Нелегалы 1. Операция «Enormous» - Чиков Владимир - Страница 64

Все, кто слышал этот короткий, мучительно неприятный разговор, только тогда испытали облегчение, когда Берия возвратил трубку дежурившему у телефона испуганному генералу, которого он тотчас попросил соединить со Сталиным по ВЧ-связи.

В начале сентября 1949 года американцы получили от своей военной разведки фотоснимки верхних слоев атмосферы над территорией Советского Союза. На фотографиях отчетливо просматривался грибовидный след от атомного взрыва. На основании анализа проб воздуха в атмосфере комиссия доложила Трумэну, что в Советском Союзе произведен взрыв плутониевой бомбы. В США это вызвало состояние шока. «Невероятно, но Россия ликвидировала отставание, вызванное годами войны»; «Советская атомная бомба положила конец американской ядерной монополии»; «Рушится одна из главных подпорок «холодной войны»; «Большевики украли бомбу!» — такими заголовками запестрели западные газеты.

Американская администрация была потрясена тем, что их страна неожиданно утратила военное превосходство и потеряла монополию на атомное оружие, которая, по заверениям Трумэна, должна была продержаться 10–15 лет.

Президент США в обращении к американскому народу старался дать понять, что в России произошла авария с ядерным устройством, причем он ни разу даже не употребил слово «бомба».

А в это время в Кремле торжествовал Сталин: обрадованный успешным испытанием «изделия», он затребовал у возвратившегося с полигона Берии список ученых, особо отличившихся при создании атомной бомбы.

— Список, товарищ Сталин, давно уже готов.

— А почему давно?

— Этот список я составил заранее… так… на всякий случай…

— Это как понимать? — прервал его вождь.

— Очень просто. Если бы бомба не взорвалась, то мы строго спросили бы с каждого, кто попал в этот список. Вплоть до расстрела…

— А кто же тогда должен был делать вторую бомбу?

— Для этого была подобрана вторая, запасная команда ученых.

— Значит, получается так: или грудь в крестах, или голова в кустах…

— Да, так, товарищ Сталин. В ход вступала двойная бухгалтерия: или расстрел, или звание Героя…

— Ну, а ты, Лаврентий, в том списке тоже есть? — спросил вдруг вождь.

— Да, есть.

— Под каким номером ты там идешь?

Берия насторожился, совершенно не понимая, зачем он это спрашивает.

— Под первым, товарищ Сталин. Как положено, по алфавиту…

— А ты помнишь, что писал академик Капица? У товарища Берии, сказал он, основная слабость в том, что дирижер должен не только махать палочкой, но и понимать партитуру. А с этим у тебя слабо, подчеркнул он… И еще он заметил, что ученые в этом деле ведущая, а не подсобная сила. Ты, Лаврентий, напрасно не поставил в тот список впереди себя таких ученых, как академики Алиханов и Арцимович… И далее по алфавиту…. Ну, хорошо, Лаврентий, мы разберемся, кого чем наградить. Подвези мне завтра этот список…

Сталин и Берия келейно решили тогда присвоить звание Героя Социалистического Труда Курчатову, Харитону, Завенягину, Зельдовичу, Ванникову, Щелкину, Флерову, Духову. Им же по указу вождя были выданы крупные суммы денег и бесплатные автомобили ЗИС-110 или «Победа», а также предоставлялось право на обучение своих детей в любом вузе страны и разрешалось для всех членов семьи пожизненно пользоваться правом бесплатного проезда по всей стране на всех видах транспорта.

О разведчиках на какое-то время забыли. Лишь через несколько дней после сказочно высокого поощрения основных разработчиков атомного проекта заместитель Председателя Совмина СССР Авраамий Завенягин пригласил в Кремль одного из руководителей научно-технической разведки Леонида Квасникова для встречи с академиком Курчатовым.

В процессе беседы Игорь Васильевич, обращаясь к Завенягину, обронил с пафосом:

— Если быть объективным, Авраамий Павлович, мы должны сказать огромное спасибо разведке. Вклад ее в создание первой советской атомной бомбы составляет шестьдесят процентов, остальные сорок — наши…

Завенягин, подмигнув Квасникову, с улыбкой на лице заметил:

— А по-моему, ты, Игорь Васильевич, преувеличиваешь ее заслуги. Слишком ты ей даешь. Пятьдесят на пятьдесят — так будет справедливее…

Курчатов пожал плечами и, посмотрев на Квасникова, негромко и уже безо всякого пафоса произнес:

— Согласен, пусть будет фифти-фифти. Но это не обидит вашу разведку, Леонид Романович?

— О чем вы говорите, Игорь Васильевич?! — воскликнул Квасников, обрадованный высокой оценкой Курчатова. — Мы считаем, что атомное оружие создано общими усилиями ученых, специалистов, производственников и в какой-то мере нас, разведчиков. Но мы, согласитесь, не вели расчетов, не занимались экспериментами и не стояли за станками. Мы в меру своих знаний и понимания важности для Родины обладать как можно скорее ядерным оружием добивались, не жалея себя, выполнения тех заданий, которые вы определяли разведке. Мы делали свое обычное дело и очень довольны тем, что наша информация попадала на благодатную почву, всегда получала высокую оценку и почти вся шла в дело. Вот и сейчас вы еще раз подтвердили свое отношение к нашим разведывательным данным. Большое вам спасибо за это. Нам очень дорого сознание честно и бескорыстно исполненного долга перед Родиной… Скажите, Игорь Васильевич, я могу сообщить своему руководству об этом самом «фифти-фифти»?

Завенягин и Курчатов с улыбкой переглянулись.

— Да ради Бога! Так и передайте: разведка оказала нам неоценимую помощь в создании советского атомного оружия. А потом я обязательно напишу в Комитет информации письмо с выражением благодарности. Кстати, передайте также слова особой благодарности тем иностранным источникам, которые, рискуя своей жизнью и научной карьерой, передавали для нас весьма ценные сведения. Их объективная, выверенная информация помогала нам сократить сроки изготовления атомной бомбы, сэкономить сотни миллионов рублей. — И, обращаясь уже к Завенягину, Курчатов спросил: — Авраамий Павлович, а нельзя ли как-то отметить правительственными наградами сотрудников разведки?

— Ты опоздал, Игорь Васильевич, со своим предложением. Вот посмотри, что мы направляем сегодня на утверждение товарищу Сталину. — Завенягин протянул ему наградные представления, отпечатанные на мелованной бумаге с гербом СССР.

Курчатов, взяв из рук зампреда документы, начал внимательно просматривать: среди большой группы ученых и специалистов, представленных к орденам Ленина и Трудового Красного Знамени, он встретил лишь пять незнакомых фамилий и понял, что это были сотрудники внешней разведки МГБ. Фамилия Квасникова в списке не значилась. Курчатов, взглянув на Завенягина, с удивлением произнес:

— Здесь представлено к наградам пять чекистов. Но почему именно пять, а не шесть или семь? И почему в списках нет уважаемого Леонида Романовича?

— Нам пришла, как обычно, разнарядка из ЦК, которая лимитировала количество наград… В том числе и для сотрудников МГБ… Фамилии этих пяти разведчиков нам дало само МГБ.

Курчатов недоуменно пожал плечами:

— Странно, очень странно… Возможно, тут произошла какая-то ошибка… Или же просто забыли об этом человеке… Леонид Романович, я сам тому свидетель, сделал много полезного и в добывании, и в реализации «атомной» информации. Что надо сделать, Авраамий Павлович, чтобы исправить несправедливость?

Завенягин развел руками:

— Ничего не поделаешь: лимит на награды исчерпан. Поезд уже ушел…

— Нет, не ушел! — воскликнул Курчатов. — Пока списки лиц, представленных к наградам, лежат у вас на столе, есть возможность успеть подпечатать еще одну фамилию… Вы придержите эти документы на одни сутки, не отправляйте их в канцелярию Сталина. А я сегодня же свяжусь с Абакумовым и Берией и попытаюсь убедить их в необходимости представления к награждению товарища Квасникова…

— А может, не надо, Игорь Васильевич?.. — смутился Квасников. — Тем более если придется решать этот вопрос и с Лаврентием Павловичем.

— Нет, Леонид Романович, без согласования с Берией и его визы на документе нам никак не обойтись, — вставил Завенягин.