Дураки умирают - Пьюзо Марио - Страница 67

Так или иначе, но вечеринка Озано стала большим событием в литературной тусовке Нью-Йорка. Пришли редакторы «Нью-Йорк таймс бук ревью», литературные критики из большинства журналов, романисты, с которыми Озано сохранял дружеские отношения. Я сидел в углу, беседуя с последней экс-женой Озано, когда увидел вошедшую Уэнди и сразу подумал: «Господи, не миновать беды». Я знал, что ее не приглашали.

Озано тоже заметил Уэнди и направился к ней. Он уже крепко выпил, и я испугался, что он опять что-нибудь учудит, поэтому решил составить им компанию. На подходе услышал вопрос Озано:

— Какого хера тебе здесь надо?

Уэнди пришла в черных джинсах и свитере, с платком на голове. Волнистые пряди черных волос выползали из-под него, словно змеи, обрамляя тонкое смуглое лицо. Чем-то она напомнила мне Медею.

С ледяным спокойствием смотрела она на Озано. Потом долгим взглядом обвела литературную тусовку, за бортом которой она оказалась с подачи Озано.

— Мне надо сказать тебе что-то очень важное.

Озано допил шотландское. Мрачно усмехнулся.

— Говори и проваливай.

— Это плохие новости, — очень серьезным тоном произнесла Уэнди.

Озано загоготал.

— А чего еще от тебя ждать, как не плохих новостей?

Глаза Уэнди светились спокойной удовлетворенностью.

— Я должна поговорить с тобой наедине.

— Дерьмо! — выдохнул Озано. Но он знал Уэнди, знал, что публичный скандал несказанно порадует ее. Поэтому увел ее в кабинет на втором этаже. Потом я сообразил, что он не решился говорить с ней в одной из спален, боялся, что попытается трахнуть ее. Она по-прежнему его возбуждала, а в том, что нарвется на отказ, он не сомневался ни секунды. Но в кабинет ее вести не следовало. Это была его любимая комната, и бывшая жена ничего в ней не меняла. Даже теперь он частенько здесь работал. Ему нравилось время от времени отрываться от рукописи и через огромное окно наблюдать за уличной жизнью.

Я остался у лестницы. Интуиция подсказывала мне, что Озано может потребоваться помощь. Так что я первым услышал крик ужаса Уэнди и первым отреагировал на него. Взлетел по ступеням и пинком открыл дверь в кабинет. Увидел, как Озано надвинулся на Уэнди. Она отбивалась тоненькими ручками. Она пыталась вцепиться ногтями в лицо Озано. Ее обуял ужас, но я видел, что происходящее доставляет ей несказанное наслаждение. На правой щеке Озано протянулись две кровоточащие царапины. Прежде чем я успел остановить его, он ударил Уэнди в лицо. А потом, когда ее качнуло к нему, оторвал от пола, словно она стала невесомой, и с невероятной силой швырнул в большое окно. Зазвенело бьющееся стекло. Уэнди исчезла.

Не знаю, что напугало меня больше: миниатюрное тело Уэнди, вылетающее из окна, или безумное лицо Озано. Я выскочил из кабинета с криком: «Вызывайте „Скорую“!» — схватил в холле чье-то пальто и выбежал на улицу.

Уэнди лежала на тротуаре, словно насекомое с переломанными лапками. Когда я появился на крыльце, ей удалось подняться на четвереньки. Она напоминала паука, пытающегося ходить, но мгновением позже вновь распласталась на тротуаре.

Я присел рядом, накрыл ее пальто. Снял пиджак, подложил под голову. Что-то у нее болело, но кровь не текла изо рта и ушей, а пелена смерти, которую я не раз видел на войне, не застилала ей глаза. Я взял ее за руку, отметил, что она теплая. Уэнди открыла глаза.

— Все будет хорошо, — успокоил я ее. — «Скорая» уже выехала. Все будет хорошо.

Она улыбнулась. Очень красивая, и я понял, что находил в ней Озано.

— Теперь этот сукин сын никуда не денется, — сказала она. — Я его сделала.

В больнице выяснилось, что у нее перелом пальца на ноге и трещина в ключице. Сознание она не теряла, все рассказала копам, которые приехали за Озано. Я позвонил его адвокату. Он велел мне держать рот на замке и пообещал все уладить. Озано и Уэнди он знал гораздо дольше меня, так что сразу оценил ситуацию. Он попросил меня оставаться у телефона и ждать его звонка.

Вечеринка закончилась, как только копы допросили нескольких гостей, в том числе и меня. Я сказал, что видел лишь Уэнди, вылетающую из окна. Нет, Озано рядом с ней не было, заверил я копов. Вскоре они ушли. Бывшая жена Озано налила мне виски, села рядом. На ее лице играла легкая улыбка.

— Я всегда знала, что этим все и закончится, — сказала она.

Адвокат позвонил через три часа. Сообщил, что Озано выпустили под залог и он считает, что будет неплохо, если следующую пару дней с ним кто-нибудь поживет. Озано поедет в свою квартирку в Виллидж. Не смогу ли я составить ему компанию и помешать общению с прессой? Я согласился. Затем адвокат ввел меня в курс дела. Озано показал, что Уэнди набросилась на него, он ее оттолкнул, она потеряла равновесие, неудачно повернулась и выпала в окно. Именно эта версия случившегося ушла в газеты. Адвокат не сомневался, что убедит Уэнди придерживаться именно ее. Если Озано попадет в тюрьму, об алиментах ей придется забыть. Адвокат пообещал, что через час привезет Озано в Виллидж.

Я поймал такси и поехал в Виллидж. Посидел на крыльце у подъезда дома Озано, пока не подкатил лимузин адвоката. Озано вышел.

Выглядел он ужасно. Глаза вылезали из орбит, кожа стала белее мела. Мимо меня он прошествовал в подъезд. На лифте мы поднялись вместе. Он достал ключи, но руки у него так дрожали, что дверь мне пришлось открывать самому.

В маленькой квартирке-студии Озано рухнул на диван, который, раскладываясь, служил кроватью. Мне он не сказал ни слова. Лежал, закрыв лицо руками. От усталости, не от отчаяния. Я оглядывал студию и думал: Озано, один из самых знаменитых писателей современности, живет в такой дыре. Но потом вспомнил, как редко случалось ему тут бывать. Обычно он жил в своем доме в Хэмптонсе, или в Провиденстауне, или у какой-нибудь из богатых разведенок, которые души в нем не чаяли.

Я сел в пыльное кресло, скинув несколько книг на пол.

— Я сказал копам, что ничего не видел.

Озано сел, опустил руки. К моему полному изумлению, я увидел, что он улыбается во весь рот.

— Господи, тебе понравилось, как она летела по воздуху? Я всегда говорил, что она гребаная колдунья. Я не так сильно ее отшвырнул. Она летела сама.

Я пристально смотрел на него.

— Я думаю, у тебя едет крыша. Я думаю, тебе надо обратиться к врачу, — говорил я ледяным тоном. Я помнил, как выглядела лежащая на тротуаре Уэнди.

— Черт, да с ней все в порядке. И ты не спрашиваешь, почему? Или ты думаешь, что я выбрасываю из окна всех своих бывших жен?

— Оправдания этому не найти.

Озано все улыбался.

— Ты не знаешь Уэнди. Готов поспорить на двадцать баксов, когда я скажу, почему я это сделал, ты согласишься, что на моем месте поступил бы точно так же.

— Заметано. — Я прошел в ванную, смочил полотенце водой, принес ему. Он протер лицо и шею, удовлетворенно вздохнул. Холодная вода освежила кожу.

Озано наклонился вперед:

— Она напомнила мне, что последние два месяца писала мне письма, умоляя дать деньги на нашего ребенка. Разумеется, я не дал ей ни цента, она бы все потратила на себя. Потом сказала, что не хотела беспокоить меня, пока я был в Голливуде, но наш младший заболел спинальным менингитом, а так как у нее не было денег, она поместила его в бесплатную муниципальную больницу. Ты понимаешь, в «Беллеву». Можешь ты себе это представить? Не сообщила мне о его болезни, чтобы потом свалить всю вину на меня.

Я знал, что Озано без памяти любит всех своих детей. Эта сторона его характера меня всегда удивляла. Он посылал им подарки на день рождения, лето они обязательно проводили с ним. Время от времени он ходил с ними в театр, обедал, брал с собой на спортивные матчи. Меня удивило, что он совсем не тревожится из-за больного ребенка. Он прочитал мои мысли.

— У ребенка всего лишь высокая температура, вызванная респираторным заболеванием. Пока ты кудахтал над Уэнди, я позвонил в больницу. До прихода копов. Потом позвонил моему врачу, и он договорился о том, чтобы ребенка перевезли в частную клинику. Так что теперь все в порядке.