Берестяная почта столетий - Янин Валентин Лаврентьевич - Страница 11

Если в XIV-XV вв. главная тема берестяных писем с боярских усадеб – землевладение, то в более раннее время такой темой оказывается ростовщичество, извлечение прибыли из человеческой нужды, отдача денег в долг под проценты. Располагая уже в XI в. значительными земельными богатствами, бояре охотно, ради значительной выгоды, ссужали деньгами людей, нуждающихся в самом необходимом для жизни и ведения своего хозяйства. Постоянной находкой в ранних слоях боярских усадеб, между прочим, оказываются так называемые счетные бирки- палочки с глубокими зарубками на них. Сумма долга обозначалась такими зарубками, затем палочка раскалывалась по зарубкам пополам. Одну половину оставлял у себя должник, а другую его заимодавец, чтобы при окончательном расчете, сложив и сверив, совпадает ли число зарубок, эти палочки уничтожить. Еще более обстоятельно о ростовщичестве сообщают берестяные грамоты. Приведем для примера одну из самых древних новгородских грамот, найденную не на Неревском раскопе, а на противоположном конце города, в слое второй половины XI в., на такой же большой усадьбё. Эта грамота получила порядковый номер 526.

«На Бояне в Русе гривна на Житобуде в Русе 13 кун и гривна истине, на Луге на Негораде 3 куне и гривна с намы, на Добровите с людьми 13 куне и гривна, на Нежьке на Пръжневици полъгривне, на жироме без дъву ногату гривна, на Шелоне на Добромысле 10 кун, на Животтъке 2 гривне крупемъ, Сере-гери на Хъмуне и на Дрозьде 5 гривнъ бес куне, на Лзъгуте и на Погощах 9 кун семее гривне, Дубровъне на Хрипане 19 третъее гривне».

Боян, Житобуд, Негорад, Добровит, Нежек Прожневич, Сирома, Добромысл, Животток, Хомуня, Дрозд, Азогут – имена людей, за каждым из которых автор записки числит разные суммы. Куны, ногаты, гривны – названия денежных единиц того времени. «Крупемъ», т. е. крупьем, по-видимому, называли разрезанные на мелкие кусочки западноевропейские серебряные монеты, принимавшиеся на Руси на нес. Таких обрезков очень много в монетных кладах XI столетия. «Истина» – сумма денег, отданных в долг. «Намы» – проценты с этой суммы. В конце письма употреблены слова «семее», «третъее», которые переводятся соответственно: в седьмой раз, в третий раз. Руса, Луга, Шелонь, Серигер (Селигер), Погощи, Дубровна - название разных местностей, где живут эти должники.

Если сложить все названные здесь суммы и выразить их в серебре, получится около 800 граммов. В среднем за каждым должником (а их не менее одиннадцати) получается около 70 граммов серебра. Это сравнительно небольшие суммы, но некоторые должники в третий и даже в седьмой раз не могут расплатиться с кредитором, т. е. должают по три и по семь лет. И каждый из этих годов приносил заимодавцу новые ростовщические прибыли.

Еще любопытнее адреса должников. Одни из них живут в Русе. Это нынешний город Старая Русса, в 60 километрах от Новгорода через Ильмень. Другие - на Луге. Ближайшие к Новгороду упоминаемые в грамоте № 526 места на этой реке находились в 50 километрах от него. Третьи - на реке Шелони, тоже не менее чем в 50 километрах от Новгорода. Четвертые- на озере Селигер, а от него до Новгорода 170 километров. Пятые – на озере Дубровно, не меньше чем в 100 километрах. Эти пункты расположены на запад, юго-запад, юг и юго-восток от Новгорода. Огромная территория, таким образом, оказывается покрытой паутиной ростовщических операций человека, живущего в Новгороде.

Для столь раннего времени это несколько неожиданная картина. Мы привыкли представлять себе Русь X-XI вв. как страну почти не потревоженного натурального хозяйства. Каждая хозяйственная ячейка общества производила все нужное для сохранения замкнутого образа жизни и мало общалась соседними, такими же замкнутыми ячейками, будь то деревня или усадьба феодала. В этих условиях возникающие на водных дорогах города, казалось, прочнее связаны друг с другом, несмотря на разделяющие их большие расстояния, чем город с ближайшей к нему сельской округой. Грамота № 526, напротив, показывает тесную связь Новгорода даже с не очень близкими к нему сельскими местностями. В этом, возможно, заключена важная особенность Новгорода, боярство которого уже в XI в. жило не в своих сельских владениях, а в самом городе.

Интересным оказывается сравнить археологически городскую усадьбу новгородского боярина с его же сельской усадьбой. Такие сельские усадьбы несколько раз были раскопаны. На городской усадьбе культурный слой составляет многометровую толщу, будучи насыщен остатками разновременных построек. В сельской усадьбе его практически нет. Сюда боярин приезжал ненадолго и не каждый год для личного контроля за полевыми работами (как это делала, к примеру, мать посадника Онцифора Лукинича), но никогда не жил здесь постоянно. Владея громадными вотчинами вне Новгорода, он всегда оставался горожанином. И не просто горожанином, а новгородцем, столичным жителем.

Свой город он называл просто городом. «Велишь мне ехать в город или сам поезжай сюда», – пишет в XIV в. боярину Феликсу его родственница Феврония (грамота № 415). В том же столетии некий Гаврила Посеня приглашает в гости своих родственников: «Поклон от Гаврилы Посени к зятю моему Григорию, к куму и к сестре моей Улите. Поехали бы вы в город к радости моей, а своего обещания не отложили. Дай бог вам радости. Мы лее все свое обещание помним» (грамота № 497). «А дороганичей (жителей деревни Дороганичи) шли в город»,- советует в конце XII в. Петр своему адресату Авраму Матвеевичу (грамота № 550). И этой особенности есть свое объяснение.

Если взглянуть на карту древнерусских городов (такие карты составлены по данным письменных и археологических источников), то легко заметить, что они расположены очень неравномерно. На Киевщине, на Волыни, в Белоруссии, в центральной Руси их много. В Новгородской земле городов почти нет. Только Руса и Ладога возникли рано. Остальные – такие, как Порхов, Копорье, Ивангород, Ямы, Орешек, строились в сравнительно позднее время как крепости, защищавшие Новгород на дальних подступах к нему.

Одной из главных причин обилия городов в русских княжествах было стремление тамошних бояр к независимости от своего князя-сеньора. Центром жизни такого боярина оказывалась загородная усадьба-замок, где он становился князем, самовластно распоряжаясь зависимыми от него людьми. Вокруг таких замков вырастали посады, превращая усадьбу в город.

В Новгороде, напротив, боярин стремился в столицу, и его самостоятельность там укреплялась участием в боярском управлении, возможностью добиться высокого государственного поста, вплоть до избрания в посадники. Такая концентрация бояр в городе и была одной из самых важных причин победы республиканского боярского строя. Располагая более чем значительными земельными богатствами за пределами Новгорода, но живя в самом Новгороде, они противостояли князю как собранная в один кулак значительная сила, оказавшаяся способной победить князя и взять власть в собственные руки.

То, что рассказано о концентрации новгородских землевладельцев в Новгороде, имеет самое прямое отношение к обилию новгородских берестяных грамот. После того как они были открыты в Новгороде археологи стали обнаруживать их и при раскопках других древнерусских городов. 14 берестяных грамот найдено в разные годы в Старой Руссе, 10 - в Смоленске, 4 - в Пскове, одна – в Витебске! Конечно, масштаб раскопок этих городов не идет ни в какое сравнение с новгородским. И, нужно думать об увеличение археологических работ со временем придет к значительному пополнению этих берестяных коллекций. Но, по-видимому, число новгородских берестяных грамот всегда будет во много раз превосходить их количество в других городах, где береста сохраняется хорошо. Ведь само берестяное письмо вызвано к жизни необходимостью дальнего общения. Передать что-либо другому человеку, живущему неподалеку, легче было, навестив его. В Новгороде необходимость такого дальнего общения была более настоятельной, чем где-нибудь еще на Руси, поскольку нигде больше не наблюдается столь массового территориального разделения землевладельцев и их земельных владений. И подавляющее большинство берестяных писем, найденных на боярских усадьбах, написано далеко от Новгорода, там, где жили крестьяне, в деревнях и селах Новгородской земли.