Гэсэр.Бурятский народный эпос(перепечатано с издания 1968 года) - Автор неизвестен - Страница 11

11

Перевоплощение Атай-Улана на земле

Свой клинок Хан-Хурмас прославил — Он противника обезглавил, И отрубленная голова Властелина Атай-Улана Начала ворочать сперва Тридцать раз глазами-белками. То ль жива она, то ль мертва? Из ноздрей вырывалось пламя, И покрылись уста его пеной, И саженную косу его Развевали ветры вселенной. Эту круглую голову черную, Что познала участь позорную, Пнул ногой властелин Хурмас, И она покатилась тотчас С гор скалистых к просторной пустыне И повисла как раз посредине Между небом и твердой землей. Был таков удел ее злой: Не под силу ей на небо двинуться И на землю не может низринуться. Превратилась она в чудовище По прозванью Архан-Шудхэр, Что повсюду ищет становище И все время исходит слюной: Проглотить хочет солнце с луной. Хан-Хурмас рукою своею Отсекает от тела шею, Поднимает ее на клинок, И кидает без сострадания Он опорный ее позвонок На седьмое дно мироздания. На земле, в стороне восточной, Далеко от воды проточной, Где неведомы ловля, охота, На урочище Хонин-Хото, В землях, вывернутых наизнанку, Где ветра шумят, спозаранку, Где река ниспадает с отрога, Через три пробиваясь порога, Где бестравье и суховеи На просторе главенствуют диком,— Позвонок богатырской шеи Стал шулмусом огненноликим, По прозванью Гал-Нурман-хан. На его широкой груди Было сорок раз по сто глаз, Было десять по тысяче раз Завидущих глаз позади, На спине, повествует сказ. А на лысой его голове Был один-единственный глаз. Так пылал воинственный глаз, Будто злая звезда зажглась. Был во рту один только клык. Гал-Нурман, в превращеньях велик, Стал причиной мук и мытарств, Стал началом всех непотребств. Он две тысячи ведал коварств, Три и тысячу ведал волшебств. Силой рук все сворачивать мог И ломать мощной силою ног. Говорят: на земле возродясь, Чародейством жестоким гордясь, Он поклялся в кромешной темени: «Чуть позднее позднего времени, При слиянии двух времен, Я устрою погибель племен!» Хан-Хурмас, дыша горячо, Довершал богатырское дело. Руку правую по плечо Он отсек от безгласного тела, И Улана руку недвижную Ниспроверг он на землю нижнюю. Ожила рука на земле, На горе, на Сумбэр-скале, Стала тигром рука врага, По прозванию Орголи, Подчинилась тигру тайга Всей далекой, полночной земли, И была страшна его власть. Как раскроет алчную пасть, Так проглотит он все живое. Лезут в пасть деревья тайги — От корней до зеленой хвои. Хан-Хурмас не кончил еще Богатырского, грозного дела. Руку левую по плечо Он отсек от безгласного тела, И отрубленная рука Сквозь прозрачные облака На холмистую землю слетела. И, покинув небесную твердь, На земле, где гора высока, Где с рожденьем встречается смерть, Та отрубленная рука Превратилась в чудовище злое По прозванью Шэрэм-Мината. Это чудище, злобой богато, Весь людской ненавидело род. У того чудовища злого Был большой, трехсаженный рот, Был язык ровно в пять четвертей, Пожирало оно детей, С каждым днем становясь лютей. Не хотел Хан-Хурмас отдохнуть. Отрубил он Атай-Улана Пустотелую, черную грудь, Чтоб на землю ее швырнуть. Пустотелая грудь великана Оказалась на той земле, Где долины и горы — во мгле, Где навыворот все живое, Где безлюдие в душном зное,— На урочище Хонин-Хото, Где кочкарники да болота, Где, с тремя воюя преградами, Ниспадает река водопадами, Где и слово еще не звучало, Где не смеет подняться росток, Где реки желтоцветной начало, Где реки черноцветной исток. Отсеченная черная грудь Стала алчным, свирепым чудовищем, Людям злую погибель готовящим И в коварстве своем неизменным, А звалось Абарга-Сэсэном. Хан-Хурмаса острый и жалящий Вновь сверкнул на мгновенье клинок, У Атай-Улана седалище Отрубил он до самых ног, И на землю оно полетело И достигло вскоре предела Семигорья, безводной земли, Тьмы и горя бесплодной земли, Где ветров и песков обиталище, Иссушенное долгим зноем. Стало чудищем это седалище, Диким Лойро-Лобсоголдоем, Что неслось по горам и пустыням На железном коне светло-синем. А потом на землю слетели Две отрубленных жалких ноги И упали средь горных ущелий В том краю, где не видно ни зги, Где ветра пролетают с воем, Где кругом — бестравный простор. Рядом с черным Лобсоголдоем В трех его превратилось сестер, И полны были злобы тупой Эти три сестры Енхобой. Части тела Атай-Улана, Как на землю, отрублены, прибыли, Стали черным источником гибели, Ибо жаждали постоянно, День за днем и из года в год, Истребить человеческий род. В небесах, в распростертой бездне Расстилались едким туманом, Разносили они болезни По земным, обездоленным странам.