Цветок камалейника - Громыко Ольга Николаевна - Страница 63

63

— Выходит, храмовники просто пытаются избавиться от конкурентки? — сообразил обережник.

Брент остановился — для разговора на ходу это оказалась слишком серьезная тема.

— Не равняй дверь и прогрызенные червями ходы. Дхэры наделяют силой только своих слуг, открыть шлюз они не могут — или не хотят, ведь это позволяет им жировать в святилищах, под видом богов собирая с людей мзду как деньгами, так и жизнями.

— Ну и какая нам разница, кто у власти — вы со своей Привратницей, или йеры с дхэрами? — дерзко возразил Джай. — Собачитесь друг с другом, а народу отдувайся…

— Большая. Сначала ирны налагали ради обильного урожая, потом хорошего, теперь — ради хоть какого-нибудь. Еще через двадцать — тридцать лет они перестанут действовать вообще. То же самое со скотом, домашней птицей…

— И нами, — задумчиво закончил ЭрТар. — В горах уже несколько лет не рождалось ни одного дареного ребенка. По-моему, я вообще был последним…

— Ты тоже?! — вытаращился на него обережник.

«Без ирны только крысы плодятся», — любили приговаривать в рабочем квартале, где появился на свет Джай. На самом деле в участии Взывающих не нуждались еще и мыши, тараканы, клопы, крагги и прочая вредная живность, а также растения и твари дикоцветных земель. Никакого удовольствия от нахождения в подобной компании будущий обережник не испытывал… а уж соседи изо всех сил заботились, дабы он об этом не забывал. «Что с паршивца взять — бог и тот на него взглянуть не пожелал!» — со смесью жалости и отвращения изрекали взрослые, когда Джай попадался на какой-нибудь шалости вроде стрельбы из рогатки по чужому коту. Ровесники же лупили его при каждом удобном случае, не принимая в свою ватагу. Со временем, конечно, все сгладилось: Джай подрос, узнал, что не один он такой убогий (да и не убогий вовсе — «клеймо» отщепенца оказалось дурацким, осуждаемым храмами суеверием), поступил в обережь, завел уйму друзей и подруг… но глухая обида на испорченное Иггром детство осталась.

— Ну да, — спокойно подтвердил горец. — А что?

— У нас говорят, что если Светлый Иггр не принимал участия в зачатии ребенка, то это дело рук Темного.

— Рук? — скабрезно фыркнул ЭрТар. — Ну-ну. А у нас — что это божественный дар за достойную жизнь. Какая разница, в каком настроении Иггр его послал? Бог-то у вас один, хоть и с двумя рожами. Я вон даже горжусь, что подаренный, а не купленный!

— Неудивительно — вы, «сороки», известные любители халявы, — съязвил Джай, на самом деле проникаясь к горцу все большей симпатией, но отнюдь не собираясь в этом признаваться.

ЭрТар с наглой ухмылкой показал ему два мизинца и возвратился к основному разговору:

— Но почему слабеют именно ирны плодородия? Ведь в остальном сила йеров вроде бы не убывает — и лечат, и крыс морят…

— Потому что в затяжную засуху бесполезно поливать огород из ведра: рассаде нужен дождь, который пропитает всю почву, а не жалкая чашка, вылитая под корень. Да, на месяц-другой это поможет, но когда земля до самой руды превратится в растрескавшуюся корку, носить воду станет бесполезно… Безвременье слишком затянулось, заводь заилилась и обмелела. Вы родились уже при дхэрах и не догадываетесь, что наш мир умирает. С каждым годом трава на лугах редеет, в ней распускается все меньше цветов, жужжит и стрекочет меньше насекомых. В лесу по весне можно услышать хорошо если двух-трех птиц разом, в то время как еще двадцать лет назад ты не смог бы выделить отдельную трель из сотрясающего воздух хора. Вы вон даже ящериц никогда не видели…

— Тоже мне, горе! — упрямо хорохорился Джай, хотя внутренний голос давно уже предательски поддакивал жрецу. — Да какой от них прок?

— А от тебя? Ты уверен, что у тебя будут внуки? Или хотя бы сыновья? И что они не умрут от голода, когда на их полях, несмотря на все ирны, ничего не взойдет?! — распалился Брент, нарушив свой зарок никому ничего не навязывать.

Положенный на обе лопатки обережник тщетно подыскивал еще какое-нибудь возражение, когда ЭрТар подался вперед и радостно воскликнул:

— Хэй, там что-то светится!

После чего свалился-таки с кабана, и тот, воспользовавшись замешательством Брента, поскорее дал деру.

Глава 19

Высоко-высоко в горах жил очень бедный горец, у которого была всего одна коза и такой ветхий шалаш, что даже усатая одноногая вдова не хотела идти за него замуж.

И вот однажды он не выдержал и отправился за советом к знаменитому мудрецу, который жил еще выше.

— Скажи, великий человек, — вопросил он у мудреца, почтительно склонив голову, — знаешь ли ты, как мне стать богатым и уважаемым?

— Отдай мне свою лучшую козу, и я отвечу тебе, — пообещал тот.

Горец отдал мудрецу свою лучшую козу (благо долго выбирать не пришлось), и тот, погладив длинную седую бороду, изрек:

— Понятия не имею!

И горец, просветленный, удалился на верхушку соседней горы.

И вскоре у него было много-много коз, красавица жена и новый большой дом.

Горская притча

— Думаешь, это она? — шепотом поинтересовался Джай. За раздвинутыми кустами открылась прогалина, заполненная тьмой до макушек деревьев. Не то луг, не то большая поляна, Иггр поймешь. Выходить туда, как завороженным факельным светом мотылькам, было боязно, тьфу, неразумно.

Жрец не ответил. Он не видел смысла гадать, а узнать наверняка можно было, только подкравшись поближе.

Огненный мазок двигался. Очень неспешно и, похоже, по кругу, как будто держащий его человек что-то потерял и теперь пытается отыскать, склонившись над густой травой.

— Ну что там у вас, э? — Горец не пожелал отлеживаться, присоединившись к компании верхом на кошаке.

— Ты зачем поклажу бросил?! — напустился на охотника Джай. Человеку-то хоть «Ау!» можно покричать.

— Тишш найдет, — нетерпеливо отмахнулся ЭрТар. — А вы чего тут мнетесь, э?

— Мы не мнемся, — обиделся обережник, — а изучаем обстановку. — И язвительно добавил: — У вас в горах о таком, поди, и не слыхали?

Охотник пригляделся к блуждающему светляку и от души расхохотался. Неизбалованные городскими огнями горцы видели в темноте едва ли не лучше кошаков.

— А у вас — вот об этом! — И, хлопнув Тишша по загривку, открыто поехал вперед.

Джай и Брент с оглядкой последовали за ним, но предосторожности действительно оказались излишними: на поляне пасся баран салойской, исключительно злонравной породы, легко отличаемой по черным ногам и хвосту. К курчавому загривку животного был привязан светильник, полощущий маленьким, но очень ярким язычком пламени.

Баран тоже заметил незваных гостей, наклонил башку с толстыми витыми рогами и с нарочитым топотом понесся на горца.

— Ннэ, шайе! — строго прикрикнул на него ЭрТар, поднимая руку с воображаемой пастушьей рогулиной. Баран резко сбавил ход, а там и вовсе остановился, исподлобья поглядывая на горца. Горец наклонился и снисходительно почесал его между рогами. — Не ищи приключений на свой шашлык, бяша!

— Ловите его, люди добрые! — донеслось из кустов на противоположном краю поляны, и из них с треском, делающим честь сказочному зверю медведу[41], вывалился человек, отчаянно вопиющий на бегу: — Именем Иггра Двуединого и всеблагого, хватайте это порождение его минутной слабости!

Баран фыркнул и навострился драпать, но горец успел сцапать его за ухо, одним поворотом кисти превратив свирепого зверя в жалобно блеющего агнца.

— Ох! — Добежавший человек так и рухнул на барана, обхватив его поперек спины. Пока чужак пытался отдышаться, вперемешку стеная, ругаясь и вознося хвалу, путники успели хорошенько его рассмотреть. Мужчина средних лет, полноватый, вооруженный легким копьецом на ремне через плечо, но, кажется, вполне безобидный. На нем, как и на Бренте, была мантия, только без капюшона и из простой некрашеной холстины. На лысеющей, коротко остриженной голове выделялась тщательно выбритая полоса от лба к затылку.

вернуться

41

отрицательный персонаж, один из любимцев Тваребога, покровительствующий блуду.