Золотой мираж - Майкл Джудит - Страница 122

— Нет, — сказала Клер. — Я так много всего хочу сделать, так много людей, которым хочу помочь, и колледж Эммы, моя собственная компания… я не хочу от всего этого отказываться. Мне нравится иметь деньги, я просто буду отныне с ними поосторожнее. Я всегда знала, что они не могут сделать всего, теперь я буду в это верить.

— Ну, вот какой славный способ начать Новый год, — сказала Ханна. Она встала у камина, держа в руках кофейник. — Квентин никогда бы этого не выучил, ведь правда, и я бы сказала, в этом его настоящая трагедия. Не в том, что он не может продать свою кучу косметики, не в том, что он потерял компанию. Настоящая трагедия в том, что он не любит своего сына, и даже не думает, что это важно. У него нет семьи, ничего нет. Боже правый. Он напоминает мне одного мужчину, с которым я когда-то работала, и которого не волновало ничего в мире, кроме собственной важности. Он…

— Мы с Клер все уберем, — сказал Алекс, вставая, и пока Ханна говорила, они собрали чашки, блюдца и десертные тарелочки на поднос и отнесли их на кухню. Здесь было тепло и спокойно, и единственный свет шел от маленькой лампы в каморке, где иногда завтракали. Они поставили подносы и вместе пошли в тенистую темноту, обнимая друг друга.

— Это было изумительно целомудренное ухаживание, — пробормотала Клер.

Алекс хихикнул:

— Между моим сыном и твоей дочкой мы никогда и близко к постели не окажемся. Я думаю, нам следует сбежать отсюда и поглядеть, что мы тогда сможем сделать.

Клер рассмеялась:

— Я согласна.

— А как насчет Эммы? Ты ведь не хочешь оставить ее одну.

— Она останется с Роз и Джиной. Она любит их и для нее сейчас нет лучшего места, чем их ферма.

— А Ханнна поедет к своему Форресту. И мы с тобой поедем… а куда бы тебе хотелось?

— В твою нью-йоркскую квартиру.

— Правда? Я думал о Гавайях. Куай в январе — это роскошно. Или Пуэрто Валларта. Тоже тепло и красиво. Выбирай.

— Ни то ни другое. Я просто хочу быть с тобой.

Они поцеловались долгим поцелуем, который заключал в себе и те недели, когда они проработали вместе в кабинете Клер, и близость последних ужасных и радостных дней, когда они так сжились друг с другом. В ней было понимание друг друга, всегда столь схожее: для Клер это было вновь открытое чудо, для Алекса — осознание, что любовь, которую он видел раньше и потерял, можно создать опять, по-новому, и что у него опять будет свой дом.

Клер отстранилась чуть-чуть, чтобы взглянуть на него, чтобы ощутить чудо его близости, и завтрашней и послезавтрашней, и всего будущего, которое теперь, после стольких лет, не будет одиноким. Настал день рождения моей жизни, ко мне пришла любовь. Давным-давно женщина по имени Кристина Роззетти написала эту строчку в своем стихе, Клер вырезала ее и упрятала в бумажник.

— День рождения моей жизни, — промурлыкала она Алексу. — Я никогда не думала, что он настанет. Я никогда не думала, что это будешь ты.

— Я люблю тебя, — сказал он. — Моему сердцу легко, моя душа ликует. У нас будет такая прекрасная жизнь.

Клер подумала об Эмме и Дэвиде, и о доме, который их всех приютил. Ее тело ожило под теплом рук Алекса, под силой его крепких объятий, и она обрела ощущение богатства, которого не знала никогда раньше. Она подумала о Форресте Икситере, стоявшем у камина в ее кабинете, и его звучный голос словно наполнил комнату. Мы окружены чудесами и возможностями… Боже мой. Как благословенно быть живым и обнимать бесконечные чудеса этого великолепного мира…

— Мир бесконечных чудес, — сказала она Алексу. — Он ждет нас. Все открытия, которых мы еще не сделали… — Она поцеловала его и сказала, прижимаясь губами к его рту.

— С Новым Годом, мой любимый!