Карьеристки - Бэгшоу Луиза - Страница 80

Все они придерживаются страусовой политики. Если я спрячу голову в песок, то, поскольку я не вижу это чудовище, оно не видит и меня. Если я любезно обойдусь с мистером Майлзом, может, он отстанет от меня?

Но Топаз знала — они не правы. Если «Меншн индастриз» купит «Америкэн», ни один из членов правления не усидит в своем кресле. Ясно, как Божий день. Но эти люди не хотели понимать угрожающей реальности.

Топаз перехватила взгляд Квина, когда она возражала и призывала побороться. Ей показалось, парень понимает суть дела, и это еще больше уверило ее в собственной правоте.

— Слушайте, вы прямо готовы сдаться сразу! — нетерпеливо прервала она. — Да, им всегда удавалось задуманное. А значит, по закону средних чисел когда-то должна выйти осечка.

— Ну да, конечно, Топаз, — пробормотала Луиза, но в ее тоне явно прозвучало: гормоны.

— Ты занимаешься кадрами и ни черта не смыслишь в финансовых делах, — резко повернулась к ней Топаз, взъярившись от ее откровенного взгляда на большой живот. — Я руковожу шестью журналами и собираюсь заниматься этим и дальше. А если кто-то счастлив подлизываться к Коннору Майлзу и распрощаться с работой, пожалуйста. Но я не собираюсь.

Гуверс, сощурившись, понаблюдал за ней, потом повернулся к адвокату:

— Эли, с чего нам начать?

Тот развел руками:

— Прибегнуть к тактике проволочек. Блокировать бумаги. Снять с постов редакторов, не имеющих американского гражданства. Обычные приемы.

— Так, приступаем немедленно, — сказал председатель. — Он повернулся к банкирам. — Мы нанимаем «Моган Макаскил» представлять нас, как и договорились. Топаз, Дамиан и я будем связующим звеном с компанией. Харви, ты, Эд и Нил приготовите всю статистику и все выкладки, попытаемся убедить любого хищника или очень усердного мошенника, что у нас дела даже лучше, чем кажется.

— Так я не понял, — сказал Нил, — что мы выбираем — борьбу или переговоры?

— И то, и другое, — ответил Гуверс. — В этой ситуации надо испробовать все.

Топаз посмотрела в окно на Манхэттен, на линию небоскребов, сиявших на солнце. Она сидела в новом ортопедическом кресле, которое Джон настоял купить по мере развития ее беременности.

Рядом лежал тонометр, предполагалось, она каждый день станет измерять давление. Но этого она терпеть не могла. Беременность, стресс на работе, их сочетание… О, у Джо давно был бы припадок.

Вот он бы, он бы попытался узнать, что такое быть беременной, когда одна компания собирается проглотить другую. Так что сейчас, подумала Топаз, на ней двойной груз.

В город приходило лето… Она замечала его приход даже из своего гнезда с кондиционером. Солнце вспыхивало на маленьких машинках внизу, его лучи отражались на поверхности Гудзона. Топаз любила лето, даже очень жаркое. А это лето для нее особенное — в августе она станет матерью…

И вдруг настроение Топаз поднялось. «Ребенок… Мой ребенок… — подумала она, и вдруг благоговение охватило ее. Она с нежностью положила руки на живот, надеясь почувствовать движение, ее захлестнуло огромное чувство любви и счастья. — Ребенок Джо, наш ребенок… На кого он похож? Какой он? Она искренне надеялась, что ребенок будет черноволосым, с голубыми глазами… Интересно — мальчик или девочка? Джо очень хотел выяснить, но Топаз настояла — нет. Всему свое время».

— Я хочу сюрприз, — ответила она, когда доктор Мартинес задала вопрос, не хотят ли они узнать.

— Но мы бы тогда заранее подготовили комнату, правильно выбрали цвет, — умолят Джо.

Топаз только мотала головой.

Они сделали ультразвук в три месяца, и все. Топаз не хотела, чтобы Джо без конца спрашивал: «Он шевелится?» — «Да, она шевелится, мистер Голдштейн».

Когда доктор Мартинес приложила стетоскоп к большому животу и они услышали легкое приглушенное сердцебиение, Джо, этот большой крупный мужчина, расплакался. Потом застыдился собственного немужского поведения и четыре часа подряд смотрел футбол по телевизору, а когда она пыталась подшутить над ним, сердито огрызался.

Быть более заботливым, чем ее муж, невозможно. Он открывал перед ней двери, не позволял поднимать ничего тяжелее чашки кофе. Словом, обращался с ней, будто она сделана из тончайшего фарфора. Сперва Топаз раздражалась, но месяцы шли, и она смирилась с постоянной заботой, тем более что живот ее стал невероятно тяжелым, он, точно пудовые гири, отягощал и спину, и ноги. Топаз не сомневалась — ребенок на руках не казался бы таким тяжелым.

На столе зазвонил телефон. Городской. Топаз улыбнулась. Джо всегда звонил ей в это время. Каждый день.

— Как дела?

— Прекрасно, — ответила Топаз, глядя на яркое голубое небо. — Вечером расскажу подробней.

Сегодня у них визит к доктору Луизе Мартинес, она снова пропальпирует живот. Вообще-то Топаз полагалось сделать кучу анализов, но после ультразвука она обошлась только самыми необходимыми, и ее карточка была практически чиста. Что делать, Топаз чрезвычайно занятая беременная.

— Слишком много всего, чтобы рассказать по телефону? — спросил Джо, и поскольку Топаз не ответила, он помрачнел. — Терпеть не могу, когда они там заставляют тебя нервничать. Неужели не видят, что ты беременная.

— Джо, абсолютно все видят, что я беременная, — сказала Топаз, представив себе, как ее муж звонит Коннору Майлзу и кричит на него, чтобы тот подождал месяца три.

— Ну ладно, хорошо, только не перетрудись, — проворчал он. — Я люблю тебя.

— Я тоже, — весело ответила Топаз.

— Топаз, — сказал Мэт Гуверс, заглянув к ней, — зайди ко мне, пожалуйста, на пять минут.

Она кивнула.

— Джо, до вечера.

Мэт Гуверс видел, какой счастливой выглядит его молодая директриса, но держался умно, делая вид, что ничего не замечает. Росси совершенно ясно дала понять — она не хочет к себе никакого особого отношения в связи с ее положением, и несмотря на всякие гормоны, мочевой пузырь, ноющие ноги, она сидела на своем месте и держалась за него обеими руками. Он понимал: некоторые коллеги воспринимают это как упрямство, но Гуверс не был уверен. Топаз только что закончила работу над программой по перестройке компании, и хотя на дворе уже девяностые годы, материнство — все еще опасное дело для деловой женщины с амбициями. Могут и потеснить.

Трудно выглядеть уверенной и стойкой как кремень, когда ты в положении, думал Гуверс, глядя на вплывающую в его кабинет Топаз. Он совершенно ясно понял, что имела в виду Луиза Паттон на правлении, когда Топаз сорвалась, и ему понравилось, что Росси отказалась принять этот намек.

Она ко всему относится правильно, подумал Гуверс, и потом, честно говоря, сейчас он не хотел бы оказаться в окружении слабых игроков.

— Садись, — предложил он.

Топаз подтащила стул к столу из орехового дерева, стоявшему в середине роскошного кабинета Гуверса. Спиной к стеклянным стенам сидели Квин, Эдвард и Харт. Перед ними лежали финансовые расчеты.

— Основные меры защиты, Топаз, — сказал Дамиан Харт, передавая листки. — Цифры, меры по реорганизации компании, которые делают невыгодным ее поглощение другой компанией…

— Мы только что узнали: ваша компания не единственная, на которую посматривает «Меншн», — добавил Эдвард. — Они хотят проглотить группу радиостанций в Калифорнии и большую фирму звукозаписи.

— Радиостанции… — как бы размышляя вслух, произнесла Топаз. — А не собираются ли они внедриться в федеральную комиссию связи, в их правление, в их сферу, приобретая радиостанцию и издательскую компанию? А еще какие-нибудь редакции журналов они присмотрели?

— Да, маленькие, — ответил Квин.

— Попятно. Но сколько их? — поинтересовался Гуверс. — Можем ли мы воспользоваться антитрестовским законом?

— А какая фирма звукозаписи? — вдруг тихо спросила Топаз.

Слова банкира сперва не дошли до нее.

Не может быть. Не может быть. А вдруг может?

— «Мьюзика энтертейнмент». Но там никого не волнует издательское дело. И если мы собираемся нацелиться на антитрестовский закон, они нам не помощники.