Аальхарнская трилогия. Трилогия (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 77

— Какие у вас доказательства виновности девицы Сур? — хмуро спросил Шани, натягивая черную инквизиторскую шутру — одеяние, чем-то напоминавшее свободный широкий свитер. Кольцо на палец, серебряный Круг Заступника на цепи — на шею: все, экипировка закончена, неприятный тип в наличии.

— Пятый кравчий, подавший вам отравленное вино, после допроса с пристрастием дал признательные показания, — сказал Шух. — По его словам, девица Сур встречалась с ним вчера ночью и передала ему яд для вашего отравления. Попутно он произнес множество еретических речей и хулу на государя, так что я принял решение переправить подлеца в ваше ведомство.

— Это правильно, — одобрил Шани, — но участие девицы Сур в заговоре, многоуважаемый Шух, это клевета.

Дина встрепенулась, а Шух непонимающе забормотал:

— То есть как же это клевета, отчего же клевета?

— Безусловно, признание — царица доказательств, — сказал Шани, — однако девица Сур никак не могла встретиться с подсудимым и передать ему яд, поскольку провела со мной как предыдущую, так и нынешнюю ночи.

Шух поразился настолько, что даже встал с табурета. Подобного поворота событий он совершенно не ожидал да и вообще представить себе не мог, что такое возможно. Дина же совершенно окаменела и не издавала ни звука.

— И прошлую, и нынешнюю ночи? — только и сумел переспросить Шух.

— Совершенно верно, — кивнул Шани. — Я полагаю, что вы пощадите честь дамы, и мне не придется вам рассказывать о том, чем мы занимались.

Надо сказать, что само понятие Прекрасной Дамы в Аальхарне возводилось в культ. Особенно недоступных и идеальных женщин чтили армейцы и вояки, которые преизрядно отличались на поприще дуэлей и серенад под окнами. При этом собственных прекрасных дам они, не обинуясь, частенько гоняли почем зря и чем придется, и не одна офицерская супруга красовалась, бывало, с синяком на лице, что давало возможность пылким поклонникам вопить: «Я убью этого солдафона! Я растопчу его!» Поэтому Шух важно надулся и выпятил грудь, словно ему вручили золотой орден.

— Разумеется, ваша бдительность, честь дамы — превыше всего. Однако как же быть с показаниями кравчего?

Шани безразлично пожал плечами. Жаль парня, конечно, но он должен был понимать, что никто за него в подобной ситуации заступаться не станет. Тем более, тот, кто дал ему бокал с отравленным напитком.

— Ну вы же сами сказали о его еретических высказываниях и хуле на особу государя. Пожалуй, я лично его послушаю. Там и узнаем, с кем он успел поделиться своими высказываниями по этому поводу и насколько глубоко поражен ересью. Полагаю, и девицу Сур он оклеветал потому, что она, как истинная и верная аальхарнка, не стала слушать его бред.

Истинная и верная аальхарнка тем временем едва не падала от пережитых эмоций. К тому же, ее снова начал терзать кашель, и, пытаясь удержать его, девушка покраснела и едва не плакала. Шани это заметил и решил, что Шуху пора и честь знать.

— Вы уже отправили еретика в инквизицию? — спросил он.

— Хотел отвезти лично, — отвечал Шух, — вместе с девицей Сур, но у нее алиби.

— Вот именно, — произнес Шани. — Тогда, если вы не против, я составлю вам компанию. Подождите меня внизу и отправимся вместе.

Шух несколько смутился.

— Дело в том, ваша бдительность, что я намеревался еще завернуть в трактир Шатора, — смущенно признался он. — За всю ночь крошки хлеба во рту не было.

— Прекрасно, позавтракаем вместе, — сказал Шани, ненавязчиво, но твердо выставляя Шуха за дверь. — Так что подождите меня, я скоро буду.

Он закрыл дверь и обернулся к Дине. Та, будто став бесплотным призраком соскользнула по стене, и упала перед Шани на колени.

Шани твердо взял ее за подбородок и сказал:

— Я ошибся. Государю ты не нужна. Поэтому уезжай прямо сейчас на строительство и сиди там тише воды ниже травы. Когда за тобой придут, — Дина вздрогнула, и по ее щеке пробежала слезинка, — то кричи, что есть информация, которую ты скажешь только мне. Возможно, тебя все-таки доставят в столицу… Если нет… что ж, такое то же случается.

Вторая слезинка. Третья. Шани осторожно взял девушку под мышки и поднял с пола. Дина шмыгнула носом, провела по лицу ладонью и хмуро спросила:

— Почему..?

— Наверно, я просто неравнодушен к женщинам, с которыми сплю, — ответил Шани и подтолкнул ее в сторону двери.

Глава 7. Дина

— Сиди там и не высовывайся. В столицу — только официальные документы о строительстве, лично государю, с копией в инквизицию. Никаких вольностей, ничего частного. Письма придут с обычной почтой и пройдут перлюстрацию, так что не стоит тебе искать новые приключения.

— Хорошо, — кивнула Дина. — Хорошо, я все поняла.

Глаза шеф-инквизитора очень неприятно сощурились, сверкнув сиреневым. Дина подумала, что человек, сидящий на соседней лавке в ее дорожной карете, не имеет ничего общего с тем мужчиной, который провел с ней эту ночь. Ужасный тип, отвратительный тип, насквозь промороженный государственным цинизмом чиновник… Карету тряхнуло на одной из колдобин — они приближались к заставе на выезде из столицы. Шани протянул руку и постучал в стенку: кучер послушно остановился.

— Сейчас в столице будет жарко, — задумчиво произнес Шани, будто говорил не с Диной, а сам с собой. — Государь наш умница, сообразил, как залезть в карман к народу во славу истинной веры… Каждый второй окажется еретиком или ведьмой, — он сделал паузу, словно увидел, что не один. — Поэтому не попадайся. И молись, чтоб Луш о тебе не вспомнил.

Дина качнула головой, и Шани взялся за ручку и открыл дверцу кареты. Когда он уже выскочил на улицу, Дина высунулась за ним и тихо спросила:

— Послушай… все, что случилось… оно для тебя важно?

Шани пожал плечами, поправил отороченный серебристым мехом капюшон.

— Не знаю, — ответил он. — Но если б нет, то ты бы сейчас общалась с мастером Ковашем, а не со мной.

Дина вздрогнула, а Шани захлопнул дверцу и махнул кучеру рукой: дескать, не стой, поехали. Карета тронулась: Дине предстоял унылый путь под холодным осенним дождем среди опустевших лугов и хмурых лесов, что похожи на зверей с облезающей рыжей шкурой. Она поудобнее устроилась на жесткой лавке и едва не расплакалась.

Дороги Аальхарна славились своими кочками да колдобинами, и карета прыгала по ним так, словно ей постоянно давали хорошего пинка. За окном тянулись бесконечные растрепанные леса; Дина вспоминала, как совсем недавно они с Шани ездили выбирать место для строительства — два мрачных дождливых дня теперь казались самыми светлыми в ее нынешней жизни…

Влюбилась она, что ли? Или испытывает простую благодарность?

На память Дине пришло вчерашнее утро. Едва она появилась в приготовленном к празднику дворце, как государь назначил ей приватную встречу в Белой гостиной, но обошелся без любезностей и сразу же перешел к делу.

— Пятый кравчий принесет к вам вино, — сказал государь. — У тебя будет свой бокал, и для себя с подноса ничего не бери. А Торну передашь крайний правый бокал. Выпейте за мое здоровье.

— Повинуюсь, сир, — ответила Дина и склонилась в почтительном реверансе. — Позвольте узнать, что же в бокале его бдительности?

Луш посмотрел на нее очень неприветливо, но все же снизошел до ответа.

— Несколько капель фумта, — Дина ахнула, и он продолжал: — Ничего, не помрет. Завтра уже будет здоров.

— Ваше величество…, - выдохнула ошеломленная Дина. — Ваше величество, но если он все-таки умрет..?

Она хотела добавить «…то что тогда будет со мной?», но промолчала. Государь брезгливо поморщился.

— Ну и умрет, — скривившись, ответил он, — Все в руках Заступника.

Дождь усилился; несмотря на тряску, Дина стала дремать под успокаивающий стук капель на крыше. Встретятся ли они снова? Каким тогда будет этот сиреневый взгляд: добрым и радостным или равнодушным, будто подернутым инеем… Впрочем, она и не видела его добрым. Ни разу. Растерянным, гневным, скептическим, равнодушным — да, но не добрым.