что эти деньги не вернутся в руки тех, кому они принадлежат по праву, то лучше, если вы из них также немного получите, чем если бы они все достались мутеселлиму.

– Эфенди, это очень хорошая вера! – заверила меня Мерсина. – Ты верный последователь Пророка. Аллах да благословит тебя за это!

– Послушай, Мерсина. Был бы я верным последователем Пророка, вы бы не получили этих денег, я бы все положил в свою собственную сумку. Я не мусульманин.

– Как не мусульманин! – воскликнула она удивленно. – А кто же тогда?

– Христианин.

– Машалла, ты нессора?

– Нет, у меня другая вера, чем у них.

– Тогда ты тоже, наверное, веришь в Святую Марию?

– Да.

– О эмир, христиане, которые в нее верят, все хорошие люди.

– Откуда ты это знаешь?

– Это видно по тебе, и я знаю еще об этом от старой Мары Дуриме.

– Вот как. Ты ее знаешь?

– Она известна всей Амадии. Она редко выходит, но уж если появляется, то дарит радость всем людям, которые ей встретятся на пути. Она тоже верит в Деву Марию, и ей поклоняются многие. Вот, вспомнила, что мне нужно сходить к ней.

– Она уехала.

– Да, она снова уехала; тем не менее мне нужно к ней.

– Зачем?

– Мне нужно сказать, что ты уезжаешь.

– Кто тебя об этом просил?

– Отец девочки, которую ты исцелил.

– Останься!

– Я должна!

– Мерсина, останься! Я тебе приказываю!

Я зря повышал голос, она уже спустилась по лестнице, и, когда я подошел к окну, она уже спешно пересекала площадь.

– Не беспокойся, эфенди! – сказал Селим-ага. – Она обещала. О, зачем ты дал мне деньги в ее присутствии! Теперь мне не достанется ни одной пара из них.

– Она растратит их на свои нужды?

– Нет, она скупа, эфенди. Все, что ей удается сберечь, она прячет так, чтобы я не нашел. Она очень гордится тем, что у меня будет много денег, когда она умрет. Хоть это и не особо удобно, ведь мне приходится страдать от этого сейчас. Я вынужден курить плохой, самый плохой табак и, когда я иду в трактир, пить самые дешевые из лекарств, а они, как ты понимаешь, нехорошие.

Селим-ага ушел, весьма огорченный. Я последовал за ним во двор, где седлали наших лошадей. Потом вместе с англичанином прошелся по городу и купил все, что было нужно для поездки. Когда мы возвратились, все уже собрались перед входом в дом. Там же стоял еще один человек, в котором я уже издали узнал отца моей пациентки.

– Господин, я услышал, что ты уезжаешь, – начал он и сделал несколько шагов мне навстречу. – Поэтому я пришел, чтобы попрощаться с тобой. Моя дочь скоро совсем выздоровеет. Она, моя жена и я будем молиться Аллаху, чтобы он тебя защитил. И чтобы ты вспоминал о нас, я принес маленький подарок и сердечно прошу не отказываться от него.

– Если это мелкая вещь, то я ее возьму, в противном случае – нет.

– Это так мало и невзрачно, что я не осмеливаюсь давать тебе самому. Позволь, я отдам это твоему слуге, где он?

– Вон он стоит у вороного.

Он извлек из-под широкой верхней одежды кожаный, усыпанный жемчужинами футляр и подал его Халефу. Я заметил, что кроме этого футляра он дал Халефу еще кое-что. Я поблагодарил его, и мы расстались.

Глава 5

СРЕДИ ПРИВЕРЖЕНЦЕВ КРОВНОЙ МЕСТИ

Спустившись с возвышенности, что лежала за Амадией, тропа повела нас под гору, к долине Невдашт. Оказавшись там, мы пришпорили лошадей, и они понесли нас как птицы через скудные земли, характерные для этой долины.

Мы доехали до деревни Магланы, о которой мне много говорил курд Дохуб. Ее населяют курды, постоянно враждующие с живущими неподалеку халдейскими христианами. Мы остановились только единожды, чтобы справиться о дороге, и дальше двигались без остановок. Наш путь пролегал по разрушенным поселениям, похоронившим под своими обрушившимися стенами тела их жителей. Руины были в полном беспорядке; человеческие кости, лежавшие тут и там, были обглоданы дикими зверями. Я содрогнулся.

Вдалеке – и справа, и слева – время от времени поднимался дым. Впереди показался одинокий всадник. Заметив нас, он быстро свернул в сторону. Это было понятно, ведь мы находились не на мирной земле, к тому же он увидел, что нас несколько человек.

Опускался вечер. В долине перед нами раскинулась небольшая деревня, домов примерно в тридцать. Это было селение Тиа, где мы собирались переночевать, но как нас там примут, мы не знали.