Тайны «Бесстрашного» - Лейрд Элизабет - Страница 59

Девочка осторожно высвободилась.

— Именно что обязана. Разве не понимаешь? Это мой единственный шанс вернуться в Жалиньяк. Когда «Бесстрашный» уйдет сопровождать корабли с важным грузом, то может уже и вовсе никогда не вернуться к берегам Франции. Пройдут годы, пока мне снова выпадет случай попасть домой. И подумай, Джон, что будет, если я откажусь? Вдруг французы нападут и завяжется бой? Сколько людей с «Бесстрашного» погибнет? Кто из наших друзей? Том? Джейбез? Мистер Эрскин? Дейви? Ты?

— Только не Дейви, — попытался улыбнуться Джон. — Ему гадалка нагадала, что он будет жить вечно.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Если кто-нибудь из них погибнет, я не вынесу сознания, что могла как-то предотвратить это.

Они жались друг к другу под порывами холодного ветра Джон слышал, как Кит стучит зубами. Так хотелось обнять ее, защитить от стужи, но Джон знал, что часовой у каюты не спускает с них глаз.

— На моем месте ты бы сделал то же самое, Джон, ведь правда же? Потому что так — правильно.

Он неохотно кивнул;

— Да. Да, наверное, и я бы согласился.

Он хотел сказать еще многое, хоть как-то выразить словами всё царившее на душе смятение, всю бурю чувств, что раздирала его, но тут один из военных моряков на палубе откашлялся и затопал ногами, согреваясь. Он оказался куда ближе, чем думал Джон.

— Да и потом, — Джон услышал в голосе Катрин улыбку, — только подумай, что за приключение!

Он набрал в грудь побольше воздуха. Если Кит такая смелая, то и он не отстанет.

— Не волнуйся. Я больше спорить не буду. И помогу тебе всем, чем только смогу.

— Спасибо. — В голосе девочки звучало нескрываемое облегчение. — А теперь мне надо вернуться в лазарет. Не знаю, как быть с одеждой. У меня ведь только и есть то бальное платье из Бордо. В нем я за две минуты замерзну насмерть.

Они спустились с квартердека на пушечную палубу, на которой сейчас буквально свободного места не осталось. Повсюду были свалены груды военных принадлежностей. Изможденные солдаты — иные с окровавленными повязками на головах, иные с рукой на перевязи, все в лохмотьях и изодранных грязных сапогах — сидели, прислонившись спиной к переборкам, или просто лежали прямо на голых досках.

Кавалерийский офицер в сапогах со шпорами стоял на коленях подле одного из стонущих страдальцев и подносил к его губам флягу с водой.

Глаза Джона сузились при виде плотного плаща, который офицер сбросил с одного плеча, чтобы высвободить руку. Подождав, покуда кавалерист выпрямится, мальчик подошел к нему.

— Прошу прощения, сэр.

Офицер повернулся, и Джон был поражен, увидев, как тот бледен и изнурен. Щеки кавалериста ввалились, глаза запали, но сверкали таким счастьем, что Джон даже отступил на шаг.

— Да, да, дорогой мой, — лихорадочно проговорил офицер, хватая мальчика за руку. — Чем могу служить.

— Я… у меня к вам немного странный вопрос, — начал Джон, выбитый из колеи жаром собеседника. — Мне нужно… видите ли, по некоторым обстоятельствам мне нужно купить у кого-нибудь теплый плащ, вот как у вас. Не для меня, а… для одного человека Может, вы случайно знаете кого-нибудь, кто бы мне продал…

Офицер уже расстегивал цепочку на воротнике. Торопливо сбросив плащ, он сунул его в руки Джону.

— Он ваш. Берите. Нет-нет, и слушать ничего не хочу. Если бы вы только знали, как вся наша злополучная армия мечтала об этой дивной минуте — когда мы увидели ваши прекрасные корабли, наши английские корабли, такие величественные, такие сильные… Они входили в гавань, а мы знали: это идет наше спасение… — Он умолк, и Джон, к величайшему своему смущению, увидел, что в глазах офицера блеснули слезы. — Мы в безопасности тут, в этих деревянных стенах, и здесь тепло, и есть еда…

— Но я же должен хоть заплатить… — растерянно проговорил Джон.

— Заплатить? Дорогой мой, вы хоть посмотрите на этот плащ. По меньшей мере три дыры от пуль… прореха от удара сабли… низ весь в грязи… вот тут подпалина… а шелковая подкладка вконец истрепалась. Я бы постыдился показаться в нем в Лондоне. В Гайд-парке вокруг меня собралась бы целая толпа насмешников. Нет-нет, уж каков он есть, но он ваш.

Раненый на полу снова застонал. Офицер присел и поднес флягу к тонким запекшимся губам бедняги.

— Не стони, Карзон, славный мой товарищ. Теперь ты в безопасности, слышишь? И тебя даже накормят. Накормят! Меня со всей ответственностью заверили, что обед из — что там едят моряки? — солонины и горохового супа будет подан прямо-таки незамедлительно. Так что теперь умирать не стоит. Держись!

Джон помешкал рядом еще несколько секунд, а потом пошел прочь.

«Да и всё равно у меня же денег нет ему заплатить», — запоздало сообразил он.

В темноте и царившей на корабле сутолоке шуме и столпотворении, когда к борту то и дело подваливала еще одна шлюпка с оравой оборванных, усталых и раненых солдат, их ружьями, амуницией и прочим, и прочим, никто и внимания не обратил еще на одного гардемарина, спускающегося по штормтрапу «Бесстрашного» в пустой ялик. Никто даже не глянул на тонкую фигурку, с головой укутанную в плащ, что проворно скользнула за ним следом. Матросы в ялике налегли на весла, и крохотное суденышко заскользило к берегу, где уже ждала посадки очередная группа солдат.

Пробравшись через толпу на пляже, Джон и Кит оказались под стенами гавани.

— Подожди здесь, — сказал Джон. — Тут тебя никто не заметит. А я пока огляжусь, куда нам двигаться дальше.

Катрин спряталась в самую глубокую тень.

— Да, ступай. Я буду ждать тебя здесь.

Джон зашагал вдоль берега, вертя головой направо и налево, не зная толком, что же делать дальше. В слабых отсветах, которые падали на пляж из городских окон, всё равно было практически невозможно ничего разглядеть, но крики и стоны вокруг подсказали мальчику, что он забрел в толпу больных и раненых солдат. То и дело слабые руки хватали его за одежду, хриплые голоса умоляли принести воды.

У этих и спрашивать не о чем, сказал себе Джон, содрогаясь. Они все уже полумертвые.

Внезапный пронзительный, исполненный ужаса и муки вопль заставил мальчика остановиться. Из тьмы на него вылетело что-то огромное, черное, брыкающееся и встающее на дыбы. По пляжу мчался обезумевший от страха конь. Даже во тьме Джон различил два белых пятна закатившихся глаз несчастного животного, хлопья пены в оскаленном рту и растрепавшуюся гриву. Мальчик инстинктивно вытянул вперед руки, защищаясь — и случайно ухватился за поводья коня. Испуганное животное остановилось, но не успокоилось, а заплясало на месте, брыкаясь и лягаясь во все стороны.

Джон без малейшего успеха пытался успокоить коня, когда из темноты на них выскочил какой-то кавалерист.

— Ох, так ты его поймал, — пропыхтел он. — Спасибо, дружище. Не хочу я, чтобы это сделал кто-то иной, после всего, что мы с ним вместе прошли. Ну, Руфус, тихо, тихо. Стой смирно. Приятель, подержи его, покуда я заряжу пистолет.

— Пистолет? — Обеими руками вцепившись в поводья, Джон с трудом удерживал коня на месте.

— Ну да. Пуля в голову. Последнее, что я могу для него сделать.

— Но зачем? Зачем вы хотите убить коня?

Незнакомец горько рассмеялся:

— Да это вовсе не я хочу. Спроси у полковника, чтоб его черти в аду поджидали с раскаленной сковородкой. «Вы, говорит, ребята, по лодкам. Коней не брать. И французам не оставлять, нечего гадам такие подарки дарить. Пристрелите их, говорит. Да живо». Но кавалеристу-то конь, он ведь дороже родного брата. Мы с Руфусом столько сражений повидали. Ты и не поверишь, сколько раз он мне жизнь спасал.

Он перехватил поводья коня и принялся что-то ласково нашептывать четвероногому другу срывающимся от горя голосом. Конь застыл и только дрожал всем телом.

— Прости, Руфус, прости, старый друг, — услышал Джон. — Прости меня. Я обещаю, тебе не будет больна Уж лучше я, чем какой-нибудь мясник.

Кавалерист отступил на шаг и дрожащей рукой поднял пистолет, направив дуло прямо в белую звездочку на лбу коня.