Пират моей мечты - Макгрегор Кинли - Страница 8

Морган, злившийся на Серенити, на старую сплетницу, на себя и на своих подчиненных, которые осмелились ослушаться его приказа, окинул рулевого испепеляющим взглядом:

– Какого черта вы тут болтаетесь?!

Кит при этих его словах покраснел как маков цвет, что же до Барни, то он с достоинством выпрямил спину, вытянувшись во все свои пять футов и шесть дюймов.

– Да чего это вы в самом деле, капитан? Мы же подсобить вам пришли. – Он широко улыбнулся, продемонстрировав огромную расщелину между двумя верхними передними зубами. – Потому как вам не помешал бы острый пиратский кинжал, который заткнул бы пасть тому паршивцу, что посмел о вас пропечатать в своей газетенке. Уж я бы по-свойски поговорил с этим псом брехливым!

Морган издал досадливый стон, более походивший на рычание.

– Ну сколько раз тебе повторять, что никакие мы не пираты?!

– Знаю, знаю. – Барни энергично закивал, так что дождевые брызги полетели с его треуголки в разные стороны, и хитро подмигнул.

Морган ощутил такую беспомощность, что готов был поднять руки вверх. Этот Барни с его языком когда-нибудь доведет их всех до большой беды. Привычка старика называть команду «Тритона» пиратами может дорого им всем обойтись. Чей-нибудь чуткий слух уловит это слово и донесет на них властям. И тогда болтаться им всем на реях…

«Будь у тебя в голове хоть капля здравого смысла, ты при первом же случае швырнул бы старого идиота вместе с его птицей за борт!» Но Морган знал, что никогда этого не сделает. Он был в неоплатном долгу перед Барни, так что старый болтун мог чувствовать себя в полной безопасности.

Если бы не Барни, Морган вряд ли выжил бы в нечеловеческих условиях британского плена – принудительной службы в королевском флоте. Да и сердце у старого моряка было золотое, хотя временами, и чем дальше, тем чаще, чувство реальности ему изменяло.

– Так что ж, капитан, проведем этого писаку по доске, а? – не отставал Барни.

– Нет, – сухо бросил ему Морган, хотя картина, развернувшаяся перед его мысленным взором – мисс Серенити, шагающая по доске над волнами в бальном платье и с распущенными волосами, – была не лишена приятности. Возможно, морское купание остудило бы горячую голову этой зазнавшейся особы. – В данном случае это не он, а она. Писательница. И я сам с ней рассчитаюсь.

В этот миг прогремел раскат грома, и дождь тотчас же усилился. Морган поднял голову к небу, затем с недовольством воззрился на своих подчиненных.

– Кит, отведи Барни на корабль и проследи, чтобы он как следует растерся ветошью и переменил платье. Не хватало еще, чтобы старик подхватил лихорадку.

– Фу-ты ну-ты! – засопел Барни. – Разве дождевая водичка повредит старому пирату?

– Еще как! Она наградит его доброй пневмонией, если только он не поостережется, – в тон ему ответил Морган.

Старик приподнял треуголку и провел ладонью по скудным остаткам растительности на макушке.

– Вы со мной обходитесь, как с дитем неразумным. – Он выпятил нижнюю губу и обиженно засопел. И при этом стал и в самом деле так похож на рассерженного ребенка, что Морган и Кит принуждены были опустить головы, чтобы спрятать улыбки.

– Ну, знаешь, если бы ты не таскался за мной повсюду, как несмышленыш за своей мамочкой…

– Ладно уж, капитан, – улыбнулся отходчивый Барни и водрузил шляпу на голову. – Ступайте улаживать это дельце, а мы с Китом побредем на «Тритон», проследим, чтоб он был готов поднять паруса, как только вы возвратитесь.

«Интересно, дадут ли мне сегодня досказать до конца хоть одну фразу? И неужто мне наконец удалось переупрямить старого болтуна?» С этими мыслями Морган оставил Кита и Барни и направился к ближайшей коновязи за лошадью.

Подъехав к старику и юноше, которые так и не сдвинулись с места, он отпустил поводья и строго приказал Киту:

– Веди его на корабль. И побыстрей!

– Слушаюсь, капитан Дрейк!

Бросив на обоих грозный взгляд, он пришпорил лошадь и направил ее вслед за каретой мисс Джеймс.

Несколькими часами позже Серенити, одетая в самое нарядное платье, стояла посреди бального зала в доме отца и принужденно улыбалась.

Открытый зал по всему периметру украшали греческие колонны, задрапированные розовым атласом и увитые плющом. Тысячи восковых свечей ярко горели в люстрах и в массивных канделябрах, заливая все вокруг теплым ровным светом. На балконе в правом углу помещения оркестр исполнял танцевальные мелодии, и несколько пар кружились посреди зала. Остальные гости разбились на кучки и вполголоса обсуждали политические новости, делились друг с другом кулинарными рецептами и самозабвенно сплетничали.

Серенити сбилась со счета, сколько почтенных матрон с начала праздника отзывали ее в сторонку, чтобы спросить, не получала ли она известий от сбежавшей сестры, Чатти. Впрочем, нашлись среди гостей и такие, кто сердечно поздравил ее с днем рождения.

Она с трудом находила слова для ответов тем и другим – по правде говоря, ей было совсем не до дня рождения и тем более не до гостей с их докучливыми разговорами. Голову ее будоражили мысли о таинственном незнакомце.

Ведь не каждый же день герой ее фантазий во плоти появляется в отцовской типографии! О, до чего же он красив и мужествен! Если бы только ей удалось узнать его имя! И как бы ей перестать о нем думать!

В зале собралось две с лишним сотни гостей, в числе которых были приходский священник с семейством, а также Чарли Симмс, так любивший давать волю рукам. Он уже неоднократно пытался завлечь ее в сад.

Серенити скользнула равнодушным взглядом по лицам приглашенных. Все эти люди живут повседневными заботами, дни их так похожи один на другой, она же, единственная из всех, собравшихся в огромном зале, пережила сегодня нечто поистине необыкновенное, волнующее, пугающее. Такое, чего ей не забыть до конца дней.

«Будет тебе, Серенити! Лучше любуйся танцующими. Или взгляни на матрон, которые так трогательно опекают молоденьких дочек и племянниц. И вслушайся наконец в слова пастора Якобса!»

Священник уже в третий раз повторил какую-то фразу, смысл которой неизменно ускользал от нее. И даже обратив на него взгляд и стараясь не пропустить ни слова, она была не вполне уверена, о ком это он говорил: об Иове многострадальном? Или речь шла об Ионе?

«О, какая скука! Тоска смертная!»

Приветливо кивая пастору Якобсу и время от времени отзываясь на его речи уместными междометиями, она обвела глазами зал в надежде увидеть Дугласа Адамса. Вот кто ответит на все ее вопросы о таинственном незнакомце.

Но тут вдруг справа от нее возникло какое-то движение. Повернув голову, она обнаружила рядом с собой запыхавшуюся сестру. Щеки у Онор раскраснелись, глаза сверкали воодушевлением.

– Пожалуйста, простите нас, пастор Якобс, – выпалила она, хватая Серенити за руку и увлекая ее к отворенному французскому окну.

Серенити недовольно нахмурилась.

– Что такое должно было случиться, чтобы…

– Он здесь.

– Мистер Маккарти?

– Да нет же, не мой воздыхатель, Серенити. А твой!

Серенити только и оставалось, что развести руками. О ком это она? Кого Онор имеет в виду? Чарли, вечно норовящего потискать ее? Нет, ее сестра не настолько глупа.

– Мой воздыхатель?

Онор молча обхватила ее за талию и развернула лицом к гостям.

Серенити рассеянно оглядела зал. Золото и мрамор, колонны, увитые плющом. Несколько десятков пар танцуют менуэт. Сверкание драгоценностей, яркие наряды женщин. Некоторые из мужчин надели по случаю праздника старомодные парики, что придало им довольно комичный вид. Множество знакомых лиц, но среди всех этих людей явно не было того, к кому можно отнести слова Онор.

Внезапно по залу пронесся гул голосов. Он становился все отчетливее, пока не перекрыл звуки музыки. Оркестр смолк. Танцоры сперва замерли как вкопанные, так и не завершив очередного па, а после растерянно разошлись.

– Праведное небо! – вскричала Серенити. Это был он. И все, кто ее окружал, судя по их виду, были потрясены его появлением не меньше, чем она сама.