В балканских ущельях - Май Карл Фридрих - Страница 44

— Глупость? Разве это глупость, если я накажу человека, который мучает животное и хочет сделать его калекой?

— Подожди. Вначале нужно вытащить булавку, держи ногу.

Ри понял, что я хочу помочь ему. Я мог воспользоваться только ножом. Вороной мужественно выдержал испытание. Когда я извлек сей предмет, Халеф простер руки и воскликнул:

— Отдай ее мне! Я найду злоумышленника и воткну ее ему в… Скажи мне, сиди, где может быть у этого негодяя самое болезненное место?

— Лучше воткни ему куда-нибудь, где побольше мяса, но давай сначала отведем лошадь в конюшню.

Ри снова был в порядке. Я не сердился на Халефа, но нужно было срочно обсудить положение. Почему это было сделано?

— Я знаю! — заявил Халеф.

— Ну, почему же?

— Чтобы заставить тебя продать вороного.

— Ну, я не думаю. Иногда цыгане пользуются этим средством. Если бы булавку не нашли, лошадь признали бы непригодной, больной и списали. Здесь у них какая-то иная цель.

— Но ведь он спрашивал тебя: продашь ли ты жеребца?

— Он должен бы понять из моего ответа, что я этого никогда не сделаю. А если он действительно решил, что таким низменным способом заставит меня продать коня, то он ошибся.

Я пока что не могу кое-чего понять. Почему этот возница все время держал меня в поле своего зрения? Почему следил за тем, чтобы я ни с кем не общался? И еще это ранение слуги… Хм!

— Да, — задумчиво произнес Халеф. — Сиди, мне кое-что пришло в голову. Я подумал о том, зачем нужно калечить лошадь, если ее хозяин не хочет продавать ее вознице.

— Ну, и зачем?

— Причина только одна: лошадь не должна бегать. Они хотят помешать нам быстро продвигаться вперед.

— Ты абсолютно прав. Об этом я уже думал. А если один вынужден ехать медленно, что непременно сделает другой?

— Догонит его и перегонит.

— Да, это предположение, пожалуй, самое верное.

— Но что же руководило этим возницей? Мы ведьему ничего плохого не сделали. Он принял нас как гостей и должен защищать, вместо того чтобы вредить.

— Его гостеприимство, конечно, заслуживает благодарности. Мы ведь нигде больше не смогли найти место. Однако его поведение сразу навело меня на подозрение: раз слуга действительно ждал нас на улице, значит, о нашем прибытии должно быть известно заранее. И известие это должно было прийти только из Измилана. На пути оттуда мы потеряли время, и, вполне возможно, какой-то посланец приехал оттуда раньше нас. В этом случае…

— Тише, сиди! — прервал меня Халеф.

Мы завели Ри обратно в стойло, не видно было ни зги. Снаружи тоже начало темнеть, но еще достаточно светло, чтобы окинуть взором двор. У входа стояла пожилая женщина. Весь ее вид говорил о том, что она жаждала поведать кому-нибудь свою тайну. Вот она перебежала двор и оказалась у двери в конюшню.

— Эзгар, ты здесь? — спросила она.

— Кто такой Эзгар? — поинтересовался я.

— Слуга.

— Его здесь нет.

— Нет? Ой, тут темно. Кто ты?

— Гость возницы.

Тут она вошла внутрь и прошептала:

— Скажи, ты христианин?

— Да.

— Приехал из Измилана?

— Да.

— Господин, беги! Уезжай из этого дома и города,и поторопись!

— Почему?

— Тебе и твоим спутникам грозит опасность.

— От кого? Что за опасность ты имеешь в виду?

— От Главы, торговца фруктами. Что за опасность — я толком не знаю. Они должны вначале обсудить. Я лишь должна сообщить твоему хозяину, в какой час, когда стемнеет, он обязан прийти к нему наверх.

— К кому — к нему?

— К Главе — моему господину.

— Ты сказала «наверх». Значит, торговец фруктамиживет не рядом?

— Ага, значит, они скрыли, где он живет на самом деле. Это доказательство того, что я права. Глава живет совсем рядом, его дом примыкает сверху к этой конюшне.

— Ах так? Значит, прямо за этим забором его двор?

— Да, беги, я и так ускользнула оттуда, чтобы застать кого-нибудь из вас на конюшне. Но меня здесь никто не должен видеть. Мне пора возвращаться к фургонщику.

И она уже повернулась, чтобы идти. Тут я схватил ее за руку.

— Еще один миг! О том, что мы в опасности, мы подозревали, ты сделала эту догадку реальностью. Но ради чего ты сама подвергаешь себя опасности, предупреждая нас?

— Когда вы были на ярмарке, один из наших назвал тебя гяуром, «христианской собакой». Я тоже христианка, и сердце подсказало мне, что я должна предупредить тебя. Мы с тобой одной веры; ты, так же как и я, молишься Деве Марии, я твоя сестра и не могу бросить тебя в беде.

— Бог не забудет тебя, но скажи, кто тот человек.

— Их двое, они приехали сегодня из Измилана. Имен их я не знаю. Старшего они называли Нищим, но это не имя. У него злое лицо, похоже, я его где-то уже видела. Может, он приезжал когда-то к моему первому господину, там, наверху, в старой башне под Барутином.

И она повернулась, чтобы уйти, но ее последние слова снова заставили меня остановить ее.

— Подожди, — сказал я. — Это не ты вместе со своей госпожой соорудила убежище и украсила его распятием?

— Да, я, а откуда ты это знаешь?

— Я был там, в гостях у твоего бывшего господина. И застал госпожу перед алтарем, куда та пришла, чтобы умереть.

— О Матерь Божья, это правда?

— Да. Если бы у тебя было время, я тебе бы все рассказал. Твой господин говорил мне о тебе.

— О, — прошептала она, — ты должен мне все рассказать, хотя я не могу оставаться тут ни минуты. Черт с ними, пусть они меня убьют. Я сейчас вернусь, но только другим путем. Ты еще побудешь здесь?

— Как скажешь.

— Так вот. Я подойду к этой стене, но с той стороны, сверху, и мы сможем поговорить стоя, ты — здесь, а я — там.

— Так и сделаем. Эти доски нам не препятствие. Одну или две я запросто выдержу, главное — вытащить гвозди.

— Но ведь это потом заметят!

— Нет, я укреплю все снова.

— Хорошо, только никому не говори, что я общалась с вами. — И она растворилась в темноте.

— Хаса насшеб! (Это послание Божье!) — сказал Халеф.

И он был прав. Эта старая служанка, тайная христианка, будет там, наверху, у торговца фруктами!

— Ты считаешь, что это действительно Сабах, нищий?

— Скорее всего!

— Но ты же рассказывал, как кузнец увез его!

— Значит, он каким-то образом ускользнул. В тот вечер он был ранен. Какое-то неотложное дело заставило его скакать в Мел ник.

— А кто второй, сиди?

— Мне думается, что это наш хозяин из Измилана, брат Дезелима, сломавшего шею. Нищий все ему поведал, и теперь они преследуют нас, чтобы отомстить.

— Это им дорого обойдется, — с угрозой проговорил малыш.

— Во всяком случае, мы должны разузнать, что они против нас замышляют. И в этом нам поможет служанка.

— Добрая старуха. Я награжу ее. Что мне ей дать, сиди?

— Может быть, пару серебряных монет, которые предназначались мне, там, в сумке?

— Деньги для нее лучший подарок, ведь она бедна. Но оставь свои деньги при себе, это моя забота.

— Я это предвидел, — заявил он. — У меня ведь только серебро, а у тебя есть золото. Я сделаю ей подарок из твоей сумки. Ты знатный человек и можешь заплатить. Но не дари ей больше одной монеты. Наше путешествие продлится еще долго, и кто знает, какие суммы понадобятся…

— Ты сегодня, как скаредная экономка, Халеф. Вспомни, ведь эта женщина — наша спасительница!

— Это не совсем так. Она нас предупредила, хотя и мы сами знали об опасности и были осторожны. Скажи, сиди, почему мы должны ждать, пока они предпримут что-нибудь против нас? А не пойти ли нам сейчас наверх к этому предателю вознице и не врезать ему пару раз между глаз, а потом поискать другого хозяина?

— Этого сейчас нельзя делать. Нам нужны Манах эль-Барша и Баруд эль-Амасат. Они точно где-то здесь. И они не должны догадываться, что мы что-то знаем. А твои кулаки нам еще пригодятся.

— Ага. Ты ждешь, пока они проявят себя как убийцы. Тебе отрубят голову, а я буду стоять у твоего тела и стенать, ведь я твой защитник. Но слишком многого ты от меня не требуй!