Тот День (СИ) - Хабибуллин Дмитрий - Страница 4

Глава 2. Записки с того света: Вступление

Дневник Дмитрия

Я, Дмитрий Соколов, начинаю свою повесть с надеждой успеть ее завершить, но сейчас уже ничто не может дать мне такой гарантии. Свинцовая дверь продержится еще долго. По крайней мере, я на это надеюсь. И пока еще есть время, я считаю своим долгом донести до вас люди, то, что пережил я. Конечно, в мыслях моих уже давно поселился червь отчаяния. Конечно, уже давно разум не покидает мысль о конце всего сущего и бесполезности моего послания, так как некому его слать. Но, несмотря на слабость, что не чужда человеку в такие моменты, я буду писать, буду делиться тем, что пережил.

Как я уже сказал, зовут меня Соколов Дмитрий, и я молод. Еще вчера мне было двадцать три года. Последние часы растянулись в целую вечность. И, быть может, сегодня уже вовсе не сегодня, быть может, я здесь уже годы. Однако сейчас часы говорят, что мои чувства ошибаются и что провел я в этом аду всего ничего.

Все началось, когда настенные часы центрального холла обсерватории показывали семь минут первого. Ах да, простите за сумбурность послания, и, дабы впредь не возникали вопросы, стоит еще немного рассказать о себе. Ведь, честно говоря, сложно удерживать мысли не позволяя им разбежаться в паническом танце, когда из-за стен инвентарной доносятся звуки дьявольской вакханалии.

Итак, родился я и вырос в небольшом городке Шаталово, близ Смоленска. Из-за расположенной в пяти километрах от города части, поселение было в полном смысле военным. Я был лучшим в классе, ну, или одним из них. Ни то что мне нравилось учиться. Нет, я просто понимал, что не хочу подыхать в этом богом забытом месте. В детстве все мои мысли витали за пределами родных мест. Я мечтал о больших городах, прекрасных спутницах, деньгах, славе, и прочих вещах, что занимают голову любого не обделенного умом подростка. Однако шанс выбраться из этого проклятого места выпал лишь по достижении совершеннолетия. Это был лучший день в моей жизни, когда помимо осточертевшего торта, отличавшегося только количеством свечек, отец положил на стол конвертик с билетом в настоящую жизнь – чек для обучения в столичном университете. Чек, который в итоге привел меня в этот последний ковчег на одного человека.

Моя семья была, мягко говоря, не полностью укомплектованной. По сути, семьи как таковой и не было. Мать умерла, когда мне было шесть. Бабушек, дядей, кузин и прочих членов нормальных семей у меня не было. Только я, старшая сестра и отец, к которому, да простят меня боги, теплых чувств я никогда особо не испытывал. Нет, он был неплохим человеком, но люди военной профессии имеют другой склад ума, по этой причине у нас и возникало непонимание. Сестра же приезжала редко. Она давно перебралась в Москву, и, как мне казалось, была искренне рада отвязаться от папаши. И вот, судьба в лице отца, преподнесла подарок. Подарок, которым я буквально тотчас же воспользовался. Уже через месяц я начал постигать науку, что привлекала меня с детства, а именно: астрономию. Уже через месяц я начал познавать все прелести свободной жизни. Доступ к любой интересующей информации, к оборудованию, о котором прежде я даже боялся мечтать. Ну, и конечно же выпивка, девушки, и просто интересные люди, которых мне так не хватало в моем городке. Пять лет обучения в Институте астрономии Российской Академии Наук пронеслись как и все хорошее, в нашей скупой на такие моменты жизни, едва успев начаться. Как подающий надежды специалист, я был распределен в Звенигородскую обсерваторию, что раскинула свои железные крылья под Москвой. Распределен я был на дешевенькую должность лаборанта, но ведь для нас, романтиков, не в деньгах же дело. Конечно, охраняемый, закрытый объект не мог похвастаться свободой. Не мог похвастаться он теми радостями жизни, что сопровождали меня на протяжении пяти лет обучения. Однако тоска о былом отпустила меня быстро. Ведь место, куда я попал, было моей самой смелой фантазией. Не маленькая территория центра была сплошь покрыта телескопами, спутниковыми камерами и грибоподобными башнями астрографов. Один вид этого, поистине величественного зрелища, приводил в трепет любого человека, не говоря уже о чувствах тех, кто посвятил загадке космоса целую жизнь. Все свое свободное время я тратил на прогулку по этим техногенным полям, и, видимо, тоже, как десятки сотрудников центра, отдал бы жизнь космосу, но то, что произошло сегодня, двадцать восьмого ноября, скорее всего поставило на моей карьере и судьбе жирную точку. Да что моей, боюсь признаться, что чувство обращения к пустоте не покидает меня до сих пор.

Все же вернемся к холлу главного корпуса, где все и началось.

Дневник Елены

Я должна вам рассказать, что произошло. Пока еще остались проблески здравого рассудка, я должна поделиться тем, что я пережила. К счастью, здесь, в столовой детского дома №17, двери прочны и по массивности не уступают дверям на военных складах. Жадность этих управленцев сегодня спасла мне жизнь. Они не хотели, чтобы дети крали еду. Они не желали делиться куском с несчастными сиротами. Излишки еды перепродавались колхозам на корм скоту. А допускать участие детей в общерусском процессе разворовывания страны взрослые не могли. И вот, сидя за непроходимым барьером, я опишу события сегодняшнего дня.

Я хочу чтобы вы знали: мне не нужны ни вы, ни ваша жалость. Я не ищу и уже не жду спасения. Мне просто надо писать, иначе рассудок меня может покинуть навсегда. Моя история начинается куда раньше сегодняшнего дня в расположенном близ Смоленска маленьком городке, имя которого было - Шаталово. На десять тысяч жителей - шесть, так или иначе, относились к военным. Вот в такой большой казарме я и родилась. Скучное это было место, и даже в солнечные дни солдатский дух не покидал городок. Когда мне было четырнадцать, в нашу семью прокралось горе. Когда сходил снег, отец любил ездить на охоту, и, как правило, брал с собой мою маму. Той весной дожди лили особенно сильно, и дороги даже для советских "козлов" были едва проходимы. Это случилось на обратной дороге. Как я потом узнала, отец не справился с управлением, и один из крупных поворотов лишил меня матери, а папу - жены. Моему младшему брату, Диме, всю правду мы так и не рассказали. Во-первых, был он слишком мал, во-вторых, ему как мальчику, нужно было держаться за отца, а узнай он правду, вряд ли он когда-нибудь его простил. Конечно, постоянное чувство вины отразилось на психическом здоровье папы. И через несколько лет после трагедии, я уже знала, что долго не протяну с этим человеком. К счастью, отец понимал мои чувства, и на мой восемнадцатый день рождения предложил мне ехать в столицу учиться. Я с радостью приняла его предложение.

С учебой я дружила, и поступление прошло как по маслу. Семья наша не была богата, и специальность пришлось выбирать по бюджету. Наиболее оптимальным мне тогда показался вариант социальной педагогики. Так началась моя жизнь в столице. Много воды за это время утекло, и многого я уже не помню. Жили мы с подружками на окраинах. Снимали комнаты, подрабатывали в фастфудах. Так прошло пять лет, и я получила диплом. Первые месяцы свободного плавания, до начала больших событий, я по специальности работала в детской комнате милиции. И однажды моя жизнь круто изменилась.