Хранить вечно - Шахмагонов Федор Федорович - Страница 112

…До подмосковного аэродрома в тридцати километрах от города мы ехали сорок минут, до Томска — три тысячи километров мы покрыли на реактивном лайнере за три с половиной часа. Три часа мы добирались на автомашине до Пышкино-Троицкого, до последней точки между Томском и Третьяками, которая была связана с областным центром автомобильной дорогой. Прыжок на самолете до Зимовского (это туда не доехала моя мать в ту зимнюю ночь), и мы на последнем до Третьяков аэродроме. Здесь местные жители знали друг друга в лицо. Знали здесь все и Николая Павловича Власьева. Наш товарищ из областного управления без труда установил, что за весь год к Власьеву и в Третьяки ни один человек, сколь-нибудь похожий на посетителя Шкаликова, не приезжал. И вообще не заезжал сюда никто из лиц неизвестных. Приезжали из областной газеты корреспонденты, работники обкома партии, приезжали работники разных областных организаций. Сам Власьев не выезжал из Третьяков с весны. Весной он был на совещании, которое собирал обком партии. А дальше — посевная, сейчас в разгаре сенокос. Не до поездок председателю колхоза. Из предосторожности мы еще раз сузили площадку. В Третьяки выехал предварительно чекист из областного управления. Нам представлялось необходимым в Третьяках окончательно установить, не навещал ли кто Власьева. И тут в Зимовском меня настиг телефонный звонок Василия…

Вернемся немного назад и посмотрим, что происходило на станциях Рязань I и Рязань II.

Василий несколько дней кряду выходил к поездам дальнего следования и спрашивал проводников. Не так-то это было легко.

Представиться по форме нельзя. Ему могли ничего не ответить, а Шкаликову сообщить, что им интересуются.

К станции Рязань II подошел поезд из Волгограда. Он шел в Москву. Василий начал опрос с первого вагона. Шел от проводника к проводнику. Приглянулась ему проводница попроще и подобрее, угадал он ее общительный нрав.

— Скажите, — начал он, — вам никогда не приходилось делать денежные переводы?

Что и говорить, вопрос от незнакомого человека вполне удивительный и даже в какой-то степени нелепый. Но надо знать Василия. Очки, несколько растерянный и отрешенный вид. Проводница удивилась и переспросила:

— Переводы?

— Деньги по почте никогда не посылали?

— Посылала! А вам зачем знать? — насторожившись, ответила проводница.

А Василию того и нужно было — удивить и разговориться.

— Свои или чужие? — вновь спросил он.

— Это зачем же чужие? А кто вы такой?

Василий снял очки, и сразу беспомощным, наивным сделался весь его облик.

— Да вот тут… — заговорил он невнятно и скороговоркой, — отца разыскиваю… Ушел из дому… А деньги посылал, пока я рос. Да все под чужими фамилиями посылал, незнамо откуда! Мать не искала его… Я хочу найти, спасибо сказать!

В точку попал.

— Вот оно что! — воскликнула проводница. — Слыхала я что-то! Беги в десятый! Спросишь Пчелкина!

Василию пришлось действительно бежать. Поезд стоит недолго, Пчелкина упускать никак нельзя было. У десятого вагона стояло два проводника.

— Кто из вас Пчелкин? — спросил, подбегая, Василий.

— Ну, я, — ответил проводник постарше.

— Мне на вас из третьего вагона указали…

— Семечки, что ли, покупаешь? — спросил в ответ Пчелкин.

— Нет, не семечки… Отца разыскиваю!

Пчелкин оказался человеком не без юмора. Он тут же ответил:

— Я детей не терял!

Рассмеялись Пчелкин и его товарищ, и все стало близким и возможным. Василий, как бы оправдываясь за свое неудачное обращение, объяснил:

— Ушел из дому… Отец ушел! Пятнадцать лет посылал мне деньги, пока рос, и никак не объявлялся! То из Баку, то из Волгограда, то из Арчеды… Мать не искала его! Я ищу! Может быть, я теперь ему могу помочь?

Пчелкин снисходительно улыбнулся:

— Знаю я твоего отца!

Вот она, поворотная точка во всем деле! Это уже не проблеск, это уже свет в полную силу, прорезающий тьму всей этой истории.

На встречный путь в это время подошел поезд из Москвы. В Москву поезд шел из Волгограда, из Москвы — в Баку.

Пчелкин отвлекся, высматривая у вагона знакомых проводников. На платформу сошла толпа пассажиров. Кто совсем приехал, кто вышел прогуляться.

— Знаю, знаю я, помню такого… — продолжал Пчелкин. — Он даже мне фамилию свою называл… Запамятовал.

Василий, как и Пчелкин, оглянулся на проходящих мимо пассажиров. Прямо на него, в сером костюме, в защитных зеркальных очках от солнца, в соломенной шляпе, шел человек удивительной схожести с тем, которого нарисовала дочка Шкаликова, чей словесный портрет попытались перенести на бумагу паши специалисты. Василий весь сжался. Все это могло быть лишь наваждением.

Он пропустил гражданина мимо.

— Знаю я твоего отца! — твердо заявил Пчелкин. — Посылал я деньги по его просьбе. Он мне и фамилию свою называл…

Василий оглянулся на незнакомца, похожего на посетителя Шкаликовой. Тот отошел уже достаточно.

— Прибытков, Прибыткин, Прибылков… — вспоминал проводник. — Мы даже с ним пол-литра распили здесь на станции…

Василий стиснул зубы. Еще ни разу не подводило его чутье. Как он его может бросить? И путь к нему короче, чем от проводника к Шкаликову. А Пчелкин говорил и говорил.

— Он здесь где-то неподалеку живет… Постой-ка! Он говорил, что у него дочь, а не сын…

— Так он же, наверное, нарочно так говорил! — нашелся Василий. — Скрывался — вот и говорил…

— Притыков! — воскликнул проводник. — Герасим Иванович. Точно! Каждое второе число он здесь на платформе появляется… Найдешь!

— Спасибо! — воскликнул Василий и стремительно пошел за незнакомцем, скрываясь за общим потоком пассажиров.

— Постой! Погоди! — крикнул ему вслед пораженный Пчелкин.

Сальге вдруг вошел в вагон. За ним в тот же вагон подниматься было нельзя. Василий остановился возле проводника соседнего вагона. Площадки вагонов соседствовали.

— Места есть? — спросил Василий, чтобы как-то завязать разговор, чтобы хоть какое-нибудь найти пристойное прикрытие себе.

— Есть места! Есть! — воскликнул проводник. — Куда ехать? В этой спешке выпали из памяти у Василия все промежуточные станции.

— В Баку! — ответил он.

— В Баку! Надо билет, браток, взять! Беги! Поезд еще постоит!

Надо отходить, больше здесь делать нечего. Василий сделал два шага к тамбуру, в котором скрылся Сальге. Дверь была открыта и на другой стороне тамбура. Василий поднялся в тамбур. Заглянул внутрь вагона. Вагон был мягкий. В коридоре стояли несколько пассажиров. Так вот просто и без билета в мягкий вагон не сядешь. Осторожно, не сразу высовываясь, Василий поглядел на платформу с другой стороны поезда. На платформе — ни души. Он выглянул из тамбура. У самых вагонов кое-где стояли пассажиры этого поезда. Вышли поразмяться. Незнакомца не было видно. Здесь тамбур был открыт на две стороны, так могло быть и в других вагонах. Василий спустился на ту платформу, по которой шли пассажиры на переход через пути. И на этой платформе его не было.

«Если бы это был не он, не исчез бы!» — рассудил Василий.

По междугородному телефону он нашел меня в Зимовском.

Доклад был лаконичен.

— Говорю из Рязани! На нашего «друга» вышел… Известна фамилия… Видел незнакомца… Ушел! Он тоже ищет!

Гонки! Так оно и есть! Мы сошлись на суженной площадке.

— Поспешите! — приказал я Василию. — Берегите нашего «друга»!

…Газик выехал из леса, и вот оно на взгорье, село Третьяки.

Проворов-старший, у которого в доме проводил ссылку мой отец, рассказывал, что здесь, в Третьяках, поселился дед его деда. Петровская эпоха… Кто из нас сегодня, захлестнутых стремительным и все ускоряющимся ритмом жизни, может похвастаться, что помнит свой род на двести лет назад? Иван Проворов помнил… И рассказывал отцу, как строилась в Третьяках церковь.

Вот и церковка эта знаменитая. Не думал, что доживет до моего запоздалого приезда…