Золотое рандеву - Маклин Алистер - Страница 34

— На сто пятьдесят миллионов долларов, — не моргнув глазом ответил он. — Вы почти ничего не упустили. Во всяком случае, ничего существенного.

Сто пятьдесят миллионов долларов. Я попытался представить себе эту сумму, но без особого успеха, и спросил:

— Почему вы выбрали именно «Кампари»?

— Я думал, вы и об этом догадаетесь. Откровенно говоря, у нас было на примете еще три корабля, все с нью-йоркской линии. Мы некоторое время следили за маршрутами всех четырех. Ваш оказался наиболее подходящим.

— Как доходчиво вы все объяснили. Так, значит, приди мы в Карраччо на пару дней позже и…

— Рядом с вами, как только вы покинули Саванну, шел военный корабль, фрегат. Он мог в любое время остановить вас под каким-нибудь благовидным предлогом. Я был у него на борту. Такой необходимости не возникло. — Так вот какой пароход засек наш радар на выходе из Саванны — не американский боевой корабль, как мы думали, а корабль хунты. — Ведь наш способ был все же намного легче и безопасней.

— А фрегат вы, естественно, — вставил я, — для этого дела использовать не могли. И радиус действия маловат, и волнения не выдерживает, и грузовая стрела отсутствует — нечем груз поднимать. Да и подозрительно, слишком подозрительно. А «Кампари»? Кто хватится «Кампари», если он на несколько дней где-нибудь задержится? Разве что наша главная контора.

— О вашей конторе позаботились, — успокоил меня Каррерас. — Неужели вы думаете, что мы допустим столь очевидный просчет? На борту есть наш собственный передатчик, и он давно уже в работе. Уверяю вас, наши радиограммы регулярно идут в эфир.

— Так вы и это устроили. А «Кампари» с его скоростью может догнать большинство торговых судов, это большой океанский корабль, практически для любой погоды, у него первоклассный радар и мощные грузовые стрелы, — я сделал паузу и взглянул на него. — У нас даже палуба на носу и на корме усилена под установку платформ для пушек. На английских кораблях так делается с войны. Но учтите, что снизу все равно надо укреплять балками — а это работа на два дня. Иначе даже трехдюймовка за пару выстрелов все разворотит.

— Пара выстрелов — это все, что нам надо. Я задумался над этой репликой. Пара выстрелов. Что-то не сходятся тут концы с концами. Что задумал Каррерас?

— О чем, ради всего святого, вы говорите? — устало спросила Сьюзен. — Усиленные стальные палубы, балки, что все это такое?

— Пойдемте со мной, мисс Бересфорд, и я с удовольствием продемонстрирую вам, что я имею в виду, — предложил Каррерас. — Помимо всего прочего, я убежден, что ваши почтенные родители очень беспокоятся о вас. Я зайду к вам попозже, мистер Картер. Пойдемте, мисс Бересфорд.

Она с сомнением, колеблясь, посмотрела на него. Я вмешался:

— Конечно, идите, Сьюзен. А вдруг повезет? Один приличный толчок, когда он около поручня поскользнется. Главное, поймать момент.

— Ваше англосаксонское чувство юмора быстро надоедает, — ехидно заметил Каррерас. — Посмотрим, сумеете ли вы его сохранить в ближайшие дни.

С этими зловеще прозвучавшими словами он вышел. Марстон поднял на меня глаза. Усиленная работа мысли, отражавшаяся в его взгляде, кажется, начала рассеивать его недоумение. — Неужели Каррерас имел в виду именно то, что я понял?

— Именно это. Грохот, что вы слышите — пневматические дрели. В усиленных секциях палубы размечены отверстия под пушки. Каррерас сверлит дырки.

— Так он собирается установить орудия?

— Они у него были в двух контейнерах. Почти наверняка в разобранном виде, приготовленные для быстрой сборки. Они не обязательно большие, даже скорее всего. Солидное орудие можно установить только в доке. Во всяком случае, они достаточно большие, чтобы остановить этот корабль.

— Я этому не верю, — запротестовал Марстон. — Ограбление в открытом море? Пиратство в наш век? Смешно! Это невозможно!

— Скажите это Каррерасу. У него нет ни малейшего сомнения в том, что все это очень, очень возможно. У меня тоже. Можете вы мне сказать, что в состоянии его остановить?

— Но нам надо его остановить, Джон. Мы должны его остановить!

— Зачем?

— Господи! Зачем! Так что, пусть он скрывается с черт его знает сколькими миллионами фунтов?

— Вас только это беспокоит?

— Конечно, — огрызнулся Марстон. — Да и любой на моем месте забеспокоился бы.

— Вы несомненно правы, доктор, — неожиданно согласился я. — Я что-то сегодня не в духе. — В мыслях мои слова звучали совсем по-другому: «Да подумай ты хоть чуть-чуть, старый лентяй, и забеспокоишься в десять раз сильнее, чем сейчас. Причем уже не о деньгах. И все равно только вполовину того, как озабочен я». А я был смертельно озабочен и испуган, очень испуган. Каррерас умен, спору нет, но, может быть, все-таки на самую малость меньше, чем сам об этом думает. Он сделал ошибку, когда оказался слишком втянутым в разговор, а когда человек оказывается излишне втянутым в разговор и ему надо что-то скрыть, он совершает новую ошибку — говорит либо слишком много, либо слишком мало. Каррерас совершил обе эти ошибки. Ему, конечно, нечего было волноваться, не проговорился ли он. Он не мог проиграть. Сейчас, во всяком случае.

Появился завтрак. Я не слишком был настроен есть, но тем не менее поел. Было потеряно слишком много крови, а все силы, что сумел бы восстановить, я собирался использовать ближайшей ночью. Еще менее я был настроен спать, но по той же причине попросил у Марстона снотворное и получил его. Ночью у меня намечались другие дела. Последнее, что почувствовал, прежде, чем провалился в сон, было непривычное ощущение сухости во рту, той сухости, которая всегда сопутствует непреодолимому страху. Но я убедил себя, что это не страх, совсем даже не страх. Просто эффект от снотворного. В этом мне удалось себя убедить.

8. Четверг. 16.00 — 22.00

Когда я проснулся, день клонился к вечеру. Было около четырех. До заката оставалось еще добрых четыре часа, но в лазарете уже горел свет, а небо было совсем темное, как ночью. Мрачные, набухшие, низкие тучи поливали море косыми струями ливня, и даже сквозь закрытые двери и иллюминаторы доносился высокий, тонкий звук, не то вой, не то свист ураганного ветра, рвущего такелаж.

«Кампари» содрогался, как наковальня под ударами молота. Он по-прежнему шел быстро, недопустимо быстро для такой погоды, продираясь сквозь волны, накатывавшиеся на корабль справа по носу. В том, что это никакие не горы, а вполне обычные для тропического шторма волны, я был совершенно уверен. «Кампари» приходилось так туго просто потому, что он слишком быстро пробивал себе дорогу через бушующее море. Удары волн скручивали корабль — а это самая страшная угроза прочности его корпуса. С регулярностью метронома «Кампари» врезался правым бортом в поднимающуюся волну, задирал нос и кренился на левый борт, забираясь на нее, на мгновение замирал в нерешительности и, резко качнувшись вправо, устремлялся вниз по склону пробежавшей волны, чтобы снова уткнуться правой скулой во вздымающуюся гору следующей. Толчок этот сопровождался такой встряской, что еще несколько секунд весь корабль, до последней заклепки, до последнего листа обшивки, дрожал противной, изматывающей нервы дрожью. Вне всякого сомнения кораблестроители с Верхнего Клайда, построившие «Кампари», сработали на славу, но они не могли рассчитывать на то, что их детище попадет в руки маньяка. И у стали наступает усталость.

— Доктор Марстон, — попросил я. — Попытайтесь вызвать Каррераса по телефону.

— Ага, проснулся, — он покачал головой. — С час назад я лично с ним беседовал. Он на мостике и говорит, что останется там всю ночь, если будет нужно. И он больше не собирается снижать скорость. Говорит, что и так уже спустился до пятнадцати узлов.

— Парень тронулся. Слава богу, у нас стабилизаторы. Не будь их, мы уже давно бы перекувырнулись.

— А могут они бесконечно выдерживать такие вещи?

— Весьма маловероятно. Как там капитан и боцман?