Легенда о Золотой Бабе - Курочкин Юрий Михайлович - Страница 13

Скорей бы вечер (Тима раньше не вернется), скорей бы он возвратился!

И подумать только, что все началось с…

12 февраля. 11 ч., 15 м.

Саша просит есть. Говорит, что массы проголодались. Но хотя сегодня дежурю по пищеблоку я, он не дал мне готовить обед, забрал продукты и ушел мудрить с ними. «Я еще в детстве читал творения классиков кулинарии, включая Елену Молоховец!» — и пытается создать из крупы и тушенки какие-то замысловатые беф-кру-ля-ля, которые даже сам не всегда решается попробовать первым. Намудрит, наверное, и сегодня. Ну да мне не до еды.

Итак, все началось с картошки.

Вчерашнее утро застало нас в селении — последнем перед конечным пунктом похода. Предстояло двадцатикилометровым броском успеть добраться засветло до лесной избушки где и устроить ночевку.

После завтрака Тимофей ушел к какому-то старому охотнику расспросить о дорогах и тропах, ребята соображали насчет пожевать, а мне… мне захотелось картошки. У хозяев, где мы остановились, лишней не было; и я пошла купить, поискать ее в остальных семи домиках этого миниатюрного, заброшенного в далекой тайге поселочка.

Мне повезло. В первом же домике, стоящем несколько на отшибе, картошка нашлась. Хозяйку, широкоскулую пермячку, я встретила в дверях уже одетую — она собралась уходить. Но картошки продала.

— И что ты в эку даль, голубушка, поплелась? — жалостливо спросила меня хозяйка, когда я рассчитывалась с ней.

Я не успела ответить — в избу вошел парень, таща за собой рюкзак.

— День добрый! — приветствовал он нас. — Можно у вас, хозяюшка, остановиться? Вижу, здесь уже есть представители туристского племени…

— Да не, они не у меня, они у Марьи, — пропела хозяйка своим северном говорком. — Садись, гостем будешь. А я пойду ино. Поскучайте тут…

Парень забросил рюкзак на лавку и, сняв шапку, уселся.

Я узнала его. И покраснела. Это был Слава.

Мы познакомились летом в парке, когда ко мне у танцплощадки пристал какой-то полупьяный чернявый нахал. Я, вероятно, сумела бы ответить ему сама; но подошел не знакомый ни мне, ни Светке (я была с ней) парень и, надавав чернявому оплеух, прогнал его; Видя, что мы собираемся уходить и что мы здесь одни, наш спаситель предложил проводить нас. Мне очень не хотелось этого, но отказаться показалось неудобным, да и Светка дергала меня за рукав, давая понять, что надо соглашаться.

Это был герой ее плана. Высокий, светловолосый, с правильными — я бы сказала, породистыми — чертами лица, с холодноватым, чуть насмешливым взглядом, очень вежлив и предупредителен, очень умеет носить костюм.

— Киношник! — шепнула мне Светка. В ее понимании все красивые мужчины — киноактеры.

Происшествие было тоже в ее вкусе — я чувствовала, что она вся дрожит от восхищения.

— Вы любите танцевать? — спросил Ярослав (так звали нашего нового знакомого), когда мы вышли из парка. Надо же было с чего-то начинать разговор!

— Да, очень! — успела предупредить меня Светка.

— Я тоже, — сказал Ярослав, — хотя, признаться, танцую редко. Танцы развивают грацию, чувство ритма. Это красиво. И потом это естественная потребность человека. Вспомните, какую огромную историю имеет танец — наши древние предки устраивали пляски над убитым мамонтом, а позднее танцем выражали свою благодарность богам. Не так ли?

Я грустно смолчала. Его слова напомнили мне недавний разговор с Тимофеем. Я тоже люблю попрыгать на институтских танцульках, забегаю иногда и в парк. Но Тимку вытащить на них нет никакой возможности. Я не раз говорила ему:

— Почему ты не танцуешь? Танцы развивают грацию.

— Я занимаюсь гимнастикой. Это дает не меньше.

— Но это же давняя человеческая традиция, даже больше чем традиция! — не сдавалась я.

— Я не следую рабски всем древним традициям.

— Танцы — отдых.

— Хорош отдых! За десять минут затрачиваешь энергию, потребную на то, чтобы расколоть несколько кубометров дров. Вот и коли дрова — и отдых и польза. И туфли целее.

Его не переубедишь. Но на танцах я стала появляться реже.

— Приходите ко мне в день рождения, потанцуем. До упаду! — Это Светка пошла в атаку. — У меня ровно через неделю, в субботу. Придете?

— С удовольствием, — поклонился Ярослав и обратился ко мне: — А когда у вас день рождения, скоро?

— У нее не скоро, у нее зимой, двенадцатого февраля, — тараторила Светка.

Мы дошли до угла, где Светке нужно было идти налево — она живет двумя кварталами дальше, — а мне направо, на трамвай. Светка двинулась направо.

— Вам на трамвай? — спросил ее Ярослав и легко прикоснулся к моему локтю, давая понять, что хочет взять под руку.

Светка изумленно уставилась на меня, готовая заплакать.

— Нет, это мне на трамвай. До свидания! — крикнула я и побежала к остановке.

Трамвая не было и, прождав его минуты три, я пошла в надежде перехватить тот, что, возможно, стоял ка конечной остановке. Я угадала. Трамвай уже трогался, когда я подбежала. Можно было еще успеть. Но у остановки… У остановки стоял он, Слава. Когда он успел?! Я повернула назад.

Я уже давно забыла о той встрече, но недавно, месяца два назад, мы встретились снова. В трамвае. Я прошла вперед, села на свободное место у окна и стала рыться в сумочке.

— Не беспокойтесь, я взял, — послышалось сзади.

Это был Ярослав.

Я пробормотала что-то вроде «спасибо» и замолчала. Он стоял сзади и тоже молчал. Только когда трамвай остановился у рекламного щита он вгляделся в афиши и сообщил:

— В «Урале» возобновляют «Без вины виноватые». Какой чудесный фильм!

— Да! — вырвалось у меня. Я тоже страшно любила эту картину. — А какова там Тарасова! По-моему, это лучшая ее роль в кино.

— Ну, это едва ли верно, — мягко возразил он. — А Катерина в «Грозе», а другая Катерина — в «Петре», ну, наконец, Анна Каренина?

— Все же в роли Отрадиной она лучше…

— Задаете что, — предложил неожиданно он. — Давайте сходим на «Без вины…» Я давно не видел ее и, может быть, тоже приду теперь к вашему мнению. Вот и билеты — сегодня в девять пятнадцать.

Смотрите, у него и билеты!

— Нет, нет… — замялась я. — Я не могу. У меня сегодня…

— Но не день же рождения? Кстати, я не забыл, что двенадцатое февраля — ваш день.

Я молчала.

— Тогда вот что. — Ярослав порвал билеты и кинул их в угол. — Завтра — на этот же сеанс. Идет?

— Идет… — чуть слышно сказала я и пошла к выходу.

Ох, я ругала я себя по дороге домой (я сошла остановкой раньше)! Как это у меня вырвалось это «идет»! Ведь он будет ждать. А я… конечно, я не пойду. Зачем мне это?

К «Уралу» я, конечно, не пошла.

12 февраля. 12 ч. 05. д.

Скоро начнет темнеть. Почти час стояла на пригорке и до рези в глазах всматривалась в мутно-белый горизонт, в зубчатую вершину той горы, как будто на таком расстоянии можно увидеть человека!

Скорее бы! Буду пока писать — все-таки отвлекаешься…

…На свидание я тогда не пошла. И хорошо сделала. Больше мы не встречались Хотя иногда мне казалось, будто я встречаю его взгляд то в фойе театра, то на институтском вечере, то на улице в толпе. Но, может быть, это только казалось.

А вот-теперь он здесь.

— Очень рад встрече с вами, — сказал он просто и, по-моему, даже с сожалением.

— А как вы оказались здесь? — спросила я, оправившись от смущения.

— Иду штурмовать одну вершинку. Давно не бродяжил. Взял небольшой отпуск — и сюда.

— Какую вершинку?

— Да вот, — кивнул он головой в окно. — Говорят, что ее зовут Шаманихой, хотя на карте этого имени нет. На нее, кажется, никто еще не подымался.

— Один? — удивилась я.

— Один.

Мы помолчали. Я стала надевать рукавички.

— А вы? — спросил наконец он, словно для того, чтобы остановить меня.

— А мы домой, — и чуть не улыбнулась, увидев, как вытянулось его лицо.

— Вы уже были там… на Шаманихе? — спросил он обеспокоенно.