Охота на героя - Аренев Владимир - Страница 85

Ренкр хотел было встать и сказать: «Но сейчас они исчезли, так ведь?» И многое другое ему хотелось бы сказать, да парень сдержался. Возможно, зря.

— И вот, — продолжал Кэнхад, — я начинаю подозревать, что все это неспроста. И что ты, Одмассэн, играешь на две стороны. Или же вообще на одну

— на долинщиков.

Лицо Одинокого покраснело от ярости и возмущения, он дернул себя за бороду:

— Да как ты смеешь?! Ты! Это только жалкие домыслы, ничего более! Докажи!

И вот тут-то с передней лавки вскочил Карган и подошел к столу в центре Пещеры. Поварской подмастерье был все так же неряшлив и растрепан, как и раньше.

— А что доказывать? — спросил он, дергая уголком рта. — Нечего доказывать. Доказательства сами пришли. Вот! И вот!

И указал на Скарра и Ренкра. Горяне отодвинулись от обоих, вокруг каждого образовалось пустое пространство.

— Это тот самый долинщик Ренкр, — вещал Карган. — Это он под видом потерявшего память жил здесь столько времени, а потом ушел вон с тем троллем

— куда? Может быть, донести своим родичам о том, что тут происходит? А? Или

— убить Монна, своего бывшего учителя?!

Ренкр вскочил и потянулся к рукояти клинка. Но сдержался в самый последний момент.

— Это ложь! — громко произнес Одинокий, поднимая кверху обе руки. — Я сейчас все объясню, только сядьте и успокойтесь!

А горяне уже поскакивали, шумели и выкрикивали что-то. В первом ряду, а потом и по всей Пещере зазвучал крик «Предатель!», внезапно набравший невероятную силу и мощь.

Одмассэн неожиданно застыл, как стоял, с поднятыми вверх руками. Он захрипел, страшно и тоскливо, а потом начал оседать на пол. Кэнхад резко обернулся и закричал, срывая голос:

— Кто?! Кто бросил?!

Из толпы в центр вытолкнули какую-то серую личность, и Кэнхад, размахнувшись, залепил ему пощечину. Потом еще и еще.

Ренкр уже проталкивался к центру Пещеры. Сделать это было трудно, он работал локтями изо всех сил и буквально рухнул на пол рядом с хрипящим Одмассэном. Из спины старого горянина торчала уродливым маленьким плавником рукоять ножа. Ренкр перевернул раненого на бок. Одинокий скривил губы в подобии улыбки:

— Так и знал. Словно чувствовал. Еще тогда, в Нижних пещерах. Когда я, глупый, ту стрелу пустил в тролля неожиданно, исподла. Все верно. Все в мире правильно. Уравновешенно. И все — не вовремя.

Молодой долинщик стоял на коленях посреди напуганной, возбужденной запахом крови толпы, удерживая на ладонях потяжелевшую вдруг голову Одинокого. Не желая верить. Потому что — вот она, катастрофа.

Кто-то дернул за рукав. Оглянулся — рядом стоял Хилгод.

— Пойдем. Они могут убить тебя от испуга. А потом будут жалеть. Пойдем. Тебе здесь больше нечего делать.

И, увы, мальчик был прав. Потому что Ренкр не мог сейчас противопоставить себя Кэнхаду.

Они отправились в пещеру Вдовой. Там уже сидел Скарр, изрядно перепуганный. Хозяйки и дочери не оказалось дома, они, как объяснил Хилгод, ушли сегодня с утра— но не в Пещеру, а на работу. Ренкр облегченно вздохнул. И решил, что пока нужно пересидеть здесь, переждать грозу, раз уж невозможно ее остановить.

А гроза бушевала долго, до самого вечера. Но это уже была стихия, организованная хитроумным искусником. Кэнхад завладел вниманием горян, и как-то само собой сложилось, что именно он занял место Одмассэна. Здесь и сыграла свою роль та группа сторонников, чьей поддержкой сумел заручиться новый предводитель. А одновременно и вэйлорн, ибо Кэнхад прежде всего делал упор на войну с долинщиками.

Тем неожиданнее показалось то, что через несколько дней он сам отыскал Ренкра.

Тот все это время просидел в пещере Вдовой, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Перечитывал свитки Всезнающего и сходил с ума от собственного бессилия. Но ничего не мог поделать. У всех с уст слетало одно: «долинщики — враги». Тем не менее большинство о Ренкре забыло.

А вот Кэнхад его отыскал. Днем, когда женщин не было в пещере, новый вэйлорн явился к Ренкру, внимательно огляделся и сел на кровать, рядом с долинщиком.

— Мы похоронили Одинокого, как он того заслуживал, — прежде всего сообщил Кэнхад. — И его имя оказалось последним в коридоре Памяти. Там не осталось больше места — но оно больше и не понадобится. Мы идем войной на долинщиков.

Ренкр вздрогнул и посмотрел на меч, лежавший неподалеку.

Кэнхад успокаивающе поднял руки:

— Нет, ты неправильно понял мои слова. Тебя-то никто не посмеет назвать врагом. Ты — герой. Во имя горян ты совершил многое, ты страдал, и я ценю это. Отныне ты можешь не опасаться ни кинжала, ни резкого слова. Ты — герой.

Ренкр хмыкнул:

— И что теперь? Я — герой. Но я хочу мира. А чего хочешь ты?

— Я тоже хочу мира. Все мы стремимся к миру. И это естественно. Но порой нам приходится ради мира обнажать меч. И это тоже естественно. Впрочем, тебе ли не знать этого?

— Да, — эхом отозвался Ренкр. — Мне ли не знать? Так чего же ты хочешь? Оставь словоблудие для других. Меня этим не обмануть.

— Что ты?! — воскликнул Кэнхад. — Как можно? Обмануть не обмануть — а проверить нужно. Теперь о деле, — произнес он уже более серьезным тоном. — Мне нужно, чтобы ты помог нам. Ты жил в долине, ты знаешь, что и как…

— Нет.

— Не торопись с ответом, подумай, может быть…

— Нет. Это все?

— Все, — процедил Кэнхад, меняясь в лице. — За тобой придут. Или даже нет. Ведь ты на самом деле герой. Я не стану навлекать на себя позор, о нет! Живи. Интересно, как ты поступишь? Останешься здесь, с той, с которой прелюбодействуешь, или уйдешь к своим родичам, чтобы предупредить об опасности?

— И ты выпустишь меня? — презрительно усмехнулся долинщик.

— А ты уйдешь? — ответил ему точно такой же улыбкой Кэнхад. — Сомневаюсь. Впрочем, через несколько дней это не будет иметь абсолютно никакого значения. Потому что я соберу войско быстрее, чем это сделал ты пару ткарнов назад. Практически, все уже готово. Так что удачи тебе, герой!

И он стремительно вышел наружу.

Ренкр протянул руку и сжал в ладони рукоять меча — сжал до боли в пальцах, до побелевшей кожи. Не помогло.

ЭПИЛОГ. ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

— Не знаю, — покачал головой врач, покусывая пластмассовую дужку очков.

— Не знаю. Вы еще слишком слабы. Я вообще хотел бы оставить вас, послать на обследование — ведь до сих пор неясно, что стало причиной такого странного приступа…

— Нет, — отрезал сидевший перед ним больной.

Он был бледен, но в глазах горела решимость. Однако это была не решимость сумасшедшего, отнюдь — она, скорее, свидетельствовала о безграничной уверенности этого человека в том, к чему он стремился; более того, в том, что он знает, как желаемого достичь. И врач по собственному многолетнему опыту знал, что остановить подобное стремление невозможно.

Он задумчиво посмотрел на очки, плотно сжав губы. Врач не хотел отпускать этого человека, прежде всего из-за непонятного приступа, который, собственно, и стал причиной его госпитализации. Но голыми руками не переломить металлический брус.

Врач вздохнул, решительно надел очки и пододвинул к себе бумаги.

«Домой, домой, скорее домой!» Человек с бледным узким лицом размашистым шагом преодолевал улицу за улицей, задевая плечами неосторожных прохожих. Он сдерживал себя из последних сил, цепко сжимая в кулаке собственной воли все то, что норовило рассыпаться, разлететься по сторонам — не собрать. Он сдерживался из последних сил, но — вот и двор, вот и лестница (проклятая лестница, слетевший деревянный поручень так никто и не поправил, он свисает вниз, лениво и вызывающе), вот и дверь — а вот и ключ к двери, вот он, лежал в кармане все это время, впиваясь зубцами в ладонь. Он с металлическим чавканьем вонзается и нехотя проворачивается в замке.

Дверь приоткрывается, и человек входит в квартиру, медленно и осторожно, словно хищник, учуявший охотника. Потом захлопывает за собой эту самую дверь и, хромая, держась за стены и мебель, подходит к плотному листу ватмана. Уже падая в кресло, впивается взглядом в детально прорисованный изгиб горного хребта на северном континенте.