Хранить вечно - Шахмагонов Федор Федорович - Страница 32

— Прошу прощения, пани! — начал Курбатов. — Я никак не думал встретить Диану! Я не осмелился бы нарушить вате уединение!

Диана была прелестна, хотя и не очень молода. Ей могло быть за тридцать. Тонкие черты лица. Блондинка с голубыми, почти синими глазами.

Она не сразу ответила, задумчиво разглядывая Курбатова.

Молчание затягивалось. Курбатов, чтобы как-то разрядить обстановку, представился.

— Ежельская! — услышал он в ответ.

Это было имя владельца усадьбы.

Диана могла быть его дочерью, могла быть и хозяйкой. Курбатов не имел никакого представления о пане Ежельском. Не знал, стар ли он, молод.

— Я вдвойне виновен! — воскликнул Курбатов. — Я вторгся в чужие владения и помешал их хозяйке!

— Не торопитесь, пан Курбатов! Не надо меня преждевременно делать хозяйкой! Я всего лишь одна из наследниц этого владения… Я дочь пана Ежельского! И очень рада, что поблизости оказался опытный охотник! Я сбила двух уток… И ни одной не могу достать… Они упали там!

Пани показала рукой на камыши.

Это был заболоченный берег, неглубокая трясина, переплетенная корнями ольшаника. На лодке туда не пробиться. Курбатов не стрелял уток над трясиной. Доставать оттуда добычу хлопотно.

Курбатов подвел лодку к краю трясины, скинул с пояса патронташ и прыгнул на корни ольхи. Корни поползли вниз, он прыгнул на другой куст и провалился в трясину по пояс. Раздвигая трясину и корни болотных трав, он пробрался к тому месту, где, раскинув крылья, на кочке лежал кряковый селезень.

Осенняя вода холодна. Он положил селезня к ногам Дианы и окунулся в воду, чтобы смыть грязь и ил с костюма. Пани пристально смотрела на него.

— Вы всегда с такой готовностью выполняете капризы женщин? — спросила она.

— Не всегда!

— Какому же случаю я обязана?

— Моему удивлению! — столь же быстро ответил Курбатов

— Удивлению? Чему же вы удивились? Вас удивило ружье в моих руках?

— Разве это удивительно? — отпарировал он ее вопрос. — Еще древние греки сочинили легенду о богине охоты. В наше время ружье в руках женщин — экстравагантность, а только. Оно может быть и оружием кокетства.

— Так чему же вы удивились?

— Вашей красоте, пани!

Ежельская нисколько не смутилась. Она пристально глядела на Курбатова, как бы взвешивая, равный ли он в этой игре партнер.

— Садитесь ко мне в лодку! — приказала она. — После холодной ванны вам необходимо согреться… Садитесь на весла!

…Необитаемый замок, выдержанный в средневековых традициях. Огромные залы, тяжелые дубовые столы для обильных пиров, крепкая, массивная мебель, галерея предков, исполненная художниками одной эпохи, по работавшими под старых мастеров.

Все это строилось и собиралось рукой владетельных господ, паркет застилался дорогими коврами, стены затягивались гобеленами, в залах хрустальные люстры — каждая могла стоить состояния, — по время коснулось этой тяжеловесной роскоши. Кое-где недоставало ковров, кое-где зияли пустотой стены без гобеленов, храпя их следы, и не было толпы лакеев и слуг.

Прислуживала им служанка управляющего, на кухне хозяйничал повар.

Курбатов принял ванну, управляющий съездил в палатку и привез смену белья и мундир. К обеду подали вина, коньяки. В канделябрах зажгли свечи. Стол накрыли и оставили их вдвоем. Долго слышались в пустых залах и переходах шаги служанки. И все затихло. Но время не остановилось. Вразнобой били часы в пустых комнатах. Разного, причудливого боя часы. Кто-то еще в прошлом веке собрал эту коллекцию. Они показывали разное время. В столовой часы пробили три раза, в кабинете двенадцать, тут же отозвался бас одним ударом.

— Я их не трогаю, — сказала Ежельская. — Может быть, можно обмануть время, отпущенное нам? Я не люблю этот замок. Здесь все вечно, кроме нас.

Курбатов слушал.

— Здесь место мистическим душам. Я люблю жизнь. Люблю роскошь, бесшумных слуг и автомобили у подъезда. Я люблю, чтобы угадывались невысказанные желания. Здесь, в этом замке, о желаниях надо громко кричать, звонить в звонки и хлопать в ладоши, чтобы тебя услыхала прислуга… Я помню иные времена этого замка. Мать по нескольку раз объясняла сельским дурочкам, что надо сделать… Здесь хорошо проводить старость… А я не хочу быть старой.

— Как этого можно избежать? — спросил Курбатов.

Ежельская строго посмотрела на него.

— Неужели и вы… И вы — реалист нашего моторного века?

Она была красива, смела и не считалась с условностями. Колебалось неверное пламя свечей в бронзовых подсвечниках. Их свет подчеркивал бледность ее лица.

Курбатов до этой встречи мог лишь догадываться, что есть такие женщины. Они были далеки от его мира. Разве можно было разглядеть их сквозь затемненные стекла лимузина…

Свидания продолжались. Забыта была охота, он перебрался в замок. Она почти ничего не рассказывала ему о своем прошлом. Его обо всем расспросила. В пределах разумного он придерживался правды. Она была замужем за человеком ее круга.

Курбатова поражала смесь сумасбродства, жизнелюбия и трезвого расчета в этой женщине. Она ни в чем не удовлетворялась половиной. Однажды вдруг заявила:

— Вы знаете, как женщины делают карьеру своим любовникам? Вам надо менять мундир офицера бесславных войск на фрак дипломата. Я люблю деньги. Но вы знаете, какое мне нужно состояние?

Курбатов остерегался отвечать на такие вопросы. Он боялся показаться провинциальным. Не знал он, что ее привлекла в нем именно провинциальность, скромность и сдержанность.

— Может быть, состояние всех Радзивиллов? — спросил он осторожно.

— Одно из эфемерных состояний века! Взбунтуются мужики — и прах от этого состояния! Я верю в пиратские состояния, но на море давно уже нет пиратов… Английские лорды, из тех, что несметно богаты, были пиратами… Сегодня, чтобы стать несметно богатым, надо торговать тайнами… Тайнами государств, армий… разведок, дипломатов и банкиров… Шантаж — это парус сегодняшнего пиратского корабля… Если бы я владела тайнами, я продала бы их всем разведкам мира по очереди. Мне нечего продать, кроме себя, а этот товар не в большой цене. Королей нынче нет, нет и фавориток короля! По мне, любить — так короля, воровать — так миллион!

— Я не король, а где украсть миллион, я не знаю.

— Где? Такого вопроса не существует. Надо думать как. Вы мне подходите своим послушанием.

Поклон от Кольберга? Нет! Курбатов тут же отбросил эту мысль. Не столь же вездесущ этот Кольберг. Просто прелестная пани не добрала от жизни всего, на что могла рассчитывать. Отец проигрывал состояние в рулетку, муж где-то затерялся в игорных притонах…

В Варшаве Курбатов очень скоро почувствовал сильную руку незримого и неизвестного покровителя.

Пилсудский вдруг стал с ним обходиться почти дружески. Как будто вспомнил, что он родня Радзивиллам и принадлежит к тому же кругу, что и хозяева страны. Повысил в звании и перевел в отдел в штабе, который занимался внешними сношениями.

Получив новое назначение, в приемный день Курбатов явился к пани Ежельской. К подъезду подкатывали автомобили, каждый ценой в несколько польских деревень с земельными наделами.

Ежельская чуть заметно ему улыбнулась, но ничем из общего круга собравшихся не выделила. Здесь не было министров, но были их любовницы. Они важнее, чем министры, говаривала ему пани Ежельская.

Очень скоро все та же невидимая рука подбросила его еще на одну ступеньку. Ему уже завидовали и говорили, что он делает карьеру. Пани Ежельская была, по всей видимости, немаловажной особой. Для него это секрета не составляло… Ему было уже любопытно, сколь далеко может простираться ее могущество.

Кольберг появился в Варшаве внезапно.

— Объясните Мне природу тех чудесных превращений, которые произошли с вами? Какая ворожея ворожит, какой волшебник колдует?

— Я честно служу, почтителен к начальству… — начал было Курбатов.

Кольберг откровенно рассмеялся:

— Те, кто честно служит, так и остаются служить… Каждому свое! Кому служить, кому править, а кому царить… Так какой же волшебник коснулся вас своей волшебной палочкой?