Белорские хроники.(сборник) - Громыко Ольга Николаевна - Страница 44

Хозяин уже собирался запереть дверь: все равно мест нет, а опоздавшие поминутно дверью хлопают, тепло выпускают. Но тут в корчму, не спрашиваясь, ввалились еще два гостя. Оба были в изрядном подпитии и цеплялись друг за друга с пылкостью любовников.

- Ты! - с порога заорал Багура, ткнув пальцем в мирно ужинавшую Вирру. - Т-ты! С-с-с...

Девушка вопросительно подняла брови.

- С-с-слушай с-с-сюда! - продолжил менее пьяный и еще кое-что соображавший Вузя.

- М-мы... ат... Ик!... атминяим заказ! - Багура решительно перечеркнул воздух ладонью.

- Отменяем! - рьяно замотал головой Вузя, вовремя подхватив собутыльника. - Совсем! Оба! Так што... эта...

- В-во ти-и-ибе! - закончил мысль Багура, выставляя вперед руку. Пальцы слушались плохо, и купец с просительным мычанием протянул пятерню конкуренту. Тот добросовестно заплел ее в нужную фигуру, которую сообща с торжеством предъявили злодейке. - Накося-выкуси!

Полуэльфка философски пожала плечами.

- Аванс не возвращается, - напомнила она.

- П-п-подавись т-т-ты им! - слаженно запинаясь, выплюнули купцы. - Ой, да ве-э-этер бу-у-уйный! Ых! Треплет на-а-аши ку-у-удри! Ух!..

Вышибала молча сгреб буянов за шивороты, выставил в воспеваемую ими погоду и задвинул засов.

Вирра ощупью выловила в кошеле толстую, тяжелую золотую монету. Бросила корчмарю:

- Всем пива за мой счет!

Дождалась, пока обрадованные гости разберут кружки, подняла свою и с чувством сказала:

- Так выпьем же за крепкую мужскую дружбу!

Божий промысел

Оконная решетка напластала лунный свет узкими ломтиками, рассыпавшимися по земляному полу кельи.

- ...храните нас, Всеблагие и Всевышние, во свете дня и во мраке ночи, помогите распознать зло и дайте сил не убояться оного...

Под потолком зудели комары, будто подпевая на манер храмового хора: «Зззззло... Ссссил... Кусссь!»

- Ай! - Микол что есть силы хлопнул себя по щеке. - Чтоб тебя...

Молитву пришлось начинать с начала, присовокупив к ней покаянную исповедь. Может, боги для того комаров и сотворили, чтобы нам во испытание посылать? Кто духом крепок - только улыбнется им благостно... ой! А еще боги сотворили траву пижму, надо было натереться ею перед праздничным моленьем. И так и эдак грешен: вспыльчив, ленив, несобран.

- ...простите нам грехи малые и позвольте искупить большие...

Время уже близилось к полуночи, а рассчитаться удалось только с двумя иконами. На третьей дело застопорилось: то язык заплетется и вместо «творил» - «варил» ляпнет, то комар, упокой боги его душу, бренную плоть жалом уязвит. Все прочие послушники давно спят, выполнив монашеский долг, а он, Микол, никак до конца третьего бога добраться не может. То бишь без запинки прочесть ему две дюжины молитв. И почему нельзя повесить иконы на одну стенку и молиться им единовременно? Все равно ведь ко всем разом обращаемся.

Послушник вздохнул, украдкой почесал кончик облупленного носа и снова вернул руку в молитвенное скрещение на груди. Впрочем, крадись не крадись, боги - они все видят! Но с ними договориться проще, чем с настоятелем. По крайней мере в долг, до Искупительного Потока, поверят. А вот отец Ктиан мигом какую-нибудь епитимью наложит.

- ...укажите путь истинный и отвратите с дурного...

Четвертая икона укоризненно буравила взглядом спину, ожидая своей очереди.

Шея-то как ноет! Еще бы - два часа на коленях простоять. Странно, что они еще в пол не вросли. Хотя подвижки-лунки уже есть. В монастырских кельях полов нарочно не мостят, чтобы все рвение на виду было: у кого впадины от колен глубже, тот и благочиннее. Есть тут один столетний дед, так он из них сам уже выкарабкаться не может, каждый раз послушников зовет. Скоро вообще под землю уйдет, мракобесам на устрашение.

«Может, и мне тайком подкопать?»

Послушник поскорее согнал с лица нечестивую ухмылку и сосредоточился на огоньке свечи, воткнутой в кусочек хлеба под иконой.

- ...ибо только вы есьмь... А, чтоб вас!

Микол заткнул рот ладонью, но было поздно. Да что ж сегодня за день такой?! Теперь вот все свечи разом потухли. Откуда этот ветер взялся-то? Вроде такой тихий вечер был, ни листочка не шелохнется... Будто мракобес в келью дунул!

Послушник встал, с наслаждением потянулся и подошел к окошку. Оно выходило в монастырский сад, отделенный плетнем от сельского кладбища. Еще дальше, за рощицей, ржавило небо зарево над богопротивной Школой Чародеев. Погоду они, вишь ты, по ночам творят, огни бесовские на башнях жгут. Тьфу! Доброму человеку туда не то что ходить - глядеть на это непотребство грешно. Подняли ветер, проклятые колдуны, испоганили доброе дело!

Парнишка уныло уткнулся лбом в решетку. Ночной воздух приятно холодил щеки. Где б огоньком разжиться? С кремнем возиться хлопотно, да и трут, кажись, у Микола кончился. Братьев по вере по такой малости будить стыдно. Разве что в часовню сходить, там масляные светильники круглые сутки теплятся. Но если отец Ктиан снова мается бессонницей, то и Миколу сегодня поспать не удастся. Заставит при себе молитвы читать, да с чувством, с расстановкой, и за каждый чих - по загривку дланью карающей.

Послушник вздрогнул и протер глаза: в кладбищенской тьме померещилось какое-то копошение. Что за ерунда? Какого рожна там кому понадобилось в такое время? Могильщика на здешнем погосте не было, могилы обихаживали монахи - за небольшую, подъемную любой семье плату. И обители доход, и родне утешение. Как раз в том углу, кстати, находился участок Микола, и днем там все было в порядке. Может, чья-то вдова безутешная пришла над могилкой порыдать? А почему тогда без свечи?

Миколу стало чуток жутковато. Селяне уже без малого месяц жаловались настоятелю, что в округе завелась какая-то ночная тварь - не то вупыр, не то вомпер - и обездолила уже дюжину дворов, утащив... охраняющих их собак. Жаль, волкодав купца Козеки по весне издох - воры отравили. Уж он бы задал упырю жару: шестипудовая псина однажды медведю горло перегрызла, спасая незадачливого хозяина-охотника.

Хотя сказки все это, ересь - ну откуда тут упырю взяться? Отец настоятель на той неделе кладбище с кадилом обходил, послушники столько святой воды на могилы набрызгали, что потом даже цветочки поливать не пришлось. Да и сам монастырь рядом: кресты, иконы, святые мощи... А что селяне шепчутся - так это их маги подуськивают. Норовят, стервецы, прихожан переманить, чтобы те не богам свечки ставили, а чародеям кладни отсчитывали.

Нет, там точно что-то ворошится! Возле надгробия Катею Верному, бурое такое, горбатое. Собака, что ли, забежала? Ох, да ведь там только-только розы посажены, родичи усопшего из самого Ясневого Града их выписали, строго-настрого велели холить и лелеять. А вдруг эта тварь сейчас под ними гадит или, хуже того, кость зарывает?!

Гнев вытеснил страх, и Микол, прихватив у порога дрын потолще (послушников учили самообороне, ибо смиренные монахи с посохом частенько привлекали внимание любителей легкой поживы), отправился разбираться с негодяем.

Сад давно пора было косить, зарос так, что тропок не видать. Роса холодом обожгла босые пятки, подол рясы быстро намок и начал липнуть к ногам. За спиной послушника, шумно продравшись сквозь листву, упало яблоко, заставив парня ухватить дрын на изготовку. Вот бы и впрямь разбойник какой напал, а Микол ему, во славу божию - хрясь! И - благословите, Всевышние! - с разворота промеж глаз. А то учишься-учишься, лучше всех в обители палкой вертишь - и впустую. Может, всю жизнь будешь грядки полоть да жития святых переписывать.

Послушник сам не заметил, как с разбегу перескочил плетень, в прыжке заехав воображаемому противнику пяткой в нос. Поросль крестов на грядках холмиков живо отрезвила, Микол виновато сунул дрын под мышку и оправил рясу. За сотню лет кладбище разрослось на добрых полверсты, аж до леса. Здесь хоронили не только селян, но и городских, кто побогаче. Погост на отшибе от суетного Стармина, но под боком, ухоженный, никто покой усопших не потревожит.