Храм фараона - Обермайер Зигфрид - Страница 140

— Само собой разумеется, принцесса. Я слышал каждое слово и все понял, но я хотел бы все же попросить тебя…

— Нет, — твердо сказала Мерит. — Ничего не требуй, ничего не проси! Мое сердце разрывается от горя и гнева, и я должна обдумать, что теперь делать. Это решение я приму одна. Благодарю тебя.

Мерит не теряла времени. При первой же возможности она потребовала аудиенции своего чрезвычайно занятого отца.

Фараон принял ее в приподнятом настроении:

— Еще семнадцать дней, дочь моя, и праздник Зед Благого Бога Рамзеса потрясет всю страну. Я даже не могу поверить в то, что уже тридцать лет сижу на троне Гора. Мне кажется, я только вчера познакомился с твоей матерью. Я вижу еще, как она сидит за столом напротив меня вместе с моими родителями…

— Я должна обсудить с тобой нечто очень серьезное, отец, и прошу простить, что вырываю тебя из твоих прекрасных воспоминаний. Ты знаешь, что Пиай мертв. По слухам, в его гробнице произошел несчастный случай, но это неправда. Его убил Сети. Сети, твое жалкое подобие…

Царь нахмурился:

— Я об этом ничего не знаю. Это ведь только предположение? Я знаю, ты ненавидишь своего супруга…

— Нет, отец. К сожалению, это не предположение. Сети сам признался в этом. Свидетель тому — твой главный советник.

Теперь Рамзес выглядел совсем растерянным.

— Ну и что же?.. Что я должен?..

— Отец, я вынуждена кое о чем попросить тебя. Ты неохотно признаешь мою правоту, но я полагаю, что другой возможности нет. Мы должны все принять участие в празднике Зед, вся твоя семья. Но я не смогу присутствовать на нем, если Сети не уберется из Пер-Рамзеса. Он убил Пиайя, его руки в крови. Его участие осквернит торжество и прогневит богиню Маат. Я не хочу ставить тебе никаких условий, отец, но я не могу по-другому: или он, или я.

Рамзес задумался:

— Почему он это сделал?

— Почему? С досады, потому что он больше не может спать со мной. Да, отец, я открыла ему свои покои, пригласила его осуществить права супруга ради мира в семье. Однако Могучий Бык оказался всего лишь ослом и обиженный утопал. Поэтому Пиай должен был умереть, тот, кто был настоящим…

Она хотела сказать «мужчиной», но вовремя остановилась, чтобы не разгневать фараона. Однако Рамзес едва слушал. В нем разгорелся гнев против этого вечного нарушителя покоя, который мог испортить ему празднование Зед. Мерит права! Ни один человек с обагренными кровью руками не может принять участие в священном празднике обновления.

Рамзес расспросил Парахотепа, нашел, что все подтверждается, дальше действовал быстро и решительно:

— Я не хочу больше никогда видеть этого человека, он меня слишком разочаровал. Поехать и убить моего лучшего скульптора из-за каких-то сплетен! Сети должен убраться прочь с моих глаз. Ты знаешь, Парахотеп, что я не так давно приказал строить корабль, думая о Монту, но его смерть нарушила мои планы. Итак, пусть теперь принц Сети возглавит египетское посольство на острове Кефтиу. Снабди его всем, что ему будет нужно. Если он когда-либо вернется, может быть, я и приму его. Кроме того, я расторгну его брак с Мерит. Из них никогда не получится пары, боги не создали их друг для друга. Теперь я это знаю. А значит, я лишь выполняю волю богов.

— Да будет все так, как ты желаешь, Богоподобный. Должен ли принц Сети еще принять участие в празднике?

Рамзес вскочил:

— Нет, Парахотеп, не должен! У человека кровь на руках, это навлекло бы на нас гнев богов. Он должен убраться как можно быстрее.

Принцесса Мерит могла быть довольна, потому что фараон в своем гневе совсем забыл спросить ее о причине гнева Сети, а у того больше не было случая оправдаться.

17

Великий день наступил. С башен города, с крыш и пилонов храмов светлые звуки фанфар возвестили народу Пер-Рамзеса о том, что сегодня состоится празднество Зед Благого Бога.

День в дворцовом квартале начался с сооружения маленькой деревянной часовни и двух тронов, которые стояли спинками друг к другу. При этом разгребли землю, чтобы показать, что эти троны твердо и непоколебимо стоят в земле Кеми. После этого празднично одетые жрецы привели и принесли жертвенные дары: крупный рогатый скот, коз, овец, уток, гусей, голубей. Были отобраны по паре самых красивых животных. Другие жрецы несли длинные золотые шесты, на которых в утреннем солнце сияли символы всех египетских богов. Однако церемонию Гора возглавляли не могущественный Амон и не великий Пта, а Упваут — божественная собака, шедшая впереди каждой большой процессии богов.

Египетские боги были изображены в облике животных или же как символы. Так, бог Хон появился в образе серебряного полумесяца, Гор — в обличье сокола, Тот — в виде ибиса, Сет — как загадочное животное с головой борзой, длинным кривым хвостом, коварно блестевшими глазами и подрезанными уголками ушей. Но Пта, старый бог-создатель и повелитель Мемфиса, для которого не было животного символа, стоял подобный человеку, прямо и неподвижно, в своем тесно облегающем одеянии и опирался на скипетр.

На краю большого двора на сооруженных возвышениях сидела царская семья и наблюдала за действом. Кроме принца Сети собрались все: Нефертари со своими детьми, наследный принц Енам, Изис-Неферт с Меренптой и хорошенькой Бент-Анта, а также Мерит-Амон с маленькой Неферури.

Расторжение брака и наказание Сети не могли унять ее боль. Она все думала о гробнице на западе от Мемфиса, где ее любимый теперь покоился в образе Озириса и вел потустороннюю таинственную жизнь, которая, по словам жрецов, не очень отличалась от земной жизни и все же была такой непредставимо другой. Мерит начала тосковать по этой другой жизни, она хотела сидеть в виде бессмертной птицы ба с цветным оперением рядом с ним в вечно сияющем свете Ра и наслаждаться потусторонними радостями. С неподвижным лицом, замкнувшись в своей боли, погрузившись в свою печаль, она следила за приготовлениями к церемонии, в то время как царь в глубине дворца переживал свое второе рождение.

Оба верховных жреца Пта и Амона раздели Рамзеса до узкого передника и коснулись маленькой золотой булавой его головы и кинжалом — сердца. Теперь старый царь был мертв, и они положили его на узкий стол для бальзамирования. Переодетый Анубисом жрец подошел, вытащил древний каменный нож и сделал вид, как будто он вскрывает тело царя.

Рамзес лежал с закрытыми глазами, совершенно погрузившись в себя. Он находился сейчас в промежуточном состоянии, был ни жив ни мертв и ожидал своего возрождения. Фараона оживил его сын Хамвезе, верховный жрец Пта. Он коснулся золотым в руку величиной знаком Анк тела и лица фараона, произнес несколько магических слов и приказал:

— Открой глаза, юный царь на троне Гора, Пта создал тебя вновь. Амон вселил душу в твое тело. Теперь выходи в золотом блеске Ра, вступи на оба твоих трона, принеси жертвы богам, сооруди колонну Дьед, натяни лук, покажи свою новую силу в беге, дай счастливому народу страны Кеми ликовать при виде тебя.

Жрец Амона тем временем достал из сундука, украшенного головой льва, одеяние для праздника Зед — простую до колен накидку без рукав. Одетый таким образом Рамзес вышел на свет, и тотчас процессия богов пришла в движение. Каждый жрец склонял изображение бога перед фараоном. Рамзес стоял в своей странной короткой накидке без венца, без скипетров, безо всяких украшений. Тем не менее он выглядел так величественно и истинно по-царски и превосходил статью и величием любого из празднично одетых жрецов.

Когда эскорт Гора снова удалился, наследный принц Енам протянул своему отцу могучий лук. Царь взял его, положил стрелу и натянул тетиву так сильно, что кое-кто забеспокоился не разломается ли лук. Царь целился на север, где находились враждебные чужие земли, и стрела с жужжанием взлетела в синеву неба так высоко, что ее потеряли из виду. Хор певцов начал исполнять гимн силе непобедимого царя, перед которым враги падают, как колосья под взмахами серпа, который растоптал жалкий Куш и подлую Хатти.