Восставший из пепла - Злотников Роман Валерьевич - Страница 53

– Простите, святой отец, в общем-то, я не хотел ничего дурного. – Ив изобразил на лице хитровато-простоватое выражение. – Просто каждый человек желает забраться повыше, чем он есть. А как может это сделать маленький человек вроде меня? Только под крылом могучего и милостивого сеньора. Вот почему когда я попал на Варангу и узнал о том, что здесь происходит, то сказал себе: это твой шанс, старина Гриеро. – Тут он вздохнул и развел руками: – Однако мне не повезло. Как вы правильно сказали, падре, я оказался слишком сентиментальным. – Тут Ив решил добавить немного яда к своей речи: – Там, где я был последнее время, не насилуют детей.

Отец Иеремия холодно усмехнулся, но, не заметив в его глазах особого раздражения, Ив понял, что не зря добавил последнее замечание. Оно, как ни странно могло показаться, прибавило достоверности как его рассказу, так и выбранному им образу. Священникмежду тем снова заговорил:

– Ты дерзок, сын мой. Разве ты не знаешь, что гордыня – смертный грех?

Ив смиренно потупил глаза и вздохнул:

– Каюсь, грешен, ваше преподобие. Священник усмехнулся:

– Смирение – великое благо, сын мой. Я рад, что ты это понимаешь.

Он с задумчивым видом прошелся по камере и, остановившись у дальнего угла лицом к стене, вдруг спросил, не поворачивая головы:

– Ты сказал, что разбираешься в электронике? Вопрос прозвучал уж очень буднично, Ив сразу понял, что его ответа ожидают с нетерпением. А это означало, что ему пора перейти в наступление.

– Да, падре. И надеюсь распорядиться этим умением с выгодой для себя.

Отец Иеремия резко повернулся лицом к Иву и, устремив на него холодные водянистые глаза, медленно произнес, словно размышляя вслух:

– А может, отправить тебя в «морозильную камеру» или, что еще проще, заклеймить и бросить в барак для полевых рабочих…

Но Ива нельзя было обмануть, он чувствовал – священник просто старается замаскировать свое жгучее желание во что бы то ни стало его заполучить. И из опыта Корна он знал, что тип, которого он пытается изображать, тоже должен непременно это почувствовать. Что ж, поднажмем. Ив усмехнулся самым наглым образом и насмешливо покачал головой:

– Вряд ли вы это сделаете, святой отец. У вас много послушных, но тупоголовых крестьян, а таких, как я, наверняка не хватает. Скажете, вам не нужны специалисты по электронике?

Отец Иеремия нахмурился, и Ив с тревогой подумал, уж не переусердствовал ли он, демонстрируя свой независимый нрав. Но тут же отвел эту мысль. Даже если его решат немного проучить за излишнюю дерзость – он это уж как-нибудь выдержит. Зато создаст себе репутацию, которая сильно пригодится в дальнейшем. Когда некие странности в действиях и поступках будут объяснять больше его строптивым характером, нежели тайным умыслом. Так как иначе ему вряд ли удастся устроить здесь то, что собирался, а именно небольшую по современным меркам революцию.

– Что ж, господин Гриеро. Признаюсь, вы меня заинтересовали. Однако я вижу, что, прежде чем принять вас под свое крыло, стоит преподать вам урок послушания. Ни я, ни барон не любим своеволия. – Священник повернулся к стражнику и с холодной усмешкой приказал: – В полевой барак его, к мотыжникам. На две недели. Пока. И ПОКА не клеймить.

После чего встал и, с издевкой посмотрев на Ива, вышел из камеры. Когда тяжелая дверь захлопнулась за спиной охранника, Ив утер выступивший на лбу пот. Он еще ни разу не играл в подобные игры, да еще со столь гнусными картами. Но, судя по первому результату, от Корна он унаследовал не только паршивые воспоминания, но и довольно полезный опыт.

Среди мотыжников, как здесь называли клейменых крестьян, а по существу рабов, Ив провел не две недели, а почти два месяца. Как ни странно, это время пошло на пользу его планам. Хотя сначала он был крайне удручен. В большинстве своем мотыжники были забитые крестьяне, единственная вина которых заключалась в том, что они каким-то образом не угодили назначенному бароном шерифу. Например, имели лучшее, чем у него, поле. Тех, кто мог представлять сейчас или в будущем какую-либо опасность, сразу отправляли в «морозильные камеры». Остальных же клеймили и оставляли работать. Зачастую даже на бывшем своем поле. Призрак «морозильной камеры» довлел и над ними. Так что, когда к исходу первой недели Ив начал осторожно пошучивать, балансируя на грани того, что можно было объяснить его независимым характером, все его шутки заканчивались одинаково – они лишь испуганно смотрели на него И торопливо расползались по углам, стараясь оказаться как можно дальше от Ива. К концу месяца Ив пришел в полное отчаяние. Ну как можно сделать революцию без революционно настроенных масс. Да еще такому неопытному революционному вождю, как он. Знающему о технологии производства революций только из факультативного курса Симаронского университета. Однако, как оказалось, и здесь встречались интересные типы. Одного из таких звали Трубач. Он был охотником с востока. В предгорьях Дузулуков, протянувшихся почти на полторы тысячи миль вдоль восточной окраины континента, на котором располагалась Варанга, водились зверьки с мягким, пушистым мехом, который мог менять цвет при изменении температуры. В свое время, лет сорок назад, когда этот мех вдруг стал писком светской моды на доброй сотне наиболее развитых миров, зверька, водившегося в те времена едва ли не повсеместно, почти полностью выбили, несмотря на его весьма свирепый нрав. Популяция этих зверьков сохранилась только в одном месте на планете, и то весьма небольшая. К тому же основная волна популярности прошла, цены упали, что вкупе со столь резким падением численности сделало невыгодной с финансовой стороны охоту на них с краулеров и глидеров, оборудованных биолокаторами. Все крупные охотничьи корпорации свернули свою работу. Однако кое-какой спрос сохранился, поэтому в восточных лесах еще оставались охотники-одиночки и небольшие охотничьи артели. Они были еще более далеки от современной цивилизации, чем крестьяне, но намного более независимы. Когда Трубач, сначала замкнутый и неприступный, но после надлежащей обработки понемногу оттаявший, поподробнее рассказал о своем житье-бытье. Ив понял, что единственными, кто мог бы воспротивиться планам барона, были эти охотники. Во всяком случае, они имели для этого достаточно силы духа и немалое желание. Так что, когда однажды утром тяжелая, окованная железом дверь барака распахнулась и на пороге появился тот молчаливый тип, что сопровождал отца Иеремию при первом знакомстве, план разворачивания революции в общих чертах был готов.

Его привели в небольшую келью, обставленную с нарочитой аскетичностью. Когда дверь кельи захлопнулась, Ив убрал с лица измученно-раздраженное выражение, заинтересованно огляделся и усмехнулся про себя. Судя по обстановке, отец Иеремия был образцом аскезы, но Ив помнил, что в прошлую встречу от него пахло копченым окороком, дорогим бренди явно не местного производства и хорошим табаком, а значит, святой отец, как минимум, грешил чревоугодием. Тут маленькая дверка в дальнем конце кельи отворилась, и внутрь, согнувшись, вошел отец Иеремия. Без всякого выражения на лице он взглянул на Ива и спросил явно с подковыркой:

– Ну как, сын мой, тебе понравилась наша милость? Наверное, святой отец намекал на то, что, если бы он по-настоящему рассердился. Иву пришлось бы намного хуже. Такой вывод напрашивался сам собой, и Ив решил вести себя соответственно. Он скромно потупил глаза и тихо проговорил:

– Да, святой отец.

– Да? – Отец Иеремия удивленно вскинул брови. Ив пояснил:

– Я благодарен вам за ваше милосердие, ибо понял, что наказание могло быть более тяжким. Хотя то, что я испытал за эти два месяца, мне очень не понравилось.

По лицу священника скользнула довольная улыбка, что подтверждало правоту Ива – именно это он и хотел услышать.

– Что ж, сын мой, я рад, что ты не обманул моих ожиданий и сумел это понять. – Святой отец кивнул стражу и направился ко входной двери, бросив на ходу Иву: – Приготовься, сейчас я представлю тебя господину барону.