Дом ужасов - Кифовер Джон - Страница 38

38

— Не знает… вы хотите сказать, что…

— Не знает, что я — это не он. Видите ли, — пояснил старик, — мы были очень похожи. Просто поразительно похожи! Прежде чем вы уйдете, я покажу вам фотографию и вы все сами увидите.

Я решил, что дождь там или не дождь, но уходить пора — если не считать плохой погоды, больше меня здесь ничто не удерживало. Я встал.

— Что ж, сэр, могу лишь выразить надежду на то, что вам действительно стало легче, когда вы раскрыли мне свою э… тайну.

Старый джентльмен неожиданно сильно разволновался. Он нервно сжимал и разжимал свои пухлые ладони.

— О, но как же вы можете уйти? Вы же не слышали даже половины всего. Вы же не знаете, как все это случилось. Я надеялся, сэр… вы были так добры… что у вас хватит терпения и внимания, чтобы…

Я снова уселся на скамью.

— Как вам будет угодно, — кивнул я, — если вам есть еще что сказать.

— Я только что сказал вам, — продолжал старый джентльмен, — что я… что другой… что мой предшественник обычно сидел за едой на этом месте и наблюдал, как пятеро других отражаются в стеклах, так? Когда он прикуривал сигарету, те пятеро делали то же самое — все одновременно…

— Ну конечно же, — сказал я.

— Да, конечно же, — кивнул старик. — Все было так естественно, как вы изволили выразиться. Совершенно естественно — вплоть до одного вечера, одного ужасного вечера. — Он умолк и с ужасом в глазах посмотрел на меня.

— И что же? — спросил я.

— Тогда произошла странная, отвратительная вещь. Когда он, мой предшественник, закурил сигарету, наблюдая за остальными пятью, как он обычно это делал, он увидел, что один из них, тот, что крайний слева, закурил не сигарету, а трубку.

Я искренне расхохотался.

— О чем вы, сэр!

Старик в сильном волнении заломил руки.

— Я понимаю, это звучит комично, но одновременно и страшно. Что бы вы подумали, если бы вам пришлось самому увидеть такое? Не привело бы это вас в ужас?

— Пожалуй, — согласился я, — если бы такое действительно случилось. Если бы я увидел нечто подобное, наверняка бы ужаснулся.

— Так вот, — произнес старик, — это случилось. В этом нет никакой ошибки. Это было ужасно, отвратительно. — В его голосе звучал такой страх, будто он действительно видел все это своими собственными глазами.

— Мой дорогой сэр, — возразил я, — но ведь все это вам известно лишь со слов этого мистера… мистера Бэкстера.

— Я знаю, что это так и было, — он говорил очень убежденно. — Я уверен в этом, уверен даже больше, нежели бы сам видел это. Послушайте, это нечто появлялось в течение пяти дней, и все пять дней кряду мой предшественник с ужасом ждал, когда же пятое отражение станет нормальным, таким, как все. Ждал, когда оно само исправится.

— Но почему он не уехал… почему не покинул этот дом? — спросил я.

— Он не осмелился пойти на это, — проговорил старик сдавленным шепотом. — Не решился: он должен был остаться и убедиться в том, что это нечто действительно исправилось.

— Но этого не произошло?

— На шестой день, — проговорил старик, едва совладав с дыханием, — пятое отражение, то самое, которое воспротивилось послушание, исчезло.

— Исчезло?

— Да, исчезло со стекла. Мой предшественник сидел, с ужасом уставившись на пустой пятый сектор, а остальные четверо в таком же ужасе взирали на комнату. Он перевел взгляд с пустого оконного стекла на них, а они смотрели на него или на что-то позади него, и ужас застыл в их глазах. И вот он начал задыхаться — задыхаться, — старик поперхнулся и тоже вдруг стал задыхаться сам, — задыхаться, потому что его горло сжимали руки, сжимали и душили его.

— Вы хотите сказать, что это были руки пятого? — спросил я и понял, что мой собственный ужас не позволяет мне цинично улыбаться.

— Да, — просипел он и протянул свои толстые, тяжелые руки, уставившись на меня горящими глазами. — Да. Мои руки!

Пожалуй, впервые дикий страх охватил меня. Мы неотрывно смотрели друг на друга, пока он продолжал судорожно глотать воздух и хрипеть.

Стараясь успокоить его, я как можно спокойнее сказал:

— Понимаю. Таким образом, вы и были этим пятом отражением?

Он кивнул в сторону трубки, лежавшей на столе.

— Да, — хрипло прозвучал его голос. — Это был я, тот, который курил трубку.

Я встал. Больше всего мне сейчас хотелось броситься к двери, но что-то меня удерживало. Я почувствовал, что было бы бесчеловечно оставить его одного — жертву своей же собственной ужасной фантазии.

Со смутным желанием привести его в чувство и облегчить истерзанное сознание, я спросил:

— А что вы сделали с телом?

У него опять перехватило дыхание, гримаса исказила лицо; сцепив обе вытянутые вперед руки, он стал конвульсивно бить ими себя в грудь.

— Вот, словно агонизируя прокричал он, — вот оно, это тело.

перевод Н. Куликовой

Оскар Кук

ПО ЧАСТЯМ

Уорвик поставил свой бокал, прикурил сигарету и, оглядев курительную комнату клуба, убедился, что по крайней мере поблизости от нас никого не было. Затем наклонился ко мне и в свойственной ему резкой, беспокойной манере спросил:

— Что случилось с Мендингэмом?

Я изумленно уставился на него, во многом также и потому, что именно в этот момент разразилась гроза и где-то у нас над головами сверкнула извилистая молния, вслед за которой громыхнул гром. Дождь хлынул как из ведра.

Я не без тревоги взглянул на Уорвика, потому что слишком хорошо знал это его выражение лица — расположение губ и всей челюсти, их странная неподвижность, почти окаменелость, которая охватила, казалось, даже его уши. Я не мог не признать, что коль скоро он вознамерился выяснить, что же произошло с Мендингэмом, никакие мои отговорки не помогут. Кроме того, оба мы располагали достаточным временем.

И все же…

Получилось так, что я встретил его почти в точно такую же ночь, как сейчас — грозовую, дикую и отвратительно-мерзкую, как выражаются матросы. Воспоминание об этом событии никогда не исчезало из моей памяти, а гроза лишь усиливала впечатление.

— Так что же случилось? — повторил Уорвик. — Ну выкладывайте же, я хочу знать как все было. Мне уже давно надо было бы что-нибудь написать, а в голове ни одной толковой идеи. Вы же знаете, что для пишущего человека это хлеб насущный, так что… — взмах его руки оказался красноречивее любых слов.

Я знаком показал ему, чтобы он пододвинулся ближе, и попросил официанта налить нам еще. Лишь после этого и ни минутой раньше я начал свое повествование:

— Я расскажу вам, Уорвик, — начал я, — одну из самых ужасных историй, которую мне когда-либо приходилось слышать.

Он с видимым удовольствием потер руки.

— Настолько ужасную, — продолжал я, — что даже не стану брать с вас слово, что вы никогда не станете использовать ее в своей работе — я просто уверен, что у вас даже не возникнет такого желания. Вы помните Грегори?

— Да, — кивнул Уорвик.

— Одно время мы с ним довольно часто встречались, но потом он куда-то исчез. У него еще была очаровательная, прямо-таки прелестная жена. Вот именно она стала причиной всех этих событий.

Уорвик хохотнул.

— Ах, так события все же были. Я так и думал.

— Да, но только не те, о которых вы подумали. Вы уехали за границу задолго до их развода.

— Значит, cherchez la femme! Я всегда считал, что имея такую соблазнительную супругу, Грегори ведет себя слишком беззаботно и чересчур хладнокровно. Он буквально напрашивался на неприятности.

— Возможно, но все же Мендингэм был его лучшим другом.

— А кроме того, чертовски симпатичным малым, который всегда не прочь был поглазеть на проходящих мимо дам, не так ли?

— Как вам будет угодно, но это все равно его не оправдывает. Мендингэм был и моим другом, однако я никак не могу допустить возможность совершения определенных поступков. Некоторые вещи никогда нельзя делать.