Служба - Воронов Владимир - Страница 29

И не ему одному: вляпался по самые уши даже осторожнейший генерал Вадим Кирпиченко, зам Крючкова, впоследствии советник шефа СВР Примакова. Описывая свою встречу с шефом госбезопасности Димитром Стояновым 18 сентября 1984-го, среди перечня обсуждаемых вопросов назвал и такой: «разоблачение через возможности советской и болгарской разведок вздорных обвинений о причастности Болгарии к покушению на папу римского и оказание разносторонней помощи по освобождению болгарского гражданина Антонова, арестованного по этому сфабрикованному делу». Эх, засветили парня: или вы думаете, что генералы стали бы базарить о каком-то сотруднике авиакомпании, не будь он их человеком? Ни в жисть! И лишь затем у товарищей пошел «обмен мнениями о работе по «главному противнику». Выходит, для высоких чинов спецслужб двух стран «вздорные обвинения» куда важнее и опаснее, нежели все прочие козни «главного противника»! Во как лезли наружу следы даже спустя три с половиной года после покушения…

Попутно, по иному поводу, Кирпиченко подсветил фигуру, очень даже возможно игравшую ключевую роль в той игре — главу представительства КГБ в Болгарии генерала Владилена Федорова: «Федоров свободно говорил и по-болгарски, и по-турецки, прекрасно знал Турцию, так как был там в свое время резидентом КГБ». А еще в свое время Федоров специализировался на разработке болгарских турок — столько совпадений, просто блеск! Можно предположить, что именно Федоров и был одним из тех таинственных русских, которые общались с Агджой.

В принципе, именно сейчас и именно благодаря нескольким болтливым генералам КГБ ребус разгадывается. В сухом остатке у нас следующее:

1) Взошедшего на папский престол поляка Кароля Войтылу на Старой и соседней площадях боялись и ненавидели столь сильно, что с радостью ухватились бы за любую удобную возможность его убить.

2) Более тесно связанной с КГБ охранки, нежели болгарская, просто не было: пожелания советских товарищей там понимали даже не с полуслова. Именно Болгария была ключевым плацдармом для работы против южного фланга НАТО, через болгарские же службы товарищи из КГБ налаживали связи с «серыми волками».

3) Агджа въехал в Болгарию с согласия болгарских чекистов и их патронов: очень мало сомнений, что его вербанули, а то и спецподготовку обеспечили. С согласия, ведома и при помощи секретных служб НРБ он через Югославию выезжает в Италию. Уже только поэтому отрицать причастность болгарских служб к покушению невозможно, значит — и советских.

Пока не ведомо, когда именно и через кого, в какой форме болгары получили столь прозрачный намек, что снарядили Агджу. Но ведь получили. Хотя и вряд ли в виде прямого письменного приказа: такое не фиксируется. Зато зафиксированным оказалось многое другое — следы пребывания Агджи в Болгарии и интенсивной работы с ним чекистов. Каковые и пришлось заметать.

…6 января 1992-го застрелился (по официальной версии), быть может, самый информированный человек — шеф болгарской разведки генерал Стоян Савов, человек, общавшийся с Андроповым, Крючковым и непосредственно работавший по Агдже. Он слишком много знал?..

Когда-нибудь вся правда о подоплеке выстрела на площади Святого Петра возможно и выйдет наружу. Но не приходится сомневаться, что пока над спецархивами страны простерта длань подполковника КГБ, из них не просочится НИ-ЧЕ-ГО…

14. Автопортрет шпиона в интерьере Лубянки

Писать мемуары — занятие приятное и престижное. Кто только не радовал нас признаниями и откровениями. Мемуарный зуд не дает покоя и лубянским генералам.

Заговорил Павел Судоплатов — ветеран международного терроризма сталинской эпохи, участник не одного громкого «мокрого дела». Он потешил американских читателей рассказом о том, как воровал в США бомбу, и не простую — атомную. Но та история уже стала преданьем старины глубокой.

И вот четверо других асов того же ведомства, едва успев оформить пенсионные удостоверения, поспешили поделиться сокровенным. И какие люди — мастера, генералы от шпионажа: Леонид Шебаршин — последний шеф советской разведки, один день даже возглавлял КГБ (две книги — «Рука Москвы» и «Из жизни начальника разведки»); Николай Леонов — 12 лет во главе информационно-аналитического управление разведки, семь лет — заместитель начальника ПГУ, последний начальник аналитического управления КГБ («Лихолетье»); Юрий Дроздов — начальник управления «С» — нелегальной разведки («Нужная работа») и Олег Калугин — возглавлял управление внешней контрразведки («Прощай, Лубянка»).

Приступая к трудам отечественных spymasters, ждешь некоторой романтики, приобщения к тайным пружинам мира, проникновения в святая святых власти. Что ж, плащей и кинжалов, мечей и щитов хватает. А вот с романтикой и тайнами — сложнее.

Особых фактографических открытий после того, как о Лубянке и Ясенево миру поведали перебежчики из КГБ Лялин, Левченко, Кузичкин, Гордиевский, в трудах новых мемуаристов, отдавших ум, честь и совесть второй древнейшей профессии, не содержится. Но типажи любопытны. Вольные перья советских Флемингов рисуют некоторого обобщенного разведчика. Так сказать, автопортрет в интерьере Лубянки.

Особым достоинством слога блещет генерал Леонов. Ему первому и слово:

«…Мужик с физиономией плакатного кулака-мироеда был бы находкой для Ломброзо. Жидкие… волосы еле скрывают расползающуюся лысину. Узкий лоб подпирается резко вздутыми надбровными дугами, которые сразу настораживают: «Берегитесь, перед вами пещерный человек!» Глаза цвета застиранного… исподнего белья, выпученные… ничего не выражающие, как у лягушки. Мигают редко… как бы выискивая, что можно схватить длинным липким языком.

Приплюснутый, хрящеватый нос вкупе с увесистым подбородком говорит, что этому неандертальцу «все по плечу»… — Это «сотрудник управления внешней контрразведки М. (того самого, которым тогда руководил молодой генерал О. К алугин)».

За что генерал Леонов так взъелся на коллегу? Оказывается, когда вскрыли папку М. с секретной документацией, «из нее вывалились пачки банкнотов, золотые, платиновые украшения, изделия из драгоценных камней». Выяснили, что чекист недавно оформил покупку второй «Волги», пошерстили багаж на таможне — «50 пар обуви, 50 костюмов, 50 плащей, 50 отрезов…». Стали разведчика на парткоме разбирать — он и вовсе обнаглел: «Многие делают, как я!»

Судили? Нет: «Ограничились его исключением из партии и… увольнением из разведки».

Все тот же Леонов сообщает нам, что «желание во что бы то ни стало продлить командировку, чтобы получать валютную зарплату, жить красиво, делало из людей (советских разведчиков — авт.) трусов и потом даже подонков». Отсюда, по мнению генерала, и предательства: «К стыду приходится признать, что таких случаев бывало много».

Стяжательство масштабное — это, пожалуй, еще полбеды. Удивительнее воровство мелкое, друг у друга, о котором пишут едва ли не все. Леонов: «То начнутся систематические кражи часов в раздевалке спортивного бассейна, и приходится проводить целую сложную оперативно-розыскную комбинацию, чтобы обнаружить злоумышленника, который окажется больным человеком — клептоманом (больной в разведке?! Сильно! — авт.). То вдруг некий изувер начинает резать бритвой пальто в раздевалке…». О том же у Калугина: «в здании ПГУ в Ясенево крали меховые шапки в гардеробе, импортные часы в спорткомплексе, колеса с машин на автостоянке… Когда в бассейне пропали двенадцатые по счету часы, Крючков возмутился… Пришлось нанести радиоактивную метку на специально закупленные в Японии часы, чтобы по излучению найти злоумышленника. Им оказался капитан из Управления научно-технической разведки. Его сразу же уволили из КГБ без огласки и передачи дела в суд!» Прочих же охотников до чужих шапок, колес и спецов по взрезыванию пальто, судя по мемуарам, так и не нашли. Но была у подобных мелких происшествий и, так сказать, положительная сторона: они стимулировали бдительность и постоянную проверку сотрудников разведки «с использованием слежки, подслушивания и других специальных средств. В ходе этих мероприятий нередко выявлялись неблаговидные поступки отдельных лиц, и их без шума и объяснений выпроваживали из органов» (Калугин). На то и щука в реке… Подторговывали разведчики и африканскими «камешками» на черном рынке в Москве (Калугин пишет) — кто, их знает, тоже, может быть, для поддержания формы.