Князь. Записки стукача - Радзинский Эдвард Станиславович - Страница 65

В деловом Петербурге удивлялись моим огромным тратам. Знали, что я продал теткины земли за бесценок и должен быть не столь свободен в средствах. Так что появилась версия о несметных сокровищах, которые я привез с Востока… Теперь истории, которые рассказывали обо мне, все больше походили на жизнь графа Монте-Кристо. И о моем домике folies рассказывали легенды. Говорили, что там собираются и знатные дамы, и девки с улицы, и Великие князья. И устраиваются «афинские ночи»…

Я все реже выходил в город.

Я ждал.

И первая рыбка вскоре попалась на крючок. Я получил письмо в знакомом тоне: «Вы должны ждать меня сегодня в восемь вечера. Я приду».

Как учил любимый герой поколения Рахметов – никакой вежливости. Даже «милостивый государь» отсутствовало, «должен», и все тут!..

Я принял их в кабинете в большом доме… Они пришли вдвоем – Сонечка и удалой господин Баранников, который умудрился во время встречи не проронить ни слова. Сидел с мрачным, угрожающим видом.

Сколько раз в моей жизни будут такие встречи! Я глядел на тело, которое теперь принадлежало другому. И чувствовал злую ненависть.

Видно, и она тоже. Насмешливо оглядела кабинет.

– Как много ненужных побрякушек, – сказала, обращаясь к Баранникову. – совсем как Государь и мой родственник, – (она имела в виду воспитателя Наследника, графа Перовского). – Это у вас старческое?

Я не ответил.

– Нам сообщили, что вы должны дать нам денег на дело, – сказала она.

– Но вам не сказали, что я поставил новое условие: знать, на какое дело я даю.

– Сколько вы сможете дать?

Я написал на листочке. Это была большая сумма. Я видел – поражена.

Но спросила:

– А зачем вам знать?

– Я, видите ли, из «новейших господ», – (так нас, капиталистов, теперь называли на Руси). – И должен понимать, в какое предприятие вкладываю деньги. Так что если я вкладываюсь в Революцию, хочу услышать подробности.

– Вы очень рискуете. Если будете знать, вы уже нас никогда не покинете. А если попытаетесь… Более того, мы вынуждены будем за вами следить.

– Я подумаю, подходит ли мне ваше условие, а вы обговорите мои с вашими товарищами.

Они уже уходили, когда я сделал главный ход.

– Да, – заметил я небрежно, – предупредите товарищей, что в юности меня завербовало Третье отделение.

Они застыли как вкопанные.

Лицо Сони стало беспощадным. Я представлял, как это инфантильное существо может убить…

– Нет-нет, я не успел сделать ничего дурного, – засмеялся я. – Более того, мне удалось откупиться. Но контакты остались… По-моему, это удобно для вас. Ибо от меня они смогут получать информацию, нужную вам. Возможно, эта ситуация окажется ценнее денег, которые я вам дам… или не дам.

В этот момент парочка решила – не надо со мной иметь дело!

Но я знал: когда они все расскажут товарищам, те решатся. Чем они рисковали? Тем, что я донесу? Но рассказывать мне правду вовсе необязательно… Что-нибудь безопасное, похожее на правду – и баста! Главное – получить от меня деньги. А они им очень требовались. Короче, я добился… Они были, как прежде я, в совершеннейшем замешательстве.

Я вступил в завораживающую игру, из которой уже не выйду до конца Империи.

Теперь я ждал появления еще одного действующего лица. И вскоре он (Кириллов) позвал меня.

– Ну, каково вам у нас? Вы ожидали увидеть что-то подобное? А я ожидал, как только начались реформы, как только слабость Власти почувствовал народ. Наш народ «или Сидору в ноги, или Ивану в рыло»… Третье отделение развалили. Какие ничтожные начальники!

– Но я не понимаю, на что вы жалуетесь, Андрей Андреевич! Если они ничто, значит, вы – всё!.. Вы единственный профессионал. Так что вы наверняка стали негласным главой Третьего отделения.

– Отделения нету… Начальники боятся быть жесткими… И если начальники боятся, то исполнители будут страшиться куда больше. Полиция демонстрации разгоняет, будто танцы прекращает, не желает жертв. Во всех учебных заведениях продолжается революционная пропаганда – она в моде нынче… Среди чиновников – дух антимонархического либерализма, газеты – такие же… Поймите, мы идем к страшной анархической революции. Ваш родственник написал: «Безбожный анархизм близок – наши дети увидят его. Интернационал распорядился, чтобы европейская революция началась в России, и начнется, ибо нет у нас надежного отпора ни в управлении, ни в обществе. Бунт начнется с атеизма и грабежа всех богатств, начнут низлагать религию, разрушать храмы и превращать их в казармы и стойла, зальют мир кровью…» Так он написал. И я готов под этим подписаться. А вы решайте сами – хотите служить Отечеству или нет?..

В этот момент жандарм доложил, что агент наружного наблюдения Иванов Третий пришел со срочным сообщением.

Видно, желая мне продемонстрировать, что я остаюсь сотрудником, от которого нет тайн, Кириллов велел пригласить его.

И жестоко ошибся…

Вошел филер. Немолод, видать, служил с николаевских времен… Физиономия и большой красный нос красноречиво говорили о преданной любви к национальному напитку. Причем все остальные черты лица как-то сходились к этому огромному носу. Казалось, все время вынюхивает – будто пес, верный сторожевой пес с хищным огнем в глазах…

– Только покороче, дружок, – сказал Кириллов.

– Его Превосходительство господин Победоносцев решили посетить квартиру литератора Федора Михайловича Достоевского в Кузнечном… Мы поставили наблюдение и охрану. Как живем, Ваше превосходительство! Сам господин воспитатель Наследника не может чувствовать себя в безопасности в столице. Хуже, чем на войне…

– Покороче, любезнейший, – повторил Кириллов.

– Определили, значит, мне место в парадном в доме напротив. Откуда хорошо виден был вход… И тут я ее и увидел…

Я начал слушать с большим интересом.

– Прямо перед приездом его Превосходительства она вышла из указанного дома… Но я пост свой покинуть не посмел… Только когда его Превосходительство в дом вошел, я немедля отправился к дворнику. И он мне сказал, что она в квартиру господина Достоевского ходить повадилась…

– Ты, дружок, все это в рапорте опиши, а теперь свободен, – как-то торопливо сказал Кириллов. Он явно нервничал, я редко его таким видел. Но филер не понял ситуации. И с торжеством закончил:

– Это она, ваше превосходительство. Та мамзелька, которая была с Великим князем… Я ее тотчас узнал. Да и как ее не узнать! Хороша!

– Иди! Иди, – как-то ласково прервал Кириллов. – Потом поговорим!

Он ушел, а Кириллов вздохнул:

– Ту мамзельку застрелили год назад, а он всё ее видит. Вот и работай, охраняй Отечество с этими старыми пердунами!

Так Кириллов сделал ошибку…

Почувствовал неловкость, поспешил позвонить в колокольчик.

Вошел жандарм.

– Что будете пить? – спросил Кириллов.

– Кофей.

– Забыли Родину… Мне водочки – так у нас положено при встрече.

Принесли водку и много закуски. Беседа предстояла долгой.

Он решил начать с нападения:

– Много наслышан о вашем доме. По рассказам, вкус, который вам не изменял прежде, теперь… – засмеялся. – Говорят, дом ваш несколько напоминает дворцы наших новейших русских. Вот у них то же самое… Мечта о дворце, который странно получается похожим на шикарный парижский бордель… Что делать, состояния у нас теперь создаются в минуту. Из грязи – в князи! Способности сыграть удачно на бирже, вовремя дать взятку в министерстве решают жизненный успех. Но Государь, который не представляет, зачем нужно красть – ведь всё и так ему принадлежит, – не понимает, что надо все время следить. Следить неустанно! За всеми! Направо посмотрит – слева сопрут! И наоборот… Я по должности был на похоронах господина Некрасова, и там читали его стихи: «Грош у новейших господ выше стыда и закона; нынче тоскует лишь тот, кто не украл миллиона…». Хотя многие стихи покойника вредны, но под этими готов подписаться… Полно разбогатевших жидов. И все чего-то хотят! Новейшие господа жаждут участия во власти, жиды требуют Конституции. Поэтому все тайно субсидируют нигилистов, число которых стремительно растет. Деньги переводятся за границу и оттуда поступают в Россию. На них господа террористы покупают динамит…