Сребреники Иуды - Макбейн Скотт - Страница 26

26

Они вошли в ординаторскую. Доктор встал, пожал им руки.

— Ваша дочь останется здесь до завтра. Она сильно ударилась головой, ее нужно обследовать.

Особого доверия он не внушал: молодой, рыжий, видно, недавно окончил медицинский институт.

— Сделаете энцефалограмму?

— Конечно, — ответил доктор и посмотрел на Пола. «Наверно, отец девочки — врач. Во всяком случае, похож», — подумал он. Они вошли в палату. — Вот ваша девочка. Спит. Ей дали обезболивающее и успокоительное.

Рейчел лежала с перебинтованной головой, лицо ее было спокойным.

— Миссис Стаффер, я хотел бы уточнить кое-какие детали, касающиеся Рейчел, — обратился доктор к Мэри.

Они вышли, а Пол остался, не сводя глаз с существа, которое любил больше всего на свете.

Прикрыв глаза, он сразу почувствовал исходящие от дочери флюиды. Ничего похожего на излучения киноактера и Крамера — сплошные безмятежность и любовь. Это было настолько трогательно, что у Пола даже подступили к глазам слезы.

В палату вошла Мэри. Он оглянулся и произнес:

— Пойду поговорю с доктором.

Выйдя за дверь, Пол медленно двинулся по коридору, чувствуя, что происходит что-то необычное. Это начал действовать сребреник Иуды. Злая энергия монеты исподволь просочилась в его существо, приглушив все чувства, лишив его способности сопротивляться. Из своего космического логова вылезла невидимая страшная змея.

Пол больше не ощущал себя независимой личностью. Окружающий мир казался ему непрочным и хрупким, как будто это были картонные декорации. Когда-то, участвуя в медицинском эксперименте, он принял мескалин, наркотик стимулирующего действия, и реальность невероятно исказилась. Зеленые ковры стали суперзелеными, цветы начали переливаться всеми цветами радуги, картина на стене превратилась в расплавленную кипящую массу, готовую выплеснуться на него. Сейчас было иначе — неодушевленные предметы оставались теми же самыми, серое — серым, яркое — ярким, а вот у человеческих существ он начал видеть ауру, чувствовать ее излучение. Зайдя в детскую палату, он как по волшебству ощутил ауру каждого ребенка. Это был свет невероятной интенсивности, чистейшие переливающиеся бриллианты: нежнейший небесно-голубой, ярчайший кроваво-красный, солнечный желтый, глубочайшая морская волна.

Он сел на постель одной девочки. Она была в коме, от нее струился теплый, успокаивающий свет. Девочка умирала, плавно переходя из одного мира в другой.

В палате стариков цвета были не такими чистыми и интенсивными — здесь доминировали печаль и уныние.

Затем каким-то непонятным образом он оказался в морге. Открыл холодильник, постоял, не расстегивая молний на чехлах с телами. Ничего не было — ни вибрации, ни света. Жизненные силы покинули человеческую оболочку.

Открылась дверь. Санитар ввез очередного покойника. Пол удивился, потому что от того исходило излучение. Слабое, но излучение.

— Когда он умер?

Санитар посмотрел на табличку.

— Два дня назад. Самоубийца.

— Вы что-нибудь видите?

— Что значит — вижу? — Санитар пожал плечами.

— А, не важно.

Пол принялся открывать холодильные камеры, смотреть даты смерти. Значит, аура не покидает человека в течение трех дней, только становится слабее.

Он успел закрыть дверцу холодильника и повалился на пол, потому что его тело вдруг рассыпалось на мелкие кусочки. Сильно болело в области сердца. Затем начались судороги. «Я умираю, — подумал он. — Вот, значит, как выглядит смерть!»

— Проснись. — Рядом на коленях стояла Хелен. Сколько прошло времени? Минута? Час? Сутки?

— У меня был сердечный приступ?

— Да нет же, — беспечно проговорила она. — Ты просто упал в обморок.

— Нет, это был не просто обморок, — глухо пробормотал Пол. — Как ты здесь оказалась?

— А ты?

— Это трудно объяснить.

— Неужели? — Она помогла ему подняться. — Скоро ты почувствуеш ь себя лучше.

Так оно и случилось. Пол присел на стул, она погладила его плечо, и тошноту с ознобом как рукой сняло. По телу разлилось приятное тепло.

Хелен со значением посмотрела на него.

— Мне нужно идти. А тебя там ждет жена.

Пол наклонился за бумажником, который выпал из внутреннего кармана пиджака. А когда поднял глаза, Хелен уже не было. И тут же в морг вбежала Мэри, за ней сестра.

— Мы всюду искали тебя!

Шел третий час ночи, но Мэри, совершенно разбитая, продолжала сидеть в гостиной. В больнице Пола проводили в приемный покой, сделали кардиограмму. Никаких изменений в работе сердца не обнаружилось. Видимо, это действительно был обморок. Допытывались, как он оказался в морге, но Пол не мог вспомнить. Дома он сразу лег в постель, так что у нее не было возможности рассказать ему о других странных событиях, происшедших в этот день.

Женщина в красном платье, исчезнувшие четки, кот, странный полицейский, Рейчел и вот теперь Пол. Что все это значит? Кроме того, когда она вечером прослушала записи автоответчика, там было сообщение от Глории. Она на несколько дней уезжает погостить к приятельнице, какой-то Хелен. Тоже странно. Глория не могла уехать просто так, без предупреждения. И говорила она как-то непривычно — отрывисто, даже грубо. Может быть, разбудить Пола и обсудить это с ним?

И тут зазвонил телефон. Мэри вскочила, схватила трубку.

— Пол, извините, что звоню вам домой, — проговорил мягкий воркующий голос, — но в университете я не могла вас нигде найти.

— Кто это говорит?

— О… извините. Я хочу поговорить с профессором Стаффером. Это Сьюзенн.

— Какая Сьюзенн?

— Его студентка. Он должен был зайти ко мне сегодня. — Тон у девушки был неподобающе интимный. Как будто речь шла об очень близком друге. — Передайте, что я жду его завтра.

— Он, кажется, заболел, и я…

— Передайте ему, он поймет. — В трубке раздались короткие гудки.

Мэри посидела еще несколько минут, размышляя над странным звонком. Затем поднялась наверх, чувствуя во всем теле неимоверную усталость. Подташнивало. Ничего, вот Рейчел вернется, и все придет в норму. Она заглянула в пустую комнату дочки, затем в гостевую. Пол почему-то захотел спать именно здесь. Вспомнила о монете. Утром она лежала на ковре в спальне, а потом куда-то исчезла.

Мэри зашла в спальню, начала медленно раздеваться. «Значит, Пол завел себе новую подружку, которая не стесняется звонить ему домой даже ночью. Нет, больше я с этим мириться не намерена. Хватит. Рейчел выйдет из больницы, и мы отсюда уедем. Будь что будет».

Она выключила свет, и вдруг ее охватил необъяснимый страх.

Предчувствие скорой смерти.

Глава семнадцатая

…праведного и нечестивого будет судить Бог; потому что время для всякой вещи и суд над всяким делом там.

Книга Екклесиаста, или Проповедника, 3:17

За две тысячи лет существования Ватикана это, наверное, была первая подобная встреча. В личной часовне папы, вход в которую охраняли швейцарские гвардейцы, у витражного окна, изображающего Вознесение, сидели четверо: понтифик в белом, два кардинала в красном и отец исповедник в простой коричневой рясе.

— Кардинал Грациани не смог присутствовать, — сказал отец исповедник. — Он болен.

— Я знаю, — мягко произнес папа.

Бенелли посмотрел на сидящего напротив папу Иоанна XXV. Среднего роста, приблизительно под восемьдесят лет, худощавый, с лицом, изборожденным глубокими морщинами. Но когда понтифик улыбался, оно преображалось. Эту дивную улыбку Бенелли очень любил. Они виделись с папой почти каждый день, но все равно у него не пропадало ощущение, что он общается с особенным человеком, осуществляющим связь между физическим и духовным мирами.

Прикрыв глаза, папа прочел молитву, затем посмотрел на кардинала Бенелли.

— Давайте начнем.

Глава святой палаты осторожно извлек из сейфа понтифика старинный документ, написанный по-латыни почти тысячу лет назад. Перелистал хрупкие пергаментные страницы.