В балканских ущельях - Май Карл Фридрих - Страница 30

— Да, всего на два шага правее.

— Два шага, эфенди. Зачем ты так быстро убрал свою голову?

— Конечно, чтобы в меня не попали!

— Но тогда он попал бы в меня! Этот несчастный лишил бы меня жизни. Я обещал ему свою дочку, а он в меня стреляет! Неужели не мог лучше прицелиться. Сабах, пойди сюда, перевяжи меня.

Но Сабах в это время осматривал Москлана. Раненый силился что-то сказать, но не мог. Он издавал лишь какие-то булькающие звуки.

— А вон еще всадник.

Я тоже заметил мужчину, ехавшего на неоседланной лошади. Мы вышли во двор, поджидая нового гостя. Увидев нас, он явно замедлил ход.

— Слава Богу, жив и здоров, — сказал я.

— Кто это? — спросил Оско.

— Кузнец. Сегодня все друг за дружкой охотятся. Настоящая псовая охота.

Узнав нас, Шимин закричал:

— Слава Богу, ты жив, а я уже начал беспокоиться!

— Что же случилось?

— Да ничего особенного.

— А что с женой?

— Он ударил ее кулаком по голове, но особого вреда не причинил.

Наконец Шимин подъехал к нам. Быстрая езда выбила его из сил.

— Вы видели его? — спросил он.

— Да, он стрелял, но промахнулся.

— Откуда же он взял оружие?

— И как ему удалось бежать? — задал я встречный вопрос.

— Сначала приехали твои друзья, — начал рассказ кузнец, — и я послал их за тобой к Бошаку, а потом пошел в кузницу поработать. И тут вдруг увидел, как пленник выбегает из дома. Я бросился к жене. Она лежала в комнате, обхватив голову руками. Без чувств.

— Как же это случилось? Как ему удалось выбраться из подвала?

— Господин, наверное, я совершил большую ошибку. Хаджи Халеф Омар пожелал увидеть пленника. А я по рассеянности забыл в подвале стремянку. Он освободился от пут и выбрался из подвала.

— Как же он смог открыть дверь?

— Да ведь она сплетена всего лишь из ивовых ветвей. Он ее просто выломал. Шум же я не слышал, потому как в то время работал в кузнице. Лошадь его стояла за домом. Он это приметил и ускакал на ней.

— Как же он нашел нас? Он что, знал, где я нахожусь?

— Он просто слышал мой разговор с твоими спутниками.

— В таком случае, ты был очень неосмотрительным.

— Ты прав. Я хотел исправить положение. Поэтому, дав жене воды, чтобы та смочила голову, помчался в деревню, взял первую попавшуюся лошадь и поскакал в Енибашлы. Там жена пекаря сообщила мне, что ты уехал в Кабач, а муж ее с Дезелимом — за тобой следом, за ними — твои друзья. И он, наверное, также нашел вас. Теперь ты расскажи, что произошло.

Я вкратце поведал ему обо всех наших приключениях. Когда я закончил, он задумчиво произнес:

— На все воля Аллаха. Москлан получил свое, а я виноват в том, что упустил его. Как мне снять с себя наказание Всевышнего, эфенди?

— Это вовсе несложно, но в этом нет никакой необходимости.

Мы вскочили на лошадей, красильщик взобрался на осла, и мы тронулись в путь. Меня одолевали сомнения: не начнет ли Москлан мстить кузнецу? Я сказал об этом Шимину.

Но он успокоил меня:

— Не волнуйся за меня, я столько узнал от вас, что больше не боюсь этого конокрада. Что бы он теперь ни говорил, я найду на него управу. Он никому не причинит вреда.

— Я тоже, — заявил толстяк. — Он стрелял в меня и пусть теперь расплачивается. Моя жизнь висела на волоске.

— Нет, скорее, моя…

— Наверное, он нас с тобой хотел убить одной пулей. А вот и деревня, эфенди. Мне нужно узнать у тебя еще кое-что.

Я отстал немного с ним вместе, и он сказал:

— Ты расскажешь Сахафу о коврах?

— Конечно.

— И он узнает о месте, где они лежат?

— Я сам покажу ему это место.

— А ты не хочешь замять это дело?

— Нет, я хочу, чтобы он знал.

— Ты жесток. Ты действительно поручишь емузаниматься этими коврами?

— Да.

— И будешь заставлять его, если он откажется?

— Мне пора уезжать, и я не могу его принуждать. Он обязательно это сделает, если ты не сдержишь данное ему слово. Так что сам решай!

— Я сдержу слово.

— Тогда пускай приезжает киаджа и трое соседей выступают в качестве свидетелей. Советую тебе сделать это побыстрее.

— В самом деле?

— Да. Ты должен доказать Сахафу, что твои намерения самые серьезные.

— Подчиняюсь тебе. О, как будут радоваться мои жена и дочь!

Наконец-то благоразумие победило. Лицо его раскраснелось, и, когда мы спрыгнули с лошадей возле его дома, он буквально скатился с осла и помчался к дверям. Мы услышали, как он кричит: «Сюда, сюда, быстрей, мы здесь!»

Женщины подбежали к нам. Хозяин был первым, кого они заметили, я — вторым.

— Господин, это ты! — завизжала от радости любимица всей Румелии. — С тобой ничего не случилось? Слава Аллаху! Я ждала тебя. Ты сдержал слово?

— Я привез тебе то, что ты просила.

— Где? Где?

— Вот.

При этом я указал на маленького хаджи, остальных пока не было видно.

— Пошла к черту! — тут же откликнулся Халеф, к счастью, на своем арабском диалекте, которого она не понимала.

Она же переспросила озадаченно:

— Вот этот?

— Да, о сладкая дочь красной краски.

— Но я его не знаю.

— Он отдаст за тебя свою жизнь. Но там дальше еще один. Выбирай между ними обоими.

Сахаф шел следом за Халефом. Девушка беспомощно и вопрошающе повернулась к отцу.

— Кого из них ты знаешь? — спросил тот, смеясь.

— Вот этого, — ответила она, указывая на Сахафа.

— По душе ли он тебе?

— Ода.

— Тогда он твой.

Она закрыла лицо руками, громко хихикнула, от стыда ли или от смущения — трудно сказать, и исчезла в комнатах.

— Господин, смотри, сколько беспокойства ты нам создал, — обратился ко мне пекарь полушутя-полусерьезно.

— Пусть теперь они беспокоятся. — И я указал на Сахафа.

— Нет, пока нельзя, — ответил пекарь озабоченно. — Юноша в день помолвки не может оставаться с невестой наедине.

Толстяк и не подозревал, что его Икбала и так уже давно встречается со своим Али за домом под присмотром заботливой и молчаливой Чилеки и еще более молчаливой луны.

— Тогда иди с ними ты, у меня нет времени.

— А Чилека не может их сопровождать?

— Тоже нет. Вы наши гости, и она должна прислуживать вам.

Прислуживать? Они что, хотят нас поить и кормить? Чем? Теми самыми деликатесами, которые я чуть было не попробовал? Не приведи господь.

И я поспешил сказать:

— Нет-нет, не нужно, время мое ограничено, мне нужно ехать.

— Господин, куда же ты, уже вечереет, куда ты на ночь глядя поедешь?

Он был прав. Тут Халеф спросил меня тихо:

— Ты действительно хочешь уехать сегодня, сиди?

— Это абсолютно необходимо.

— Один, без нас?

— Теперь уже я на это не отважусь.

— Мне кажется, что мы слишком долго в седле лошадям нужно отдохнуть.

— Ну да ладно, останемся здесь ненадолго. А ночь проведем у Шимина, моего друга.

Тут кузнец издал радостный крик и произнес, протягивая мне руку:

— О эфенди, ты даже не знаешь, какую радость ты мне доставил, назвав своим другом!

— Ты мне это доказал. Когда я вернусь домой, ты окажешься среди тех, кого я всегда буду вспоминать с любовью.

— Обязательно скажу это моей жене. Вот бы узнать как там она…

— Твоя лошадь явно устала. Тебе надо ее сменить. Возьми моего жеребца, слетай к своей жене и тотчас возвращайся.

— О, этот конь слишком хорош для меня. Лучше я поскачу на другом и так же быстро вернусь.

Он ушел. Конечно, мой вороной должен был остаться со мной ради нашей же безопасности. Нужно было узнать, что происходит в хижине нищего.

Когда все угомонились, а красильщик занялся своими семейными делами, я сказал Халефу:

— Ты не беспокойся, а ненадолго отлучусь. Хочу посмотреть, что там с Москланом.

— Ты что, с ума сошел, сиди? Ты поедешь к этой хижине?

— Да.

— Но они же убьют тебя!

— Нет уж, теперь им не удастся застать меня врасплох. К тому же убежден, что дом уже пуст. Москлана наверняка спрятали, да так, чтобы мы его не нашли.