Чекист - Цессарский Альберт Вениаминович - Страница 32

— Александр Николаевич, он неожиданно открыл стрельбу... — растерянно стал оправдываться Цеховский. — Я хотел ворваться через окно. Он бросился на меня... И кто-то из ребят уложил его...

— Да, вот как вышло, — подтвердил один из бойцов. Медведев поглядел на них. Это были надежные ребята, коммунисты, которых он знал много лет.

— Досадно, — сказал он, отвернувшись. — Значит, пироксилин не нашли... — Волнуясь, прислушивался он к интонации, с которой ответит Цеховский. А тот удивленно взглянул на Медведева и с обидой воскликнул:

— Что вы, Александр Николаевич! Привезли! В сарае обнаружили. Все сто килограммов, как в аптеке!

Медведев вспоминал потом, какое огромное облегчение, настоящую радость испытал он, когда ребята внесли в кладовую запаянные металлические ящики.

Широким, открытым жестом пожал руку Владиславу, сказал от самого сердца:

— Спасибо. Большое спасибо! Иди спать. Домой иди. Теперь до утра ничего не случится. Подробности расскажешь завтра. А ведь я сомневался...

Цеховский, прищурившись, посмотрел ему прямо в глаза, спокойно поблагодарил, напомнил бойцам, чтобы прибрали коней и повозки, и не спеша ушел.

Перед тем, как подняться к себе в кабинет и лечь спать, Медведев записал номер и вес каждого ящика. Запер дверь, поставил часового. Улегшись на диване, собираясь задуть лампу, уже слипающимися глазами пробежал колонку цифр, попытался сложить... Сознание путалось, сто килограммов никак не получалось. Но им овладело упрямство, решил заставить себя произвести это несложное действие — неужели не справится с усталостью! Широко открыл глаза, пересчитал. Помотал головой, пересчитал снова. Замер. Потом вскочил и, не надевая сапог, босиком сбежал в кладовую. Там он снова осмотрел каждый ящик, снова аккуратно списал цифры, снова сложил... Он долго сидел на каком-то сломанном стуле с высокой и холодной кожаной спинкой, старался взять себя в руки, все тщательно обдумать, оценить, принять решение... В ящиках, которые привез Цеховский, было сто тридцать килограммов пироксилина!

Утром 26 сентября Митя Медведев сошел с поезда и, не заходя домой, явился в Чека навестить брата.

Александр будто и не удивился ему, будто и не было этого знойного черного загара на сухих скулах, этих по-солдатски коротко остриженных волос, грубоватой возмужалости во всем облике Мити.

Они сидели друг против друга, одинаково положив руки на широко расставленные колени.

Митя сдержанно, по-взрослому чуть подтрунивая над собой, рассказывал о своих первых боях под Мелекессом. Да, сначала он здорово робел. Но у него оказался верный друг — пулеметчик Василий. Жене его привет везет, сам Василий в госпитале... Вообще бригада дралась геройски. Даже не верится, что эти люди бузили весной. Бригаду теперь переводят под Питер: Юденич наступает. Митя по пути заехал, на два дня. Теперь он порученец при комиссаре.

Александр внимательно, почти строго смотрел на него, вдруг сказал:

— Расскажи подробно о Цеховском — все, что помнишь, что видел, что знаешь.

— Есть улики? — прямо спросил Митя.

— Нет, улик нет, — ответил Александр, — а есть только моя твердая уверенность. Но этого мало! Пожалуйста, расскажи о нем все. Очень важно. Понимаешь? Очень.

Митя пытался убедить себя, чего вся эта история ему уже совершенно безразлична. Однако после разговора с братом он очень медленно шел пыльной дорогой к своей Бежице, не удержался и свернул к тому спуску у реки, где когда-то ночью стоял в двух шагах от Хрусталочки и Владислава...

Отец очень постарел: сгорбился и стал ходить легче, почти невесомо. Мать удивила: стала еще проворнее, шумнее. И, оказывается, главная в доме — она! Месяц назад побывала в Москве, привезла оттуда букварь — учит азбуку.

— На что тебе, ворона, — смеются соседки.

В ответ она весело блестит глазами.

— Газеты читать! Воюем ведь!..

Мите очень обрадовалась и, продолжая неистово носиться по дому, теперь все время улыбалась. Но когда ночью примчался взволнованный Александр, всех всполошил и потребовал, чтобы Митя немедленно ехал с ним в Москву, она, погладив его стриженую голову, сказала:

— Езжай, езжай, Митя. Видишь, прискакал, значит, больно нужно.

Поезд тащился от Брянска до Москвы почти восемнадцать часов. Братья были одни в купе. Александр спал, подстелив шинель, подложив под голову портфель. Митя сидел напротив у окна, смотрел в ночь, на черный занавес леса. Занавес иногда раздвигался, показывая спящие полустанки с зелеными светлячками у стрелок, с лунными отблесками на рельсах, мертвые железнодорожные составы, людей и мешки, сваленные в груды на платформах... Итак, он едет на очную ставку. Соображения председателя Брянской губчека в Москве сочли убедительными. Арестовано несколько подозрительных, прибывших из Брянска, они отрицают всякую связь с анархистами, называют себя вымышленными именами. Александр сказал Мите, что подробностей не знает, но убежден: Петр среди них. Митя должен его опознать. Александр уверен, что существует связь между анархистами, Цеховским, пропажей пироксилина и взрывом в Москве.

Митя смотрит в окно, почти не видя, чтобы только через много лет с удивлением обнаружить: каждая подробность осталась в памяти, даже синее мученическое лицо старика, прижавшееся к стеклу на какой-то короткой остановке. Сколько суток старик ждет поезда?

Митя не испытал радости, когда поверил в то, что Владислав враг. Ему было больно за Таю. Все это было слишком грязно для нее.

Сто тридцать килограммов пироксилина — вот что окончательно убедило Александра. Значит, сведения о том, что пропало именно сто килограммов, неточны. А раз так, то, возможно, украдено и не сто, и не сто тридцать, а гораздо больше... Новая, тщательная проверка показала: он прав — недоставало трехсот пятидесяти килограммов. Во время вторичной проверки заведующий складом застрелился.

Почему же Цеховский так уверенно отрапортовал, что сто килограммов найдены? Он, видимо, не подсчитал вес — был слишком уверен. Возможно, сам распорядился, чтобы в сарае было приготовлено ровно сто килограммов. Исполнители подвели его: ошиблись в счете. Главного же свидетеля он сам убрал. В нарочно вызванной перестрелке нетрудно было сделать это незаметно. А представить кражу как простую спекуляцию, доказать, что весь украденный пироксилин остался в Брянске, было необходимо, чтобы никто не заподозрил, что часть пироксилина отправлена в Москву — двести двадцать килограммов!

Да, все это вполне правдоподобно. Осталось выяснить, для кого предназначалась взрывчатка в Москве? И тут Александр вспомнил Митин рассказ: Цеховский и анархист Петр встречались в одной московской квартире на Арбате, где гостила у тетки Тая. Анархисты! Если взрывчатка отправлена за несколько дней до 25 сентября, то вполне возможно, что брошенная в Леонтьевском переулке бомба начинена ею. И, наконец, случайно ли все эти события совпали с наступлением Деникина и Юденича?

Дальше медлить было нельзя.

Медведев телеграфировал Дзержинскому, добился разрешения Военно-революционного Совета на обыск в монастыре в Белых берегах. Отец Афанасий был застигнут в обществе трех деникинских офицеров, из которых один сперва пытался изъясняться по-русски, но после двух — трех неудачных попыток вытащил документ со львом и заговорил на чистейшем английском языке. В келье отца Афанасия было найдено пятнадцать новеньких, свежесмазанных винтовок. Пять деникинских офицеров отдыхали в монастырской гостинице. Они отстреливались и были перебиты, за исключением одного. Выскочив в окно, тот исчез, просто растворился. Говорили, что это был граф, крупнейший местный помещик. Арестованных везли в Москву в соседнем вагоне.

Какое же место занимал Владислав в этом клубке событий?.. Митя вспомнил один давний вопрос Александра: «Послушай, а эта твоя хрустальная вазочка верует в бога?» Неужели брат и ее подозревает?!

Растормошить Александра было нелегко. Наконец он потянулся, зевнул.