Озорство - Макбейн Эд - Страница 27

А тебе как будто это неизвестно, приятель. Всякий, кто хочет потреблять зелье, его потребляет. Даже твоя младшая сестренка это знает. Вот почему ты сегодня можешь получить дозу наркотика за 75 центов, в сетях дешевизны запутываются все новые и новые наркоманы. Силу иногда казалось, что вся страна от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса превратилась в огромный проклятый притон наркоманов, и некуда от них деться. Вот так и возник треугольник. Колумбийцам нужны рынки для сбыта товара. Чем плоха Европа? Прошлой осенью ансамбль «Блеск Плевка» выступал на гастролях в лондонском театре «Палладиум». И Сил спросил одного тамошнего музыканта, собрата по искусству, жившего в Блумсберри, — бог знает где это находится — так вот, он спросил его, можно ли достать в Лондоне кристаллический кокаин? Собрат ответил, что местная полиция слышала о нем, но никогда его не видела. Собрат потреблял гашиш. Героин, приятель. В Европе взятка по-прежнему правит бал.

Вот как организован этот треугольник. Мафия доставляет опий из восточных стран и перерабатывает его в героин, а колумбийский картель выращивает на плантациях коку и вырабатывает из него кокаин. Потом на Сицилию плывут корабли, груженные кокаином, а обратно везут героин. В Европе кокаин-сырец перерабатывается в кристаллический кокаин для курения. Вот это-то мы и потребляем, ребята, совершенно новое вещество, приготовленное специально для нас. Чем не демократия! В Соединенных Штатах пакетик героина продают очень дешево. Это оживило рынок, который начал было угасать, когда в моду вошел кристаллический кокаин.

Пройдет совсем немного времени, и братья с сестрами снова будут выпрашивать его у торговцев. Если только кто-нибудь, подобно Силу, не поведает им в своей песне, что итальяшкам и латиноамерикашкам нечего предложить чернокожему человеку кроме презрения. Такое же презрение питает и еврей ко всякому, чья кожа не лилейно белая. Если бы удалось докопаться до дна треугольника и обнаружить, что всем этим делом заправляет еврей, Сил нисколько не удивился бы этому. Попробуйте рассказать любому белому о страданиях негра. Попытайтесь поведать о них и человеку с черной, как у вас, кожей, но носящему имя Гомес или Санчес, которое снимало с него проклятие и звучало так, словно он происходил из знатного испанского рода, а не от предков, которых привезли в Америку в цепях на невольничьем корабле. Страдание. Попытайтесь поведать о нем. Пишите о нем.

Он писал на желтой линованной бумаге блокнота и изредка посматривал в окно. И сегодня был такой же солнечный день, как вчера. Субботнее утро, люди наслаждаются солнцем, идут по своим делам.

На углу Энслея, там, где эта улица упирается в парк, стоит сбытчик наркотиков...

Люди прогуливаются по парку, ездят велосипедисты.

Немногие белые рискуют гулять в этом удаленном районе парка.

Его карандаш застыл над бумагой.

— Он увидел негритянку в нарядных шортах и спортивной куртке. Она входила в парк. Через мгновение она уже была там, словно бегунья, услышавшая выстрел стартового пистолета.

Карандаш забегал по бумаге:

Черная женщина, черная женщина с поразительно черными глазами,

Твоей коже не хватает красок. Почему это,

Скажи мне.

Почему это, черная женщина?

И не смущай меня сегодня ночью...

Питера Уилкинса похоронили сегодня утром в половине одиннадцатого, и теперь в трехэтажном каменном особняке на Олбермарльской улице его поминали родственники и соседи. На длинном обеденном столе были кофе, бутерброды, пирожные. Незадолго до полудня пришел Клинг и застал в гостиной около 25 человек. Несколько гостей стояло вокруг Дебры Уилкинс. Среди них Клинг заметил священника, произнесшего хвалебную речь над могилой покойного. Сейчас он скромно принимал поздравления восхищенных слушателей.

Зеленые глаза Дебры покраснели от слез, веки припухли.

Она слушала, что говорили гости, кивала головой, в глазах ее застыла боль. Клинг поймал ее взгляд, она тоже узнала его и быстро подошла к нему.

— Вы... были?.. — начала она, и он сказал ей, что расследование преступления почти не продвинулось вперед. Он понимает, что пришел не вовремя, но ему нужно задать ей несколько вопросов, если она, конечно, в состоянии ответить на них. Если нет, он может прийти в другое время. Она уверила его, что чувствует себя прекрасно и предложила ему выпить чашечку кофе и что-нибудь съесть.

— Нет, спасибо, — отказался он, — я зашел к вам всего на несколько минут.

Они сели на стулья, стоявшие в дальнем конце комнаты.

Вокруг них слышался приглушенный гул голосов, как это обычно бывает в подобных печальных случаях. Говорили о житейских делах, о покойном почти не вспоминали. Жизнь продолжается — вот основная тема разговоров на поминках.

Люди не повышали голосов, чтобы не нарушить торжественность момента. Клинг тоже понизил голос.

— Миссис Уилкинс, — проговорил он, — когда мы с вами вчера разговаривали по телефону, вы сказали, что никогда не слышали имени Тимоти О'Лафлин, и категорически утверждали, что ваш муж не был знаком с этим человеком.

Я начинаю думать, что между убитыми не было никакой связи, они стали случайными жертвами убийцы. Вот поэтому-то я и хотел бы поточнее узнать, куда ваш муж пошел той ночью, когда его убили.

Дебра кивнула головой. Ей было трудно вспоминать об этом, и детективу очень не хотелось начинать сейчас тяжелый разговор, но время летело, а тот, кто убил троих, разгуливал на свободе.

— Вы сказали, он пошел в кино...

— Да.

— Он сказал вам, что идет в кино...

— Да.

— Я проверил расписание сеансов в кинотеатре, который вы мне назвали. Он, возможно, хотел попасть на сеанс... если он вышел из дома в половине девятого... ближайший сеанс начинался в девять и заканчивался в одиннадцать. Судмедэксперты определили время, которое прошло с момента смерти... они умеют определять это время. Я не представляю себе, как они это делают, а я ведь полицейский с большим стажем. Мне не хотелось бы сейчас говорить об этом, миссис Уилкинс, но я должен. Надеюсь, вы меня поймете.

— Да. Пожалуйста, не беспокойтесь. Я помогу вам всем, чем смогу.

— Спасибо. Я ценю это. Но они не могут с абсолютной точностью сказать, сколько часов прошло с момента смерти, хотя ошибаются очень редко и незначительно. Если они утверждают, что смерть наступила около полуночи, то, может быть, это случилось в одиннадцать. Когда закончился сеанс. Меня мучает один вопрос: что понесло его на улицу Харлоу. В район бульвара. Я спросил судмедэксперта, не перемещали ли тело... да, это тоже можно установить. Запросто, — продолжал детектив. — Только не спрашивайте меня, как это делается. По положению тела, по тому, как кровь скапливается в некоторых частях тела. Потому что, если было изменено положение тела, изменение окраски тела вследствие венозного застоя, кажется, так это называется, будет совсем другим в новом положении. Извините, я не врач. Я полностью доверяю тому, что написано в протоколе вскрытия.

— Понимаю.

— Но в нашем случае невозможно было установить, был ли ваш муж убит там, где мы нашли его тело, или же тело привезли из какого-то другого места. На тротуаре почти не было крови. Такого не могло бы быть на месте убийства, но всю ночь шел дождь, и кровь, возможно, смыло. Так или иначе, эксперты сомневаются, не было ли совершено убийство в другом месте. Судмедэксперт не смог установить это на основании вскрытия тела, а детективы не нашли ничего, что служило бы доказательством перемещения тела. Итак, нам остается только предполагать, что убийство было именно там и совершено. И снова возвращаюсь к вопросу: что понесло его в проливной дождь со Стеммлер-Авеню на улицу Харлоу.

— Понятия не имею, — сказала Дебра.

— Взял ли он с собой какую-нибудь краску, когда выходил из дома?

— Право, не заметила. Когда он уходил, я была в ванной.

— А, — произнес Клинг.

— Он заглянул в ванную, сказал, что вернется в начале двенадцатого, я ответила ему: «Ладно, скоро увидимся» или что-то в этом роде, и он ушел. А я собиралась лечь в постель. Я обычно принимаю ванну приблизительно в половине девятого — девять, а потом ложусь в постель и читаю до десяти — в это время начинают показывать по телевизору новости. Засыпаю обычно в одиннадцать.