Великие пророчества. 100 предсказаний, изменивших ход истории - Коровина Елена Анатольевна - Страница 99

Красавица богачка Татьяна Рябушинская только плечами пожала. Глупость какая! Ну розы, орхидеи – еще понятно! Это цветы-подарки. Но кому нужен подсолнух, экая деревенщина?! Да и в спиритизм красавица верила слабо. На вечер к Оболенским попала почти случайно. Княгиня не одобряла нуворишей, тем более купцов, и на Татьяну, недавно вышедшую замуж за Михаила Рябушинского, одного из братьев-миллионеров, смотрела явно свысока. Конечно, теперь братья Рябушинские – хозяева ткацких фабрик по всей России, владельцы собственного банка и торгового дома. Но аристократические снобы Москвы до сих пор от фамилии нос воротят. Как же, ведь дед нынешних Рябушинских, Михайла, в 16 лет пришел в Первопрестольную в одной рваной кацавейке и с сапогами через плечо. Купить купил, да надеть боялся. Стопчутся ведь!..

Было это в 1802 году, и именовался Михайла тогда еще Яковлевым, поскольку отец его по выписке значился «Яков, сын Денисов – крестьянин Пафнутьевского монастыря Ребушинской волости, что за три версты от города Боровска». По волости и фамилия образовалась – Ребушинские. Это уж потом какой-то писарь в Москве переврал ее, вспомнив, видно, о Курочке Рябе. Впрочем, Михайле было все равно, как его кличут. Зато вскоре, скопив денег от торговли ветошью да холстами, Рябушинский записался в Московской купеческой управе купцом третьей гильдии. Туда, между прочим, один взнос был в тысячу рубликов. Ну а когда умирал Михайла 20 июля 1858 года, сыновьям его оставалось в наследство имущества и средств уже на 2 миллиона. Невероятные деньги по тем временам!

Но московские снобы и спустя сто лет помнили, что Рябушинские – ветошники. И вряд ли гордячка княгиня Оболенская послала бы сегодня Татьяне приглашение, если б не вынужденное ближайшее соседство.

В августе 1909 года муж Татьяны купил громадный особняк на той же аристократической Спиридоновской улице, где и жили Оболенские. Знатное соседство вышло: с одной стороны – князья, с другой – английский дипломат-промышленник Джеймс Мак-Гилл. Да только особняк Рябушинских роскошней всех будет. В начале ХХ века его выстроил архитектор Шехтель, «отец русского модерна». Не дом – настоящий замок. Только рва не хватает! Фасад в готическом стиле, спальни в мраморе, двери в витражах, на окнах рамы с зеркальными стеклами, вокруг роспись и скульптуры самого Врубеля. Есть и новомодные технические диковины – паровое отопление с собственной котельной и своя же электростанция рядом с домом. Словом, роскошь безумная. Но промышленник и банкир Михаил Рябушинский все мог себе позволить. Тем более что мечтал перещеголять старших братьев: Павла Павловича, имевшего «итальянский палаццо» на Пречистенском бульваре, и Степана Павловича, которому тот же Шехтель выстроил настоящий дворец на Малой Никитской.

Что ж, думала Татьяна, возвращаясь от Оболенских, родню Михаил переплюнул, но как в такой дворцовой роскоши жить? В огромных залах чуть не кричать приходится. А пока по крутой парадной лестнице поднимешься да по вестибюлю пройдешь, замаешься. После утомительного спиритического сеанса Татьяна еле добралась до своей комнаты, устало скинув прямо на руки горничной Насти новенькое соболье манто. Не надо было по гостям ходить, сидела бы дома! Хотя, конечно, шикарное манто и платье, из Парижа выписанное, обновить очень хотелось, да и сапфировое колье с серьгами от Фаберже показать. Пусть завистницы локотки покусают! Вот и польстилась Татьяна на приглашение Оболенских. И что вышло? Весь вечер князья да графья на Татьяну свысока поглядывали. А этот их спиритизм? Одна морока! Два часа за столом просидели, держась за руки, как глупые детишки в парке. Говорят, Европа от таких сеансов с ума сходит. Вот дурость-то! Хотя, может, в Англии или Франции и появляются духи с привидениями, но у нас в Москве…

Дикий вопль пронзил огромный дом. Горничная ахнула и запричитала: «Неужто опять самоубивец объявился?»

Татьяна вскочила: «Что за бред? Лучше б сходила посмотреть!» Но Настя в ужасе замотала головой: «Хоть режьте, барыня, никуда не пойду!»

Чуть не выругавшись в сердцах на дуру горничную, Татьяна выбежала из комнаты и понеслась на звуки.

Воплей уже не было, зато рыдания и всхлипы неслись из боковой комнаты рядом с кабинетом Михаила. Обычно в эту комнатушку никто и не заглядывал – ничего, кроме шкафов с разной рухлядью, там не было. Но теперь на полу сидела пожилая прислуга Клава и ритмично подвывала, хватаясь за сердце. А над головой, в ритм воя, качалась и поскрипывала тусклая лампочка без абажура. Вокруг Клавы валялись какие-то разноцветные осколки. Татьяна подняла один – выпуклые желтые лепестки.

«Что случилось?» – твердый голос хозяйки привел Клаву в чувство. Она перестала подвывать и начала оправдываться: «Открыла я, барыня, шкаф. А тут самоубивец-то наш и объявился. Тень в углу шастнула, лампочка заскрипела. Я спужалась, об шкаф стукнулась. Блюдо со шкафа и упало! Да я в жисть ни разу чашки не била, а тут – блюдо с подсолнечниками!..»

Татьяна еще раз взглянула на осколки – и впрямь разбилось уже кривое от старости гипсовое блюдо с подсолнухами. Так что же выходит – дух на спиритическом сеансе предупреждал Татьяну о том, что разобьется старое блюдо?.. Бред какой-то!

Татьяна не стала выслушивать все еще хныкающую Клаву, что она делала так поздно у этих шкафов. Развернулась и пошла к себе. Ну и денек! Дурацкий сеанс с «предсказанием», да еще и вопли о каком-то «самоубивце»…

«Выкладывай, что тут у вас происходит! – заявила она своей горничной Насте. – А то без рекомендаций уволю!» Настя вздохнула и перекрестилась: «Сами знаете, барыня, дом этот Савве Тимофеичу Морозову принадлежал. А он дружбу с революционерами-нехристями водил. Говорят, те его стращали, вынуждали деньги на свою революцию давать. Так застращали, что застрелился Савва Тимофеич в одночасье. Теперь вот и бродит душа его, не может успокоиться. Потому вдова его Зинаида и продала дом-то. Страшно ведь в таком жить!»

Объяснению Татьяна не поверила. Вряд ли вдова Морозова продала дом от страха. Она ни в чем не прогадала: весьма удачно вышла замуж за отставного московского градоначальника Рейнбота. Да и вряд ли душа Саввы бродит в московском доме на Спиридоновке – застрелился-то он во французском Канне. Случилось это четыре года назад – в 1905 году. А дом пустой стоял, потому что ждал выгодного покупателя: Зинаида Морозова продала дом Михаилу Рябушинскому за фантастическую сумму – 380 тысяч рублей! Хотя самой Татьяне этаких бешеных денег жаль…

А может, просто не привыкла она жить в дворцах-замках? Ведь не на аристократической улице воспитывалась, а в крошечном переулке Замоскворечья в семье скромного капельдинера Большого театра Фомы Примакова. Конечно, в театральном зале шик, позолота, но капельдинер всего-то снует по рядам с программками, а как свет погаснет, приходится и чай да шампанское подгулявшим купчикам в ложи разносить. Ясно – больших денег не заработаешь. Так что Фома Фомич возрадовался, как ребенок, когда удалось пристроить дочку Танюшу на казенный кошт в балетное училище при Большом театре.

Да только особыми способностями Таня там не отличилась, выпустили ее всего-то фигуранткой в кордебалет. Ну и что? Зато у Тани на последнем курсе особый «дар» обнаружился – красота. Ценнее любого диплома будет. Особенно если подойти с умом. А ума Татьяне не занимать. С ней все балетные щеголи, что вокруг кулис вьются, связываться боялись. Очень уж у нее язычок острый. Отбреет так, что потом по всей Москве ее остроты пересказывают. А уж подгулявшим купчикам Татьяна никогда не спускала. Они-то частенько красавицу из кордебалета старались в ресторан затащить, да она отказывалась – знала, как купцы по Москве-то гуляют. Когда зеркала бьют или мебель коньяком моют – это, можно сказать, вполне приличные манеры гулянок. А то начнут лакеям лица горчицей вымазывать или, еще хуже, фраки сахарной пудрой обсыпать. А ведь фрак для лакея самое дорогое сокровище – без него ни в один приличный ресторан не возьмут. А однажды в «Яре» купцы удумали действо «Амурские волны». Заставили пианиста вальс играть, у рояля крышку открыли, вылили туда несколько ящиков шампанского и запустили крошечных консервированных сардин. Пианист играет, рояль с шампанским бурлит, рыбки, как живые, от молоточков подпрыгивают. А купчины хохочут, заливаются.