И пришёл многоликий... - Злотников Роман Валерьевич - Страница 68

– Довольно смелое заявление. Я-то считал доказанным, что подобное место уже давно принадлежит демократии.

Император покачал головой:

– Вы путаете понятия. Демократия именно наиболее эффективная на сегодняшний день форма правления или, в более широком смысле, форма организации общественной жизни. И мы понимаем это ничуть не хуже других. Русская империя, согласно нашей конституции, по существу, лишь обычная демократическая республика. Все основные назначения – премьера и кабинета, Верховного главнокомандующего, Генерального прокурора, членов Верховного суда, а также утверждение бюджета производит парламент. Губернаторы и законодательные палаты провинций также избираются всеобщим голосованием. Если из механизма государственной власти изъять императора, не потребуется даже сколько-нибудь серьезно менять конституцию. Для того чтобы законодательно ликвидировать монархию, парламенту достаточно будет всего лишь изменить редакцию семи статей основного закона, три из которых относятся к государственным символам. Так что на взгляд стороннего наблюдателя династия – всего лишь способ глупой и ненужной растраты солидной части государственного бюджета. Этакая игрушка для бесящихся с жиру. Вот, скажем, у вас не сложилось подобного впечатления?

Ив оказался прав, император действительно воспринимал его как мистера Корна. Впрочем, до того как он серьезно занялся этим вопросом, его представления действительно были близки к тем, что только что изложил император. До того…

– Возможно. Если бы вы были одни такие. Но едва ли не половина наиболее цивилизованных народов цепляется за эти «глупости» обеими руками. Ниппонцы, британцы… да что там говорить, не так давно я побывал на Квебеке Дальнем и Новой Австралии и с большим удивлением узнал, что и они до сих пор де-юре подданные британской королевы. Хотя при чем здесь Канада и Австралийская федерация – убей бог, непонятно. Будучи де-факто независимым и вполне самодостаточным государством, продолжать цепляться за абсолютно чуждый трон… Согласитесь, что это выглядит довольно-таки странно.

Его величество улыбнулся:

– Верно, странно… Если считать монархию всего лишь одной из форм правления.

Ив молча взял свой бокал, сделал пару глотков и, приподняв бокал перед глазами, посмотрел вино на просвет. Пожалуй, не стоит вступать в спор. Мнение лица, непосредственно участвующего «в процессе», причем на самой вершине, самоценно само по себе. Даже если оно несколько отличается от его собственной точки зрения.

– Что ж, давайте представим, что вы поколебали мою уверенность в этом вопросе. Но мне требуются более веские аргументы.

Уголок рта императора насмешливо приподнялся.

– Я думаю, вы уже не раз убеждались в том, что наиболее веские аргументы – те, которые человек находит сам.

Ив на минуту задумался:

– Да, это так, и все же прошу вас хотя бы показать наиболее предпочтительное, на ваш взгляд, направление моих размышлений.

– Ну что ж, попробуем. – Император сделал паузу. – Скажите, что, по-вашему, является силой, обеспечивающей устойчивость любому государству?

Ив удивленно посмотрел на собеседника:

– А вы считаете, что эта сила единична? Император бросил на Ива нарочито безмятежный взгляд:

– В общем-то да.

– Удивительно. Мне казалось, что существует целый комплекс факторов – экономические, социальные, политические, демографические…

– Это не так. Эти факторы, безусловно, очень важны, от них зависит сила государства, его богатство, влияние, уровень жизни и многое иное, но они теряют всякое значение, если государство утратит то, что я подразумеваю.

Император сделал паузу, ожидая вопроса, и Ив решил его не разочаровывать:

– И что же это?

– Единство нации.

В кабинете на некоторое время повисла тягучая тишина. Его величество смаковал вино, Ив задумчиво играл бокалом, размышляя об услышанном. Наконец он повернулся к императору:

– Я бы хотел уточнить, что вы подразумеваете под этим термином?

– Я думаю то же, что и вы. – Император одарил Ива выразительным взглядом и продолжил: – И так как этот фактор чисто духовный, моральный, то есть как бы эфемерный, то для его обеспечения требуются столь же эфемерные составляющие, вернее, кажущиеся эфемерными… – И тут он внезапно резко изменил тему: – Вы не обращали внимания на то, что демократия, так сказать, в чистом виде наиболее успешна именно в мононациональных государствах или государствах, не имеющих серьезных исторических корней, то есть образованных эмигрантами на пустом месте, таких, как Содружество Американской Конституции или его родоначальник – США. Недаром, вас столь подчеркнуто престижно понятие гражданства, а вопрос о национальности считается прямо-таки неприличным. А государства, образованные множеством исторически сложившихся наций, устойчивы только в виде монархий, иначе они просто разваливаются на мононациональные куски, иногда более-менее мирно, но чаще всего довольно кроваво?

– Ну, я не был бы столь категоричен… Однако кое-какие параллели действительно просматриваются. И чем, по-вашему, это вызвано?

Император усмехнулся:

– Все просто. В каждой семье должен быть глава. Его можно любить или ненавидеть, но как только глава исчезает, начинаются свары. Сначала словесные – кто кому сколько должен и кто от кого больше натерпелся, затем дело доходит до битья посуды, а заканчивается все крысиным ядом в чай или чугунной сковородой по затылку. Массы людей, составляющих нацию, обладают гораздо большей инерцией, чем те, из которых складывается семья, поэтому все разгорается гораздо медленнее, но заканчивается революцией и гражданской либо межэтнической войной. Кстати, это прекрасно понимали даже отцы «чистых» демократий. Именно потому наиболее устойчивы демократии, обладающие таким суррогатом монарха, как президент. Вспомните, страны с так называемой парламентарной демократией являются лидерами по частоте сменяемости правительств.

Ив задумчиво приподнял бокал:

– Я никогда не рассматривал эту проблему с такой точки зрения.

Его величество снова усмехнулся, но на этот раз его усмешка была немного печальной.

– Ну а нашим предкам, увы, пришлось. И знаете, какой вывод они сделали?

Ив поощрил своего собеседника вопросительным взглядом.

– Что принятие монархической формы правления способно не только удержать, но и, как это ни парадоксально, воссоединить народы, казавшиеся ранее по отношению друг к другу абсолютно непримиримыми. И, судя по тому, что империя не только возродилась в те далекие времена, но и сумела выйти к звездам и существует и развивается уже сотни поколений, они оказались правы.

– А почему?

Император пожал плечами:

– Если вы хотите услышать научно обоснованные выводы, то вы явно обратились не по адресу. Но если вас интересует мое… даже не мнение, а, скажем так, субъективное ощущение, то я готов им поделиться.

– Был бы благодарен.

– Для любого человека хранить верность трону и суверену гораздо легче, чем, скажем, талмуду под названием конституция или аморфному понятию «народ», некоторую малую, но совершенно конкретную часть которого, как то: теща, свекровь, сосед или сослуживец, он терпеть не может.

Ив понимающе кивнул:

– Как говорят шотландцы: «Да, мы не любим англичан, но мы храним верность королеве».

– Вот именно. Да и такие понятия, как верность долгу, честь, достоинство, становятся гораздо более конкретными, если существует класс носителей этих понятий, такой, как аристократия.

Ив иронически приподнял брови:

– Потомственная?

– Как ни странно – да. Как показывает опыт поколений, потомки дворян, как правило, в подавлявшем большинстве оказываются достойными подражания образцами верности и чести. Возможно, потому, что дворянские семьи почитают развитие подобных качеств в детях непременной основой семейного воспитания. А ведь именно в семье закладывается фундамент личности. Что, впрочем, совершенно не исключает расширение аристократии за счет притока достойных представителей иных классов. И это при том, что в современных государствах принадлежность к аристократии отнюдь не означает обязательного экономического достатка или непременной принадлежности к правящей элите. – Император развел руками. – Как видите, если считать основой экономики так называемый средний класс, то лучшей основой единства нации и ее морального здоровья является аристократия. Так что в отличие от чисто демократических государств монархические имеют, так сказать, еще одну опору, которая позволяет им быть гораздо более устойчивыми.