Наша светлость - Демина Карина - Страница 84

Он выглядит неживым. Живой человек не способен часами сохранять неподвижность. Жутко. И Тисса не в состоянии отделаться от ощущения, что ему тоже плохо. Она помнит Каменный зал и тонкий шнур черной крови, выползающий из уха.

В жизни де Монфор лишь однажды оступился. И совершенная ошибка терзала его совесть, побуждая к признанию…

Трагическая пауза.

…о преступной связи с замужней женщиной, имя которой леди Лоу не смеет назвать. Но предполагает, что раскаяние несчастного ее супруга и стало мотивом для убийства, поскольку…

— Прежде, чем вы продолжите, — голос лорда-протектора глух, — любые домыслы, порочащие честь и репутацию моей жены, произнесенные прилюдно, я буду считать официально выдвинутым обвинением.

Шепот катится от передних рядов к задним. И писец замирает, не зная, следует ли запечатлеть и эти слова.

— Поскольку разум моей жены полностью открыт для меня, то я потребую равного открытия и от того, кто выдвинул обвинение. К сожалению, опыт показывает, что мое вмешательство влечет за собой смерть. Однако закон учитывает возможность, а не последствия. Так что вы хотите нам рассказать?

— Он и вправду может… — Тиссе казалось, что она говорит шепотом, но все вновь повернулись к ней, и, значит, шепот был громким.

— Может. И сделает, если его вынудят. Он бы с удовольствием вывернул Кормака наизнанку. Или припугнул бы, но Кормак потребует ответной меры.

Меры?

— Ребенок, мы все здесь заложники закона. Если Кайя тронет Кормака, или его дочь, или хотя бы кого-то со стороны обвинения, Кормак потребует заглянуть в твой разум.

А это Тиссу убьет.

— Мы ждем, — напомнил лорд-протектор.

— Я… я хочу сказать, что мой муж искал встречи с Тиссой Дохерти. Думаю, желал принести ей свои извинения. Он шел на эту встречу с миром. Но был сначала отравлен, а потом заколот. И она созналась в убийстве! Добровольно. Перед восемью свидетелями. Вот правда, от которой вы не сможете отвернуться.

Глава 29

СТАЙНАЯ ОХОТА

— А я вообще не выйду замуж. Так спокойней, правда? Хочу пряники ем, хочу — халву.

У Меррон убежать не получилось. Точнее, она передумала, потому что, во-первых, здраво рассуждая, понятия не имела, куда бежать и чем заниматься, во-вторых, любое мероприятие требовало хотя бы минимальной подготовки. Меррон — отнюдь не глупая дурочка, которая бросается с головой в авантюру.

Свою авантюру Меррон хорошенько продумает.

Но потом случилось Ужасное Происшествие!

Так выразилась тетушка Бетти и, упав на диванчик, потребовала веер и нюхательную соль, которая была подана незамедлительно. Меррон тоже желала знать о происшествии. А как узнать новости, если ее заперли, и глупая Летти молчала, лишь щурилась и вопросы игнорировала?

С падшими женщинами она, видите ли, не разговаривает.

Падшей себя Меррон никак не ощущала, скорее — незаслуженно обиженной. Подумаешь, невинность… в ее возрасте оставаться невинной девой уже как-то и неприлично. Тетушка сама так говорила! И ладно, если в тетушкином понимании потеря этой самой невинности прочно связывалась с замужеством, но у Меррон свой взгляд на вещи!

В общем, замуж она категорически не желала, а вот новости знать хотела.

Тем более такие!

Леди Дохерти зарезала Гийома де Монфора! Насмерть! Нет, нет, не та леди, которая супруга лорда-протектора, а…

Новостей у тетушки имелось столько, что хватило до самого ужина. И Меррон послушно выпила капустный сок, очень полезный для цвета кожи, ни слова не сказала о биточках из моркови и вареном сельдерее — тетушка надеялась, что у Меррон все-таки вырастет грудь. И даже ненавистные сырые яйца — смягчают голосовые связки и придают голосу нужную бархатистость — были употреблены залпом.

Выходит, Меррон пропустила столько всего интересного, пока сидела, раздумывая над своим поведением, — чего над ним думать? Обыкновенное поведение…

Она видела ту самую леди Тиссу. Леди как леди. Маленькая. Беленькая. Вся какая-то… трепетная. Наверняка от малокровия — у половины местных дам Меррон симптомы малокровия отмечала. И явной дистрофии. Но дело-то не в болезнях, которые тетушка считала столь же пристойными и даже приличествующими леди, как мигрень, а в том, что малокровная леди человека зарезала.

— Двадцать пять раз ударила! — Бетти, представив себе сие действо, вновь лишилась чувств. В обмороки она падала красиво, томно — сказывался немалый жизненный опыт. И в себя приходила быстро.

Но двадцать пять раз…

Нет, определенно Меррон ничего не понимает в людях. Но двадцать пять раз кого-то ножом пырнуть — утомительно.

— Они любовниками были. — Взяв стебель сельдерея, тетушка Бетти откусила кусочек. И даже это у нее получалось изящно. — И де Монфор решил все мужу рассказать…

…если так, то он идиот полнейший. Меррон видела того самого мужа. Тоже лорд как лорд, из тех, которые всех прочих людей заочно презирают. Он и глядит-то сверху вниз, с насмешечкой… впрочем, Гийом не лучше.

И странно все, если подумать. Но жуть как интересно.

Тем более что Бетти решила посещать суды, вероятнее всего, не из желания добраться до правды, а потому, что все общество собиралось быть. Тетушка Бетти не могла себе позволить отстать от общества.

И Меррон с собой взяла. Не сразу, но после раскаяния — почти искреннего, если бы Меррон знала, что этот дурак жениться захочет, обошла бы десятым кругом. Еще пришлось обещать быть с женихом любезной. Договор договором, но тетушка явно опасалась, что сбежит.

Такая партия…

Какая — непонятно. Ведь не похож был на всех этих разряженных, надменных, думающих только о выгоде… да, определенно, Меррон плохо разбирается в людях.

Места им достались не самые удобные, все-таки тетины поклонники были ограничены в возможностях, но слышно было все или почти все. И Меррон слушала! Когда ей еще случится на настоящем суде побывать! И чтобы таком…

— Вот увидишь, ничего ей не будет. — Соседкой тетушки была леди Мэй, которая от тетушки отличалась разве что цветом глаз и пристрастием к искусственным цветам, которые леди Мэй вплетала в волосы в огромных количествах.

— А я слышала, что осудят.

— Ну да, а потом помилуют. — Леди Мэй приносила на заседания мешочки с орешками или же сухариками, а тетушка — флягу с ледяным чаем. Обе — расшитые подушечки, потому что долго сидеть на казенных лавках было ну никак не возможно. — Вот что значит удачно выйти замуж!

Это говорилось для Меррон, у которой на пальце до сих пор не было колечка, — и слава Ушедшему! Вдруг Сержант передумает? Мужчинам свойственно непоследовательное поведение.

С Меррон орешками делились и чаем, и ей не хотелось огорчать тетушку и леди Мэй, однако и есть орешки, когда поиск истины идет, казалось неправильным.

И честно говоря, ей было жаль Тиссу Дохерти.

Меррон пыталась представить, как она каждый день идет мимо всех этих людей… и все смотрят, шепчутся, обсуждают, во что она одета, и правильно ли держится, и почему муж до сих пор не бросил…

Жуть жуткая!

Но жалость жалостью, а закон законом! И по всему выходило, что лорд-канцлер прав? Нельзя убийцу жалеть? Разум должен восторжествовать над эмоциями. Иначе получится, что этак любого пожалеть и оправдать можно.

— Ваше имя… — С этого вопроса начинается выступление каждого свидетеля.

— Ллойд Макдаффин. Доктор медицинских наук.

Меррон вытягивала шею, чтобы рассмотреть доктора. Она и сама хотела бы стать врачом. У нее ведь талант, так говорил тетушкин давний друг, тоже доктор. Он и учил Меррон, несмотря на тетушкино возмущение: зачем приличной юной леди много лишних знаний? А он отвечал, что знания вовсе не лишние, выйдет замуж и будет мужа лечить… детей опять же… Меррон же, когда тетушка не слышала, говорил, что руки у нее хорошие, правильные и глаз острый. Ей бы многое удалось, родись она мужчиной.