Мастера детектива. Выпуск 6 - Грин Грэм - Страница 33

— Во сне ты настоящий головорез, — сказала Энн.

— В том же сне я убил и старика. Он сидел за столом. У меня был пистолет с глушителем. Он так и повалился, прямо где сидел. Я не хотел причинять ему боль. Впрочем, мне на него было наплевать. Я всадил в него несколько пуль. Потом вставил ему в руку клочок бумаги. Я не должен был ничего брать с собой.

— Что значит — не должен был брать?

— Мне платили не за то, чтобы я там что-то взял, — сказал Рейвен. — Чол-мон-дели и его босс.

— Значит, это не сон.

— Да, это не сон. — Тишина напугала его. Чтобы как-то заполнить ее, он заговорил очень быстро: — Я не знал, что старик был простой человек, — как мы. Знай я, что он такой, как ты рассказывала, разве бы я его тронул? Все эти разговоры о войне — что они для меня? Почему меня должно волновать, будет война или нет? Вся моя жизнь война. Ты столько говоришь о детях. Неужели тебе не жалко взрослых? Тут ведь как было: я или он. Две сотни фунтов, когда вернусь, пятьдесят сразу. Это большие деньги. Для меня это был всего лишь еще один Кайт. И получилось все так же просто, как с Кайтом. Теперь ты бросишь меня? — спросил он, и Энн услышала в тишине его взволнованное, с присвистом, дыхание.

— Нет, — не сразу ответила она, — я тебя не оставлю.

— Знаешь, я счастлив! — воскликнул он. Подавшись вперед, он отыскал на мешковине ее холодную как лед руку и на мгновение прижался к ней своею небритой щекою, он не смел коснуться ее уродливой губой. — Как хорошо, когда можно кому-то полностью довериться.

2

Энн долго молчала, прежде чем заговорить снова. Ей хотелось, чтобы голос ее звучал ровно, чтобы Рейвен не почувствовал ее отвращения. Затем она решилась, но все, что пришло ей в голову, снова было:

— Я тебя не брошу.

В темноте ей отчетливо припомнилось все, что она читала об этом преступлении: секретарша министра лежала в коридоре. Ей прострелили череп. Министр тоже был убит выстрелом в голову. Газеты называли это самым зверским политическим убийством с тех пор, как королевскую чету Сербии выбросили из окон их дворца, чтобы освободить трон для нового монарха — героя войны.

— Хорошо, когда можно кому-то рассказать такое, — повторил Рейвен.

И вдруг ей вспомнилась его губа, которая раньше не казалась ей такой уж отвратительной, и ее чуть не вырвало. И все же, решила она, нельзя останавливаться на полдороге, у него не должно быть и тени сомнения, пусть он найдет Чамли и его босса, а тогда... Она отшатнулась от него.

— А они сидят себе и ждут, — сказал он. — Говорят, из самого Лондона приехал какой-то легавый — меня ловить.

— Из Лондона?

— В газетах писали, — с гордостью подтвердил он. — Сержант Мейтер из Ярда.

Она едва сдержала крик ужаса и отчаяния.

— Здесь?

— Возможно, он сейчас где-то поблизости.

— Почему же он тогда не войдет?

— В темноте им меня нипочем не взять. И потом, они наверняка уже знают, что и ты здесь. Стрелять им теперь нельзя.

— А ты — ты бы смог?

— Нет такого человека, перед которым бы у меня дрогнула рука, — сказал Рейвен.

— Как ты думаешь выбраться, когда рассветет?

— А я и не собираюсь этого ждать. Вот станет хоть немного видно, куда идти... И куда стрелять. Им-то нельзя стрелять первыми — и убивать им меня нельзя. Вот что облегчает мою задачу. Мне надо лишь несколько часов. Если я удеру, они ни за что не догадаются, где меня искать. Только ты будешь знать, что я в «Мидленд стил».

Она почувствовала острую ненависть к нему.

— И ты вот так, хладнокровно, будешь стрелять?

— Ты же сказала, что ты на моей стороне, да?

— Да, — проговорила она осторожно, — да. — Ей надо было подумать. Спасение мира... и Джимми обходилось ей слишком дорого. Если дело дойдет до выбора, миру придется отодвинуться на второй план. А что, интересно, думает Джимми? Она знала его тяжеловесную непреклонную прямолинейность — ей не удастся объяснить ему, почему она вела себя так с Рейвеном и Чамли, даже если она принесет ему на тарелке голову Рейвена. Сказать, что она хотела предотвратить войну? Этот довод даже ей самой казался слабым и неправдоподобным. — Давай-ка спать, — сказала она. — У нас впереди длинный-предлинный день.

— Пожалуй, теперь я мог бы и уснуть, — отозвался Рейвен. — Ты и представить себе не можешь, как хорошо, когда...

Но теперь уже Энн не могла спать. Ей надо было слишком много передумать. Ей пришло в голову, что она могла бы стянуть пистолет, пока Рейвен спит, и позвать полицию. Тогда Джимми будет вне опасности. Но что в этом толку? Ей ведь не поверят: у них нет доказательств, что старика убил именно он, Рейвен. Но даже и в этом случае он мог бы убежать. Ей нужно время, а времени нет. С юга, где находился военный аэродром, донесся еле слышный гул самолетов. Они шли на очень большой высоте с особым заданием — охранять шахты Ноттвича и заводы «Мидленд стил». Они казались крошечными пятнышками света, каждое не больше мотылька. Они пролетали в боевом порядке над железной дорогой, над товарным складом, над сараем, где сидели Энн и Рейвен; над Сондерсом, который укрылся с подветренной стороны платформы и, чтобы согреться, хлопал руками; над Эки, которому снилось, что он стоит на кафедре собора Святого Луки; над бодрствующим у телетайпа сэром Маркусом.

Держа пистолет на коленях, Рейвен впервые за целую неделю крепко спал. Ему снилось, что он разжег большой костер в день Гая Фокса[24]. Он кидал в него все, что было под рукой: похожий на пилу нож, программки скачек, ножку от стола. Костер горел жарко, ровно, красиво. Вокруг Рейвена вспыхивали огни фейерверка, и снова по другую сторону костра появился, военный министр.

«Неплохой костер», — сказал он, ступая в него. Рейвен подбежал к огню, хотел оттащить старика, но тот сказал: «Оставь меня. Здесь так тепло», — и осел в пламени, как чучело Гая Фокса.

Пробили часы! Энн сосчитала удары, как она считала их всю ночь: должно быть, уже почти утро, а она так ничего и не придумала. Она кашлянула и почувствовала боль в горле и вдруг с радостью поняла, что на дворе туман: не обычный серый туман, который опускается сверху, а холодный пронизывающий желтый туман с реки, в котором, если он густой, очень легко скрыться. Она неохотно — он стал ей противен — протянула руку и тронула Рейвена. Тот сразу же проснулся.

— Поднимается туман, — сказала она.

— Ну, везет нам! — воскликнул он и приглушенно засмеялся. — Ну, везет! Тут поневоле поверишь в провидение, а? — В бледном предутреннем свете они уже начинали различать силуэты друг друга. Проснувшись, Рейвен дрожал от холода как осиновый лист. — Мне снился большой костер, — сказал он.

Она увидела, что он сидит на голом полу, но никакой жалости к нему не почувствовала. Сейчас он был для нее диким зверем, с которым надо вначале обращаться осторожно, а потом уничтожить. «Пусть мерзнет», — подумала она. Он осматривал пистолет, она видела, как он снял курок с предохранителя.

— А ты? — спросил он. — Ты вела себя со мной честно, и я не хочу, чтобы ты попала в беду. Я не хочу, чтобы они думали... — Он запнулся и закончил заискивающе и вопросительно: — Чтобы они знали, что мы с тобой заодно в этом деле.

— Я что-нибудь придумаю, — сказала Энн.

— Надо бы стукнуть тебя покрепче, чтобы ты вырубилась. Тогда бы они ничего не узнали. Но я раскис. Я не смог бы обидеть тебя, даже если бы мне заплатили.

— Даже за двести пятьдесят фунтов? — не удержалась она.

— Я его не знал, — сказал Рейвен. — Это другое дело. Я думал, он один из хозяев жизни. А ты... — Он снова запнулся, сердито и молча оглядывая пистолет.

— Обо мне не беспокойся, — сказала Энн. — Я что-нибудь совру.

— Ты умница, — с восхищением сказал он.

Он смотрел, как холодный туман вползает под плохо прилаженную дверь, заполняя сарайчик,

— Туман густой, рискнем, а? — Он держал пистолет в левой руке, разминая пальцы правой. Он засмеялся, чтобы поднять настроение. — В таком тумане им меня ни за что не поймать.

24

Гай Фокс стоял во главе «Порохового заговора» 1605 г. День, когда заговорщики собирались взорвать здание английского парламента (5 ноября), широко отмечается в Англии сожжением чучела Гая Фокса.