Вариант единорога - Желязны Роджер Джозеф - Страница 177

Небо потемнело от слетавшихся людей, которых гнало желание узнать, объяснить. Они поправляли свои защитные очки и парили над радужным куполом. Один человек особенно пристально присматривался к нему. Крейн узнал убийцу мостов.

— Вы поставили его обратно? — спросил человек.— Это вы ответственны за световые явления?

— Вы же мне его отдали, не так ли? — ответил он.— Теперь я возвращаю его вам — исправленным и улучшенным.

— Что это такое?

Человек показал на переливчатый портал.

— Шагните туда и посмотрите сами.

Тот так и сделал.

Наступила долгая, звенящая тишина.

Машина пробилась сквозь толпу парящих людей.

— Что это за штука такая? — крикнул водитель в униформе.

— Войдите туда и посмотрите сами.

Машина ткнулась носом под арку и исчезла.

Трое из парящей толпы, толкаясь, торопливо влетели в радужный морок.

Ни один не появился вновь.

— «О дивные дети,— декламировал Крейн,— играйте в ваши палочки и ракушки, выбеленные временем и морем...»

Он медленно опускался вниз, словно призрак всех погибших чаек.

— «...Но есть черта, которую вы никогда не должны переступать, не доверяя даже гибкости ваших легких тел...»

С минуту он парил среди них, улыбаясь, затем шагнул сквозь корону света. Они не услышали его последних слов, пробулькавших уже на той стороне:

— «Ибо дно морское коварно...»

 Белая ворона

Джексон выдержал пристальный взгляд генерала.

— Я не буду ни перед кем стоять по стойке смирно, а вы можете убираться к черту!

Генерал вскинул брови.

— Что это с вами происходит?

— Хочу скинуть эту цыплячью форму.

— Я сказал вам на прошлой неделе, что подписал бы вам перевод.

— Это не то, что я имею в виду.

— А что тогда?

— Я — не полковник Джексон, а вы не генерал Пэйн. Это место существует только в моем сознании, а я больше не хочу быть сознательным.

Генерал вздохнул.

— Ладно, Джексон, это ваше право. Что будет на этот раз? ВМФ?

— Я хочу совсем порвать с армией, хочу стать гражданским человеком, хочу где-нибудь наслаждаться жизнью.

— Где конкретно?

Доктор Джексон сорвал с себя резиновые перчатки и зашвырнул их в угол. Мисс Майор, чью изумительную фигуру не мог скрыть даже крахмальный халат, подошла к нему сзади и обвила его своими волшебными руками, прижавшись щекой к шее.

— Ты уже знаменит, Джек. Сорок пять операций на мозге за месяц — тончайших и сложнейших — и все успешны! Это же настоящий рекорд!

— Хорошо! Достаточно!

— Что случилось, Джеки? Я что-то не так сделала?

— Нет!

— Тогда почему же ты так кричишь? О, мне следовало бы понять — ты устал, измотан до предела. После такой операции, как последняя, любой бы...

— Я не устал!

— Но ты должен был устать!

— Как я могу устать, ничего не сделав?

— Я тебя не понимаю...

— Ну и черт с тобой!

— Я не люблю, Джеки, когда ты употребляешь плохие слова.

— Тогда отойди в тот угол комнаты и превратись в стол,— указал он,— с букетом хризантем на нем.

— Что ты имеешь в виду?

Она обошла вокруг него и посмотрела прямо в глаза. И тут же вновь стала самой красивой, самой желанной женщиной на свете.

— Да что же с тобой происходит, наконец? — спросила она.

Он прикусил губу.

— С букетом хризантем,— повторил он.

— Ты уверен? — вздохнула она.

Он кивнул.

Ракета упала в радужную пустыню, словно цветок с красным стеблем, который решил врасти обратно в семя. Вскоре красное свечение угасло, и на равнине Джексона остался лежать стальной стручок. Профессор Джексон шагнул на поверхность Мира Джексона и понюхал голубоватый, по-ноябрьски холодный воздух. Он изучил показания прибора, который держал в руках, и сказал в микрофон, прижатый к горлу.

— Все в порядке. Можете выходить.

Три его товарища, загорелые, несмотря на долгое путешествие, высокие, худощавые, улыбающиеся, выбрались из люка и огляделись, проявляя осмотрительность и компетентность.

— А ты был прав, ей-богу, док! Здесь возможна жизнь!

— Конечно, возможна. Джексон никогда не ошибается.

Джексон рассеянно кивнул и занялся ориентировкой по фотокарте.

— Руины в том направлении,— указал он.

Они гуськом двинулись вслед за ним.

Его раздражала какая-то неясная тревога, поселившаяся у основания черепа.

Прошло с полчаса. Они остановились у подножия зазубренной скалы.

— Это место обладает большой магической силой.— Мейсон растягивал слова, как это делают уроженцы Теннесси.

Откуда-то сверху раздалось улюлюканье, и Мейсон рухнул, обливаясь кровью. Копье, пущенное с неимоверной силой, пронзило его насквозь. Джексон бросился на землю.

Томпсон вскрикнул и влажно закашлялся.

Сжимая в руках бластер, Джексон взглянул на Вулфа.

— Ты рассмотрел, что это было?

— Да,— прошептал тот.— Лучше бы уж не рассматривал. Это было ужасно — все эти руки, зеленая кожа, глаза навыкате...

Томсон последний раз с хрипом опустошил легкие.

Еще один загробный крик, на этот раз ближе. Джексон, проворно извиваясь, отполз вправо и застыл.

Еле слышный звон, словно металл поцеловался с камнем...

Он вскочил на ноги, выпустив из бластера огненную стрелу.

Тварь упала, корчась. Зеленоватая слизь засочилась из огромной щели, которую выстрел проделал в туловище.

...А у основания черепа вновь что-то неприятно зазвенело.

— Док, там еще!

Он услышал, как Вулф спустил курок бластера, раздался треск поджариваемой плоти. Две твари упали.

Но еще четыре скользили по склону холма по направлению к ним.

Он повернулся и застрелил Вулфа. Затем вскинул его бластер на плечо.

— Ну, давайте,— крикнул он.— Не терпится посмотреть, как вы запляшете вот от этого.

Инопланетяне уже почти добрались до него, когда из-за скалы с шипением выползло нечто огромное и змееобразное и заскользило к нападавшим. Они застыли, издавая короткие крики, затем повернулись и отступили обратно по склону холма.

Он попятился вслед за ними.

— Неплохо,— сказал он огромной змее.— Во всяком случае, вполне сносно.

Змея приподняла голову до уровня его глаз и внимательно посмотрела на Джексона.

— Я устал от недоверия,— признался он.

Змея устало вздохнула.

— Мне любопытно, могут ли эти твари убить меня,— сказал Джексон.

— Физиологически это возможно,— ответила змея,— но запрещено. Да что же, в конце концов, с тобой происходит?

— Ты можешь просто дать мне проснуться?

— Нет.

— Но почему? Я хотел бы знать, почему я здесь.

— Таких воспоминаний не существует. Ты этого никогда не узнаешь. Просто так должно быть.

— Я буду вечно видеть сны?

— До конца своей жизни.

— Это что, проблема перенаселенности? Другие планеты непригодны для жизни, межзвездные перелеты невозможны и люди лежат, как чурки, в стеклянных гробах?

— Я не могу сказать.

— А ты — машина, разговаривающая со мной через электрод в черепе, подающая питательный раствор и программирующая исполнение моих желаний?

— Если хочешь, можно назвать это так.

— Я не хочу. Я в коме? Я попал в аварию? Или это какая-то лекарственная терапия?

— Называй это, как тебе угодно.

— Когда я проснусь?

— Ты уже бодрствуешь.

— Ты должна так говорить. Какой бы сложной ты ни была, так тебя запрограммировали.

— Тогда зачем спрашивать?

Он огляделся в поисках бластера. Тот исчез.

Внезапно бластер оказался в его руке.

— Если хочешь убить змею, действуй.

Он быстро поднес бластер к собственному виску. Оружие исчезло.

— Так нельзя.

Он уронил руки.

— Может, это ад?

— Как тебе угодно.

— Могу я проснуться?

— Ты уверен, что хочешь именно этого? Правила предусматривают такой вариант.

— Я хочу попробовать.

— Пусть будет так.