Цветок камалейника - Громыко Ольга Николаевна - Страница 77

Вскоре вязанка была готова. Теперь можно и вознаградить себя за труды. Мужик откупорил бутылку, поболтал оставшимся на донышке. Сделал маленький глоток, растягивая удовольствие, и размяк. Хорошо-то как! Кузнечики трещат, цветочки пахнут… аж самому игривые мысли в голову лезут. Нарвать, что ль, жене этой дряни? Пусть порадуется. Хоть и дура дурой, зато своя, родная, сам выбирал…

Скорняк приподнялся, упиваясь своей добротой… и тут словно громовой раскат прокатился над поляной, беззвучный, но ощутимый всем телом.

Рыжик вскочил и насторожил уши. Одобрительно тявкнул, потом протяжно завыл.

Цветы вздрогнули — и, сухо трепеща лепестками, наперебой взвились вверх, на мгновение заслонив звездное небо.

«Скорее, скорее, скорее…» — теребил глубинный зов.

Надо спешить.

Они вот-вот раскроются.

Осталось совсем немного.

Всего одна инициация.

Мужик медленно, не отрывая глаз от опустевшего корча, закупорил бутылку.

Перебьется жена как-нибудь.

Гроза собралась уже перед самым рассветом. Небо долго ворчало и противилось наползающим тучам (ну и где они были, когда путники торчали у Границы?!), но потом все-таки позволило себя укутать.

Какое-то время древесные ветви держали оборону, и до идущих по лесной тропе людей доносились лишь шелест капель да запах мокрой листвы. Затем ливень бросил на прорыв отборные войска, и Архайну на макушку закапало.

Йер выругался и поднял капюшон. Обзор сузился, в лицо продолжали лететь брызги.

Вместо Лесья впереди показалась река. Дальняя половина моста терялась за пеленой дождя, а что находилось на том берегу, вообще было не разобрать. Подойдя поближе, неурочные ходоки обнаружили, что погода тут ни при чем: части моста, причем большей, попросту не существовало. Возле берега покачивались на волнах обломки досок и большое тележное колесо.

Выманив противника на открытое место, тучи начали обстреливать его с удвоенной силой. Промокла даже плотная мантия йера, причем быстрее, чем он взялся за хлыст, дабы «укрепить ее в вере».

— Глядите, господин йер, там жилье! — перегнувшись через перила, ткнул пальцем Хруск. С дороги одинокий дом было не разглядеть: он стоял на самом берегу, в выемке леса.

— Пошли, — коротко велел Архайн. Разогнать такую грозу не под силу даже Приближенному, а у приречного жителя наверняка есть лодка.

Вид у дома был забавный — как будто хозяин начал строить его с крыши, а когда занялся срубом, спохватился, что у него остались только короткие, в половину крыши, бревна. Но переделывать ее поленился, так и водрузил на дом, подперев выпирающий кусок четырьмя столбами. Из чердачного окошка торчали махры сена.

При виде йера, обережи и связанных, шатающихся от усталости пленников, хозяин мигом не только лишился сна на эту ночь, но и испортил его кошмарами на ближайший семерик.

«Дорогие гости», не спросив разрешения, вломились в дом, вытолкали жену и бабку хозяина ночевать в камору, а самого «вежливо» расспросили, вогнав в пот, дрожь и почесун.

Лесье оказалось совсем рядышком, за рекой, но мост через нее, как на грех, позавчера рухнул, не выдержав двух груженных камнями возов разом. Лодка у хозяина была, трехместная, но в такую погоду, такую рань… впрочем, если господин йер прикажет…

Архайн приказал сменить белье на постели и принести горячего вина, а также пустую кадушку. Хруск сорвал разгораживающую комнату занавесь и устроился на бабкином топчане, а остальные раскатали походные одеяла по скрипучим половицам. Пленников загнали в закуток возле печи, связали им еще и ноги, зато вынули кляпы и дали напиться, пообещав отрезать по куску языка за каждое ругательство. «Вэселый пэсня» и «дрэвный лэгэнда» обережники тоже слушать почему-то не пожелали.

— Э-э-э, дарагие, скучна с вами, — укоризненно заметил ЭрТар и, привалившись к стене, закрыл глаза. Радда забилась между парнями. Все трое промокли насквозь и дрожали от холода, Джай с ненавистью наблюдал за раздевающимися и заворачивающимися в одеяла обережниками.

Йер задержался за столом. Сначала просто сидел в молитвенной позе, чуть заметно шевеля губами, потом нагнулся и протянул руку к кадушке, принесенной недоумевающим хозяином. С обшлага рубахи сперва закапало, затем струйкой зажурчало. Вода сползала с волос и одежды Взывающего, как с песчаного, быстро светлеющего пляжа. Когда капель иссякла, Архайн опустил руку еще ниже, коснулся воды костяшками пальцев, и через несколько секунд от нее пошел парок.

Йер стянул сапоги и с блаженным вздохом поставил ноги в кадушку.

Если бы в этот момент в дверь постучалась сама Тварь, Архайн послал бы ее еще где-нибудь побродить с полчасика.

Увы, внезапный гость обошелся без стука. Дверь распахнулась и словно прилипла к стене, шум дождя усилился.

Обережники поспешно вскочили на ноги. В трусах (а кое-кто и без), зато с фьетами наголо они смотрелись бесподобно.

— Двуединый повелел нам радоваться заблудшей овце, сколь бы поздно она ни вышла из чащи, — уныло процитировал йер Божественный Устав, вытаскивая ноги из кадушки. — Заходи, Брент. И подай-ка мне заодно полотенце, вон оно на гвоздике у косяка висит.

Черный силуэт в сером проеме не шелохнулся.

— Отпусти их, Архайн.

— Наглеешь, тваребожец. — Йер откинулся на спинку стула и брезгливо понюхал вино в кружке. Разумеется, домашнее, ягодное — откуда в этой лачуге другому взяться. — Овечка из тебя никудышная, хамишь уже с порога. С чего бы это? Не сегодня-завтра ты и так окажешься в моей власти. Девчонка… (Хруск, поймав взгляд йера, намотал на кулак Раддины волосы, задрал ей голову и подпер подбородок фьетой) умрет, едва ты прикоснешься к плети, да и остальные проживут немногим дольше. Так что, увы, не тебе выдвигать требования.

Увещевания йера не произвели на жреца никакого впечатления. Да, честно говоря, он в них и не вслушивался. Просто дожидался паузы, чтобы произнести заготовленные и затверженные по дороге слова.

— Ты хочешь, чтобы я воззвал к Привратнице, Архайн? Хорошо, я это сделаю. Прямо сейчас, одновременно с тобой.

Йер выпрямился и поставил кружку на стол. Это предложение уже заслуживало внимания. Тваребожец упрям и норовист, понадобится не один день, чтобы его укротить. К тому же в этой глуши даже крючьев нормальных не достать, не говоря уж о витых иглах или «бараньем копыте». А учитывая идущие друг за другом инициации…

— Хм. С какой это стати ты решил отдать мне Тварь? Впрочем, тебе не впервой менять свои убеждения.

Голос Архайна щелоком разъедал решимость. Брент изо всей силы впился ногтями в ладонь. Боль вышла тупая и неубедительная, но слегка отвлекла.

— Не отдать. Ты отпустишь моих… друзей (Радда победоносно сверкнула глазами), я воззову, а потом мы сразимся.

— Слушай, Брент, мне некогда играть в эти дурацкие игры, — поморщился йер. — Мало я тебя убивал, что ли? Пора бы уже понять, что шансов на победу у тебя нет. Укажи мне на Привратницу, и пусть эти недоноски проваливают. Правда, не обещаю, что Глашатаи прекратят их поиски, но я за ними не погонюсь.

— Я не торгуюсь, Архайн. — Силуэт исчез и снова медленно проявился, как тень, спугнутая проплывшим под солнцем облаком. — Либо ты принимаешь мои условия, либо мы сразимся без них, прямо сейчас. Ты не оставляешь мне выбора.

— Позер, — прошипел йер. — Что ж, Темный с тобой! Надеюсь, это не займет много времени…

Жрец наконец переступил порог. За эту ночь он осунулся сильнее, чем за все время поисков. Мокрые волосы и запавшие глаза его не то чтобы состарили — сделали вообще вне возраста: то ли тридцать, то ли шестьдесят.

— Брент! — Девушка опасно мотнула головой и ткнула Хруска локтем. Обережник вопросительно покосился на Приближенного, тот махнул рукой:

— Отпускай.

— И мыслестрэл атдавай, э! — возмутился ЭрТар, как только с него сняли путы и пинком отправили к двери.

— Ща, в задницу засуну! — огрызнулся старшой.

Горец благоразумно не стал настаивать. Парни хоть и пошатывались, но, похоже, серьезно не пострадали. Только лица в синяках и кровоподтеках, а у Джая нижняя губа распухла. Брент не сомневался, что они сопротивлялись изо всех сил, просто схватка с боевой обережью вряд ли длилась больше трех секунд. А тумаков им навешали уже потом, за несговорчивость.