Наша светлость - Демина Карина - Страница 96

96

— Леди, скажите ему…

— Пусть… — Тисса способна еще говорить, — …все будет по закону.

Щелчок. И щелчок. Каждый звук заставляет вздрагивать и сжиматься. А ведь это даже не казнь… и Тисса должна взять себя в руки. У нее получается. Почти. Слезы не в счет.

Они тоже когда-нибудь да иссякнут.

— А теперь не шевелитесь.

Полотенце на плечах. Запах мыла. Пены. Бритва снимает остатки волос, и Тиссе до того неприятен звук — сталь по коже, — что она перестает рыдать.

— Вот почти и все…

Хендерсон вытирает остатки мыла теплым полотенцем и подает чепец.

— Надеюсь, обвинение довольно?

Ответа он не удостаивается. А Тиссу ведут назад. У нее есть полчаса на то, чтобы попрощаться с семьей. Но странно, что теперь у Тиссиных покоев на страже красные плащи.

И хорошо, что дверь из темного дуба надежно запирается не только снаружи, но и изнутри.

Урфин ждет.

Он больше не зол, скорее взбудоражен, хотя глаза по-прежнему темные.

— Я для Долэг письмо написала. Ты ведь передашь?

— Сама передашь. — Он говорит шепотом и, взяв Тиссу за руки, разглядывает пальцы. Они немного опухли и сыпью покрыты. — Хотя нет, оставь здесь. Пусть посмотрят.

Кто? И зачем?

Урфин же достает из кармана флакон с маслом, льет Тиссе на руки и втирает старательно, больно даже.

— Потерпи, родная, мне надо снять кольца. И цепочку тоже…

Вытирает и оставляет на столике.

Что он собирается делать?

Идет к двери. И в руке у Урфина старый ржавый ключ, который удивительным образом подходит к замочной скважине. Но ведь за дверью люди Кормака и…

…и комната без окон. Три свечи на канделябре. Стол. И женщина за столом. На ней черное платье Тиссы и ее же белый чепец. И когда женщина встает, то Тисса пугается — она видит себя!

Красное опухшее лицо. Набрякшие веки. Ороговевшие губы. Кожа шелушится и блестит.

Но это не Тисса… это…

— Пей! — У губ Тиссы оказывается фляга. — Пожалуйста. Я тебе позже все объясню.

Она глотает горькую настойку.

Это неправильно! Нельзя, чтобы другой человек заплатил за убийство, Тиссой совершенное! И что бы Урфин ни пообещал за такую помощь, все равно неправильно!

Только язык больше Тиссу не слушается. И тело тоже. Свечи перед глазами плывут и меркнут… ей не позволяют упасть, подхватывают на руки, передавая в руки другие.

— Нишхат, ты все понимаешь?

— Да, капитан.

Уже в покоях Кривой башни Урфин подаст женщине другой флакон, содержимое которого она осушит одним глотком, радуясь тому, сколь выгодную сделку заключила. Но нахлынувшее безразличие погасит радость, а следом придет странная немота. Ну и ладно, ей вовсе не хотелось разговоры разговаривать. Она позволит надеть кольца — простенькое из серого металла и другое, украшенное черным алмазом, и золотую цепочку сложного плетения.

И засмеется про себя — вправду получилось леди побыть…

Казнь проводили в маленьком внутреннем дворике, закрытом со всех сторон. Его вычистили от снега и раскатали ковры. Для нашей светлости вынесли стул и поставили жаровню. Кайя предпочел остаться на ногах.

…тебе не обязательно смотреть.

…обязательно.

Я не думаю о том, что произойдет здесь в ближайшем времени, потому что мысли и уж тем паче догадки слишком опасны. За нами наблюдают.

Лорд-канцлер в трауре и регалиях.

Леди Лоу, скорбящая вдова, чье лицо скрыто вуалью, но взгляд направлен на Кайя.

…Иза, что ты о ней думаешь?

Помимо того, что она — тварь? Остальные мысли весьма нецензурны.

…а Ингрид?

…в чем дело?

…вы ведь довольно близки. Какая она?

Мой супруг темнит, но сейчас не место и не время выяснять, чем же ему так интересна Ингрид.

…замкнутая. И несчастная. Кайя, помнишь, я просила тамгу?

…прости, забыл совсем. Для Ингрид?

…да.

…когда она уезжает?

…понятия не имею. Ты же меня запер. Она ждет ответа от Деграса. Но… мне неудобно. Я обещала помочь.

…я распоряжусь. Ей передадут тамгу.

И снова чудится мне что-то неясное, неуловимое. Недоброе.

Почему-то в голову лезет мысль, что меня заперли, защищая не только от Кормака. Но… ерунда же.

Снегопад начался, точно пытаясь поторопить неторопливое действо.

Выносят плаху. Устанавливают. Накрывают красной тканью. И в полной тишине я слышу, как бьется сердце Кайя. И мое собственное поддерживает этот же ритм.

Все будет хорошо… иначе никак.

Лорд-палач неузнаваем. Его лицо окаменело, а взгляд сосредоточен. Он одет в черное, с нарочитой простотой, и снежинки марают эту черноту. В его руках топор не выглядит таким уж огромным.

Урфин. Тисса. И я забываю, как дышать.

Доктор Макдаффин.

Рука Кайя ложится на затылок, и меня охватывает уже знакомое безразличие. Я вижу, как девушка подходит к плахе. Становится на колени и поворачивает голову влево, лицом от меня. Между белым чепцом и черным воротником — полоска кожи.

Кормак что-то говорит, но слишком тихо.

Палач заносит топор.

— Закрой глаза, — приказывает Кайя. И я не смею ослушаться.

Хруст. Какой омерзительный резкий звук. И звонкий голос леди Лоу:

— Браво, Хендерсон. Вы ничуть не потеряли прежней сноровки.

— Не смотри, Иза. Не стоит.

Кайя поднимает меня и прижимает к себе, не позволяя обернуться. В воздухе чем-то пахнет, не зимним совсем, и я не сразу понимаю, что это кровь.

— Казнь состоялась, — тихо говорит доктор Макдаффин.

— Мне только интересно, кого казнили… — Под ногами Кормака скрипит снег.

— Если вы прикоснетесь к моей жене, — это Урфин, мне надо смотреть, чтобы понять, насколько он взбешен, — я вызову вас на дуэль. За оскорбление ее чести и достоинства. Вы ведь еще носите рыцарское звание? А когда откажетесь, объявлю трусом…

— Детские игры.

Но Кормак отступает. Его оружие — слова.

— Ваша светлость утверждает, что эта женщина является Тиссой Дохерти?

Меня отпускают, позволив обернуться. Я вижу Урфина, который держит на руках что-то черное и большое, мой разум отказывается воспринимать детали.

— У меня нет оснований не верить ее супругу. Его свидетельства достаточно для опознания. Но если вас это не устраивает, то моя жена готова сказать свое слово.

…извини, но…

…я понимаю.

— Тогда леди следует взглянуть поближе. — Кормак предельно любезен. И разве откажешь в этой просьбе? Нашу светлость не стошнит. У нее хватит духу подойти к плахе, на которой стоит голова. И заглянуть в изуродованное болезнью, распухшее лицо.

Я смотрю долго, кажется, вечность.

И помню это лицо. Видела вчера. И позавчера…

— Это Тисса…

— Вы лжете, — констатирует факт Кормак. И я вскипаю. Но это холодная дикая злость, которая позволяет смотреть ему в глаза и улыбаться.

— На каком основании вы обвиняете меня во лжи? Мне просто интересно, насколько далеко зашла ваша болезнь, лорд-канцлер.

— Какая болезнь?

— Вы постоянно всех в чем-то подозреваете. Меня. Урфина. Лорда Хендерсона. Ваших же людей, которые сторожили Тиссу. Их было столько, что у меня до сих пор в глазах красно.

…от крови на снегу.

— Кому из них вы не верите? Всем? Вы хотя бы собственному отражению в зеркале доверяете? Или уже подозреваете и его?

…Иза, он тебя ненавидит.

Чтобы это понять, не нужно быть эмпатом.

Но сейчас его ненависть меня радует. Она вполне взаимна. Я хочу, чтобы этот человек издох, и желательно мучительной смертью.

Надеюсь, мое желание когда-нибудь сбудется.

Глава 33

ДАЛЕКИЕ БЕРЕГА

— Ты и вправду за меня испугался?

— Конечно, испугался.

— Значит, ты меня любишь.

Об особенностях женского и мужского мировосприятия