Вариант единорога - Желязны Роджер Джозеф - Страница 102

— Я не хотела... чтобы ты... просыпался,—сказала она.— Пожалуйста, постарайся снова заснуть.

— Ты из Центра, так?

Она отвела глаза.

— Неважно,— сказал он.

— Усни. Пожалуйста. Не теряй...

— ...того, что требует седьмой пункт,—докончил он за нее.— Вы всегда свято выполняете условия контракта.

— Это не все... для меня.

— Ты в тот вечер сказала правду?

— Это стало правдой.

— Ну конечно, другого сейчас ты сказать не можешь. Седьмой пункт...

— Негодяй! — воскликнула она и дала ему пощечину.

Он засмеялся, но его смех оборвался.

На столе рядом с ней лежал шприц и две пустые ампулы.

— Двух инъекций ты мне не делала,— сказал он, и она отвела глаза,— Быстрее! В Центр, чтобы нейтрализовать эту дрянь.

Она покачала головой:

— Уже поздно. Обними меня. Если хочешь мне помочь, обними меня.

Он обвил ее всеми своими руками, и они лежали так, пока приливы ветра накатывались, дули, замирали, оттачивая и оттачивая свои лезвия.

Мне кажется...

Я расскажу вам о существе по имени Борк. Оно родилось в сердце умирающей звезды. Часть человека и части многого другого. Если эти части выходили из строя, человеческая часть отключала их и чинила. Если она выходила из строя, они отключали ее и восстанавливали. Оно было создано столь искусно, что могло существовать вечно. Но если бы часть его умерла, остальные могли бы функционировать и дальше, воспроизводя действия, которые прежде совершало цельное существо. И в одном месте у моря, у кромки воды ходит предмет, тыча длинной металлической вилкой в другие предметы, вынесенные на песок волнами. Человеческая часть — или часть человеческой части — мертва.

Выберите из этого что вам угодно. 

 Вечная мерзлота

Высоко на западном склоне горы Килиманджаро лежит высохший и замерзший труп леопарда. Чтобы объяснить, что он там делает, необходим автор, ибо окоченевшие леопарды не очень разговорчивы.

МУЖЧИНА. Кажется, что музыка возникает и звучит по своей собственной воле. По крайней мере, повороты ручки приемника никак не влияют на ее присутствие или отсутствие. Полузнакомый, чужой мотив, чем-то тревожный. Звонит телефон, и он берет трубку. Никто не отвечает. Снова звонок.

Четыре раза за то время, пока он приводил себя в порядок, одевался и повторял свои доводы, ему звонили, но никто не отвечал. Когда он обратился на станцию, ему ответили, что никаких звонков не было. Однако, видимо, с этим чертовым роботом-клерком что-то не в порядке — как и со всем остальным в этом месте.

Ветер, и без того сильный, еще более усилился, бросая на здание частицы льда со звуком, похожим на царапанье миллионов тонких коготков. Жалобный визг стальных жалюзи, скользнувших на место, испугал его. А при беглом взгляде на ближайшее окно ему показалось, что он видит лицо,— и это было хуже всего.

Конечно, это невозможно. Это ведь четвертый этаж. Игра света в падающих хлопьях снега. Нервы.

Да. Он начал нервничать с тех пор, как они прибыли сюда этим утром. Даже раньше...

Он вывалил вещи Дороти на тумбочку и обнаружил пакетик среди своей собственной одежды. Он развернул маленький красный прямоугольник размером с его ноготь, затем закатал рукав и прилепил пластырь к внутренней стороне левого локтевого сгиба.

Транквилизатор влился непосредственно в кровь. Он сделал несколько глубоких вдохов, отодрал пластырь и выбросил его в мусороприемник. Затем спустил рукав и потянулся за пиджаком.

Музыка заполнила все, как будто соревнуясь с порывами ветра и стуком ледяных градин. В противоположном углу комнаты ожил видеоэкран.

Лицо. То же самое лицо. Только на одно мгновение. Он уверен в этом. А потом бессмысленные волнистые линии. Снег. Он усмехнулся.

«Ну ладно, нервы,— думает он,— у вас есть причина так себя вести. Но транквилизатор найдет на вас управу. Веселитесь пока. Вы уже почти отключены».

На видеоэкране возникает порнофильм. Улыбаясь, женщина громоздится на мужчину...

Картина переключается на безгласного комментатора, который что-то говорит.

Он выживет. Он из породы выживающих. Он, Пол Плайг, и раньше рисковал — и всегда удачно. Он выбился из колеи только из-за того, что Дороти суетится по пустяковому поводу. Ничего, пройдет.

Она ждет его в баре. Ничего, пусть подождет. Немного спиртного поможет убедить ее — если она не остервенеет. Такое тоже бывает. Другими словами, он должен отговорить ее от этого дела.

Тишина. Ветер утих. Царапанье прекратилось. Музыка не слышна.

Жужжание. Оконный экран дает обзор пустого города.

Тишина. Облака затянули все небо. Вокруг горы льда. Никакого движения. Даже видео отключено.

Он отшатнулся от внезапной вспышки дальнего блока в левой области города. Лазерный луч ударил в слабую точку ледяной горы, и часть ее откололась.

Чуть позднее он услышал глухой гул ломающегося льда. Ледяные осколки взметнулись возле подножия горы. Он восхитился силой, точностью определения момента, внешним эффектом.

Эндрю Альдон... Всегда на посту, в борьбе со стихией, способный загнать в тупик саму природу, бессмертный страж Плейпойнта. Альдон, по крайней мере, никогда не ошибается.

Опять пришла тишина. Пока он наблюдал за тем, как оседает взметнувшийся снег, транквилизатор начал действовать. Было бы хорошо снова не заботиться о деньгах. В последние два года было много потерь. Видеть, как все твои сбережения исчезают в Большом Кризисе,— именно тогда его нервы впервые стали пошаливать. Он стал мягче, чем век назад, когда он был юным и тощим солдатом удачи, всегда готовым отправиться в путь. Сейчас он должен сделать нечто похожее, хотя теперь это было бы легче — если бы не Дороти.

Он подумал о ней. На столетие моложе, чем он, чуть больше двадцати, временами безрассудная, любящая все удовольствия жизни.

В ней было что-то ранимое, временами она впадала в такую зависимость от него, что он чувствовал необычайное волнение. Иногда она раздражала его до безумия. Вероятно, это было ближе к любви, чем ему хотелось бы сейчас, случайно возникшее противоречивое чувство. И конечно, она знает. Отсюда необходимость соблюдать такт. По крайней мере до тех пор, пока он снова не соберется в путь. Но все это не может быть причиной, чтобы отказать ей в праве сопровождать его. Это больше чем любовь или деньги. Это вопрос выживания.

Лазер вспыхнул снова, теперь справа. Сейчас раздастся грохот.

СТАТУЯ. Это не слишком удобная поза. Она лежит, замороженная, в ледяной пещере и выглядит, как роденовская фигура. Левый бок прислонен к стене, правый локоть закинут над головой, кисть повисла рядом с лицом, плечи упираются в стену, левая нога полностью погребена.

Она одета в серую парку, соскользнувший капюшон освободил пряди темно-русых волос. На ней синие брюки, правая — видимая — нога обута в черный ботинок.

Она вся покрыта льдом, и в многократно преломленном свете пещеры можно видеть, что в ее внешности нет ничего неприятного, но и ничего особо привлекательного. На вид ей лет двадцать с небольшим.

На стенах и потолке пещеры множество трещин. Сверху, как сталактиты, свисают множество сосулек, вспыхивая, как драгоценные камни, в многократно преломленном свете. Пещера имеет ступенчатый уклон, образуя в том конце, где находится статуя, нечто вроде гробницы.

Когда в облаках появляются разрывы, красноватый свет падает на ее фигуру.

Она действительно двигалась в течение столетия — на несколько дюймов, вместе с подвижками льда. Но из-за игры света кажется, будто она движется быстрее.

Общая обстановка создает впечатление, что это всего лишь бедная женщина, которая попала в ловушку и замерзла до смерти, а не статуя живой богини на том месте, где все началось.

ЖЕНЩИНА. Она сидит у окна в баре. Дворик снаружи, серый и угловатый, занесен снегом, на клумбах мертвые растения — окостеневшие, разглаженные, замерзшие. Она ничего не имеет против пейзажа. Напротив. Зима — время смерти и холода, и она любила, когда ей напоминали об этом. Ей нравилось испытывать к себе жалость на фоне холодных и очень зримых клыков зимы. Яркая вспышка осветила дворик. Затем издали донесся глухой рев. Она делает глоток из бокала, облизывает губы и слушает тихую музыку, которая наполняет воздух.