Внучка бабы Яги - Коростышевская Татьяна Георгиевна - Страница 17

Ёжкин кот! Я, конечно, знала, что демоница моя до мужиков охоча, но чтоб так сразу… С места, как говорится, в карьер. И самое странное, что мужики от такой настырности прочь не разбегаются, а вон — полюбуйтесь, с глупыми улыбочками сидят. Ощутимо потеплело, от Зигфрида мягкими волнами исходили жаркие волны. Эк разобрало касатика, только бы пожара не наделал!

Покрасневшего студента мы очень быстро ввели в курс дела. Против жениховства он не возражал. Да барон, наверное, был согласен на что угодно, лишь бы его зрелища не лишали. А со своей стороны зеркала Иравари резвилась на полную — слегка отодвинулась, демонстрируя точеные плечики и глубокий вырез шелковой рубахи. Тьфу, срамота!

— Зигги, — ворковала бестия. — Девочку переодеть придется.

— В сухое? — пробормотал студент, не отрывая взгляда от проказницы.

Ну точно, на головушку ослаб. Так бы и стукнула чем-нибудь увесистым, чтоб в чувство привести.

— В мальчика, — терпеливо продолжала демоница. — Получится у нас славный худенький сорванец. Поди, лапушка, чего-нибудь у хозяина поищи. И шапку. Или ты, Лутоня, хочешь покороче постричься?

— Нет! — испуганно завопила я. — Еще чего не хватало!

Я ощупала рукой короткую прядку на затылке, над которой успел поработать Федькин нож.

— Ну вот и славно. Ступай, зайчик, ступай. Девочкам тут без тебя пошушукаться надо.

Студент завороженно повиновался. Заскрипела лестница, прогибаясь под тяжелыми шагами.

— Непонятно, что ты в этом теленке нашла. Зеленый совсем, — серьезно сказала Иравари.

— Да не люб он мне вовсе, — отрезала я из вредности.

— Ой, молодо-зелено… — будто и не слышала демоница. — Знаешь, какой тебе мужик нужен? Опасный и таинственный, чтоб кровь в жилах бурлила от одного его взгляда, чтоб страсть и желание толкали на безумства, чтоб…

— Эй, — постучала я по зеркалу. — Мне твои фантазии слушать недосуг. На вопросы сегодня отвечать будем?

— Ну, на два я уже ответила, — встрепенулась собеседница.

— А нетушки! Это ты сама мне что-то плела, а про бабушку так вообще говорить отказалась.

— Подловила, бесстыдница! — погрозила Иравари когтистым пальчиком. — Давай спрашивай!

Снизу донесся грохот и истошные крики. Да что ж такое, ёжкин кот?! Только соберешься, чтоб правильно слова подобрать… Неужели Зигфрид куролесит?

— Должна будешь, — твердо сказала я демонице, разрывая связь.

По лестнице я спускалась осторожно — мало ли что. Кухонька была пуста — и хозяин, и вредная старуха куда-то подевались. За окнами вечерело. Крики уже затихли, из общего зала доносился монотонный бубнеж. Я приросла к дверной щели, пытаясь рассмотреть все повнимательнее. Картина открывалась безрадостная. Трактир был полон. Лихие люди — разбойнички! С пяток мужиков самой что ни на есть дикой наружности оккупировали лавку и колченогие табуреты. Сидели себе чинно, будто на скоморошье представление собрались. А оружия-то! И простецкие тесаные дубины, и кистени… А упитанный здоровяк, стоящий в центре комнаты, картинно опирался на алебарду. Как только он эдакую махину в помещение затащил? Там же древко локтя на четыре, не меньше. Ну, видно, красота дороже удобства. Зигфрид на манер окорока был подвешен к потолочной балке за стянутые веревкой запястья. Только в отличие от копченых ляжек ноги студента до пола доставали. Вот затейники какие! И не покалечили парня, и возможности колдовать лишили. Насколько я понимаю, для огневиков руки — это главное. Я скользнула в кухню, вытащила из стойки мясницкий тесак и вернулась наблюдать. Здоровяк между тем продолжал бубнеж.

— По-хорошему тебя прошу, шваб, отдай.

Голос его совсем к угрожающей внешности не подходил, был он хриплый, с какой-то стариковской дребезжащей ноткой.

— Ты все равно не сможешь их активировать, — отвечал студент.

— Ну, так ты мне и поможешь.

— У меня тоже не получится — тут совсем другого направления специалист нужен.

— Не ври мне!

— Чего ты с ним валандаешься, Колоб? Давай я ему шкуру попорчу, вмиг на все согласный сделается, — пискляво вступил со зрительного места встрепанный кадыкастый мужичонка.

— Отвянь, Прошка, успеешь еще потешиться, — обернулся допросчик к приятелю.

Меня кинуло в дрожь — губы здоровяка не шевелились, застыв в бессмысленной улыбке. Чем он говорит тогда? Неужто пупком?

— Иван, не отвлекайся, — строго продолжил чревовещатель и опять пристал к студенту: — Отдай!

Свободная от алебарды рука потянулась к Зигфриду. Вспышка, и вот уже здоровяк воет на два голоса, помахивая обожженной конечностью. А барон-то — молодца! Как только к нему прикасаются, он выпускает наружу чуток внутреннего огня. Вот его разбойнички обыскать и не могут. Только надолго ли его магии хватит?

— Ну все, шваб, ты нарвался, — угрожающе прорычал лиходей. — А ну-ка, ребятушки, тащите сюда кадку с водой, будем иноземца уму-разуму учить.

Зрители, видно подустав от сидения, всей гурьбой ринулись исполнять приказ атамана. Я опрометью бросилась в кухоньку, вылетела на двор через черную дверь. В лицо полетели комья снега, метель обожгла холодом. Я обежала здание, ворвалась в зал через главный вход, подхватила табурет и накрепко заклинила дверь между кухней и трактиром. Резко обернулась. Упитанный здоровяк рот раскрыл от изумления. Сейчас надо еще быстрее — резануть веревку, чтоб Зигфрид освободил руки. А там уж мой спутник всем на орехи отсыплет.

— Это что за явление? Иван, поворотись, мне не видно.

Чревовещатель, не меняя выражения лица, выпустил свое грозное оружие и потянулся руками к животу. Оттуда, из-под расшитого кафтанного нагрудника, выглядывало другое лицо — морщинистое и злобное.

Земля ушла у меня из-под ног. Я провалилась в беспамятство.

Сначала вернулся слух. Голова болела — видно, в падении я знатно об пол приложилась. Глаза открывались с трудом, да и рассмотреть ничего толком не получалось. Рядом слышался неспешный разговор. Я решила еще немножко полежать и навострила ушки.

— Ослаб я что-то, постарел, — объяснял кому-то атаман. — Надо заклинание подновить, а то раскрошусь весь к драконьей матери. Видишь, по кусочку сыплюсь. Если б не Иван, давно б птицы склевали. Он у меня хоть и не семи пядей во лбу, но помощник верный…

— Даже если я новый пергамент в тебя вложу, даже если правильно его активирую, это будешь уже не ты, а совсем другая личность, — спокойно отвечал Зигфрид. — Ну вроде как поселится в твоем теле другая душа.

— А что делать? Вот скажи мне, маг, что? В горячем молоке с горя утопиться?

— Родителя твоего найти надо.

— Дедушку? — В голосе разбойника послышались слезы. — Да он и знать-то меня не желает.

— Нет, того докса, который заклинание составлял. Или специалиста, классом не ниже. Думаю, он смог бы помочь. А ты что, с родными видишься?

— Сейчас редко. — Атаман рыдал уже в открытую. — Когда бабка еще жива была — завсегда меня привечала. И творожком свежим, и маслицем потчевала, как зайду. А померла, так совсем дед одичал. Лиходеем обзывается или еще как похуже… А-а-а… Доля моя, долюшка!

— А не надо было в разбойники идти, — вступила я в беседу, потихоньку пытаясь сесть и потирая затылок.

Голова кружилась. Сыро, темно… Только у притолоки чадил небольшой смоляной факел. В погреб нас засунули, что ли? А, нет — в подпол. Вон кованая дверца в потолке имеется. Обширное помещение — рачительному хозяину в самый раз. А воняет-то как гадостно, не иначе огурцы прокисли. Колобок сидел на краю рассохшейся кадки, на земляном полу рядком лежали студент и детинушка, которого я сначала принимала за атамана. Обоих спеленали, как младенчиков, — ни встать, ни повернуться.

— Привет честной компании, — улыбнулась я Зигфриду.

— О, Лутонюшка в себя пришла… Приятно, как говорится, познакомиться. Говорил я, ничего страшного, скоро оклемается, — засуетился Колобок, подпрыгивая от возбуждения. — Девонька, подойди, глянь, как там мой Ванюша.

Второй разбойник был без сознания, но дышал ровно, без перебоев. Рана на виске чуть кровила, но угрозы для жизни явно не представляла. Я занялась Зигфридом, попыталась распутать хитрый узел толстой пеньковой веревки, которой связали парня.