Храм фараона - Обермайер Зигфрид - Страница 111

Посланник едва владел египетским, и главный советник понял лишь следующие слова:

— Я ждать! До завтра. Взойдет солнце, и Гутана, — он поправился, — и Мерит-Анта… Я имею в виду…

Он не нашел нужного слова.

— Я понял, — сказал Парахотеп и послал телохранителя за удобным стулом для высокоуважаемого посланника.

Рамзес провел новую супругу к брачному ложу, покрытому мехом леопарда, и начал ее раздевать. В мерцающем свете масляных ламп в ее бирюзовых глазах появилось нечто, напоминавшее взгляд змеи — медянки в затуманившемся медном зеркале. Мерит-Анта выказывала робость и стыдливость, потому что ее девственность была восстановлена, и было бы неумным разыгрывать опытную женщину.

Она настояла, чтобы под их телами был расстелен церемониальный белый льняной платок и боязливо протянула руки к своему супругу.

Рамзес, убежденный в том, что девушка была нетронутой, не хотел напугать ее и вел себя с особой осторожностью. Он только гладил ее тело, немного пососал ее полные тяжелые груди, долго ласкал внутреннюю сторону ее бедер и был удивлен, как быстро девушка стала реагировать на его ласки.

Есть люди, которые рано выказывают свои особые способности. Про таких говорят, что это прирожденный художник, скульптор, музыкант или певец. Гутана, которую теперь звали Мерит-Анта, была прирожденной проституткой. Уже в восемь лет она предпринимала игривые попытки заманить к себе в постель своих братьев, а начиная с двенадцати без помех предавалась своей врожденной склонности, которая часто имела трагические последствия для ее любовников.

— Тебя положила ко мне в постель приносящая радость Баст, — заметил он восторженно, но не мог при этом удержаться, чтобы не спросить, откуда у нетронутой девушки такой громадный любовный опыт.

— Нас заботливо подготавливают к свадебной ночи. Ты знаешь, что культ нашей богини Иштар тесно связан с любовным служением девушек при храмах. Они передают свое искусство девушкам при дворе, и мы, оставаясь девственными, вступаем в брак с очень богатыми знаниями.

Рамзес поверил ее объяснениям и воспринял как недостаток то, что в Кеми не существует ничего подобного.

Знания Гутаны распространялись так далеко, что она могла пробуждать новые силы в измотавшемся любовнике и была в этом так искусна, что Рамзес заснул только за час до восхода солнца и был бы разбужен в третий час дня озабоченным Парахотепом. Однако Мерит-Анта приложила палец к губам и указала на царя, спавшего рядом с ней глубоким сном. Кончиками пальцев она протянула Парахотепу покрытый пятнами крови льняной платок и высокомерным кивком головы указала ему, что он должен быстро удалиться.

Ждавший снаружи посланник вырвал платок из рук визиря и издал радостный крик. Он, конечно, знал, что за бестия принцесса Гутана и до последнего очень беспокоился. Теперь его миссия была выполнена, и он со спокойной совестью мог отправляться домой. Его голова снова крепко сидела на его плечах, потому что он выполнил все приказы своего повелителя.

С этой ночи Рамзес не мог ни дня обойтись без любовного искусства своей новой супруги. Никогда ранее он не чувствовал себя столь Могучим Быком, как в объятиях Мерит-Анта — хеттиянки с бирюзовыми глазами. Ее манящий взор заставил его забыть даже о государственных делах.

Первой неладное заподозрила старая царица Туя. Седая мать фараона все еще жила в своих поместьях и время от времени показывалась при дворе. Со своим широким лицом она выглядела как старая крестьянка, каковой она себя охотно и называла. На этот раз она прибыла, чтобы ей представили третью жену ее сына, и ей хватило одного взгляда, чтобы понять, что Рамзес увлекся этой змеей с бирюзовыми глазами.

Мерит-Анта рассыпалась в знаках уважения и проявления вежливости, однако ее холодные бирюзовые глаза оставались жесткими, внимательными и холодными.

В тот же самый день царица-мать имела беседу с главным советником.

— Ты очень редко оказываешь нам честь своими визитами, Богоподобная. У тебя есть много новых внуков, которые хотят тебя видеть, а кроме того…

— Не будь многословен, Парахотеп. Твои слова хороши, но ты знаешь мое мнение. Я поставила перед собой задачу и ее решению намерена отдавать все силы до тех пор, пока Озирис не призовет меня. Но у меня есть глаза, и я вижу, что мой сын неподобающим образом привязался к этой иноземке и очарован ею. Я надеюсь, ей не удалось выманить у него признаний, о которых он позже станет жалеть. Что говорит по этому поводу Нефертари?

— Ты знаешь, о царица, что Великая Супруга завоевала сердце фараона, да будет он жив, здрав и могуч, и удерживает его. Она никогда не делила его с другими женщинами. Теперь однако…

Царица-мать Туя поднялась:

— Я сама с ней поговорю. А ты не спускай глаз со змеи из Хатти. Она будет обустраивать себе здесь нору. А ты, вероятно, знаешь, что делают в Кеми с норами змей.

Парахотеп угрюмо улыбнулся:

— Обкладывают хворостом и поджигают, я полагаю.

— Верно, мой друг. Ядовитое отродье уничтожают для блага остальных. Подумай об этом!

— Я не забуду это, о царица.

Нефертари горько сетовала Туе на свое горе:

— Я не узнаю его! Его тело я должна была делить с сотнями женщин. Он царь, я понимаю это, однако в его сердце я была всегда уверена. А сейчас он так усердно хлопочет обо всем, что касается Мерит-Анта. Некоторое время назад у стены снесли старые мастерские, и там теперь возводят ее дворец, роскошный и помпезный, вдвое больше моего. И как быстро его должны построить! Его величество собрал всех рабочих, чтобы вскоре положить свой дар к ее ногам. Меня он едва замечает! Беглые приветствия, никаких доверительных разговоров больше, никаких шуток, никакого смеха, все в спешке, лишь бы не оставлять ее одну слишком долго. Что мне теперь делать, матушка Туя? У тебя есть опыт, дай мне совет!

Старая вдова царя, казалось, почувствовала неуверенность и какое-то время раздумывала.

— Совет? Ах, деточка, какой совет я должна тебе дать, ведь ты знаешь его лучше всех остальных. То, что я могу тебе посоветовать, будет даваться тебе с трудом, но я не вижу другой возможности. Подожди! Выкажи терпение, которого никогда не было у моего сына, стань недоступной, отстранись от него. Поезжай на какое-то время в Мемфис, там сейчас время праздников: люди почитают богов во время месяца Ахет. Прими участие в торжествах, покажись народу. Пусть Кеми ликует в честь своей настоящей и действительной царицы! Кому нравится змея из Хатти? Он скоро устанет от нее и укажет ей на место, которое ей подобает.

— Я не знаю… — Нефертари беспомощно посмотрела на Тую, опустила голову и начала тихонько плакать.

Туя похлопала ее по плечу:

— Ну-ну, деточка, дела еще не так плохи. Все за тебя, чужеземка никому не нравится. Если же это продлится дольше, чем я полагаю, если он подарит ей не только этот дворец, тогда… Тогда мы должны будем что-нибудь предпринять, дочь моя. Я уже говорила с главным советником, и он разделяет мое мнение. Из этой змеи никогда не получится египтянка. В ней есть что-то коварное, враждебное нам, как будто она только выжидает, как будто у нее еще очень большие планы… — Царица-мать погладила сноху по голове как ребенка. — А теперь прекрати плакать, наберись терпения и подожди. Что говорит Енам обо всем этом?

— Енам?.. Ну, он часто в отъезде, но даже ему бросилось в глаза, что отцу больше нет ни до чего дела. Однако он мужчина и смотрит на все другими глазами.

— Он твой сын! Я поговорю с ним.

Чтобы побеседовать с внуком, Туе пришлось подождать еще несколько дней, потому что наследный принц Енам присутствовал в Оне на празднике в честь бога солнца Атума-Ра.

— Я не смотрю на это так серьезно, — сказал он беззаботно. — Отец увлекся, это пройдет. В ней есть что-то особенное, в этой Мерит-Анта. Если бы Хаттусили подарил ее мне, ну, я не знаю…

Глаза Енама похотливо блеснули, но Туя посмотрела на внука неодобрительно:

— Нефертари и я, да и Парахотеп также, считаем развитие событий не таким безобидным. Ты должен кое-что обдумать. Если у Мерит-Анта родится ребенок и это будет мальчик, может статься, фараон изменит свое решение о порядке престолонаследия. Такие вещи уже бывали в Кеми.