Алпамыш. Узбекский народный эпос(перепечатано с издания 1949 года) - Автор неизвестен - Страница 6

6

Так, в пути целых шесть месяцев пробыв, перевалив через девяносто гор, перегнали откочевавшие байсунцы в страну калмыков скот, привели караваны свои. Некоторые баи впереди скота ехали — дорогу указывали. Прибыв на место, в землю калмыцкую, в государство Тайча-хана,[9] в Чилбирские степи, баи-скотоводы, землепашества не знавшие, всходов хлебных никогда не видевшие, посчитали их по невежеству своему за кормовую траву, — пустили на посевы свой несметный скот. Потравили, потоптали они калмыцкие хлеба, беду стране причинили, сами о том не ведая! Остановились баи в той степи Чилбир-чоль, на берегах озера Айна-коль разбили кочевье свое. А скот байсунский все идет и идет непрерывным черно-черным потоком, прах в небо взметая, движется, как несметная саранча — уничтожает хлебные посевы. Передние стада байские давно уже на берегах калмыцкого озера Айна-коль пасутся, а задние еще только выходят из далекой земли конгратской!..

Ну, и пусть они себе идут спокойно, пусть баи стоят себе в степи Чилбир, на озере Айна-коль, пасут и поят прибывающие свои стада, юрты ставят, в порядок себя приводят, а вы послушайте о том, что дальше было, о калмыцкой стране послушайте.

Увидав, что пришлые баи посевы их погубили, побежали калмыки к шаху своему — Тайча-хану. Пришел к нему один из потерпевших аксакалов-арбобов и говорит:

— С жалобой пришел я, повелитель-шах! Сердцем своему рабу внемлите, шах! Был я свеж лицом, как яблоко — румян, Весь я высох, сморщен от забот, мой хан! Сгорбила беда мой крепкий стройный стан: Прибыл к нам народ из чужедальних стран, Им язык какой-то непонятный дан. То ли их страна зовется Туркестан, То ль Байсун-Конграт. А вера их — Коран… Как же вы о них не ведаете, шах?! Видно, перед богом много я грешил: Небосвод меня ударом оглушил, Страх нагнав, меня он разума лишил. Сесть на наши земли тот народ решил! Счесть их скот — нехватит времени и сил! Весть такую к вам я принести спешил. Скот их все посевы наши потоптал! Сокол был, но крылья быстрые сломал; Был тулпар, копыта сбил и захромал; Были сыты мы, — ты подати взимал… Можно ли терпеть, чтоб столь великий шах Ничего в делах своих не понимал! Подати с чего тебе теперь платить? Смертный голод нас не минет посетить. Чайрикеры все решили уходить. Что мы будем делать, семьи чем кормить?.. Пришлый тот народ богат и родовит, Женщины у них — красавицы на вид. Подле Айна-коля табор их стоит, Их скотом Чилбир, как саранчой, покрыт. Ничего не знает столь великий шах!.. Тем скотом потравлен дочиста посев. Пришлый тот народ, на наши земли сев, Съест и нас самих, всю нашу пищу съев! Разорен калмык, велик народный гнев. Ничего не знает столь великий шах!.. Вопли, плач народа у меня в ушах, От такой беды я высох и зачах. Если всходы все потравлены в полях, Сам уразумей, какой в дехканстве страх! К осени не будет ни зерна в шатрах, Перережем скот на первых же порах, Всех пожрем собак, мышей и черепах: Мы не на подножных ведь живем кормах, Мы не на твоих питаемся пирах! Государство наше разорится в прах, Перемрут, гляди, твои калмыки, шах! Стон стоит в стране, смятение в умах. Хоть о том подумай при таких делах, Как страну теперь удержишь в удилах? Ведь стряслось такое бедствие в полях! Я не об одних толкую бедняках, — И арбобам всем и аксакалам — страх. Восседаешь ты на дорогих коврах, Редкие ты носишь перстни на руках, Весь в парче узорной, в бархате, в шелках, — Но подумай сам, как столь великий шах Ничего не знает о своих делах! Голову иметь ведь надо на плечах!.. С шахом аксакал беседовал в шатре, Шах сидел, поджавши ноги, на ковре, Пил вино и сласти ел на серебре, — Вдруг он слышит шум и крики на дворе. Стражу оттеснив от кованых ворот, В ханский двор ворвался трудовой народ — Пастухи, дехкане, люд мастеровой. Все шумят, кричат, проклятий полон рот. Вышел шах во двор, — толпа вопит, орет: «Все мы передохнем, видно, не в черед! Чем теперь питаться подданным твоим? Из чего тебе теперь платить чиким? Все потрясены мы ужасом таким! Жалобу тебе приносим, — говорят, — Ведь ни колоска не скосим! — говорят. С баев получить мы за ущерб хотим, Неужель простишь ты наш убыток им? Мы такого шаха сбросим!» — говорят.

Услыхав эти слова, ус покручивая, калмыцкий шах, к аксакалам и арбобам своим обращаясь, такое слово сказал в ответ:

— Много я богатства разного припас, Я одет в парчу, и в бархат, и в атлас. В шелковой чалме ношу большой алмаз, Грозен я — и строго спрашиваю вас: Баи эти к нам откуда вдруг пришли? Как такой разор в стране произвели? Самовольно как селиться тут могли? Из какой-такой пришли они земли? К вам, большим и малым, мой вопрос таков. Вы должны ответить без обиняков. Неужели дам в обиду бедняков? Не щадя ни юных и ни стариков, Накажу байсунских баев-чужаков, Подыму их плач до самых облаков, — Будут меня помнить до конца веков! Кто прикочевать позволил им сюда! Баям в полной мере гнев свой покажу — По заслугам их пытать я прикажу, Самых знатных биев изобью, свяжу, Как собак, на цепь в зинданы посажу! Я ль трудом дехкан своих не дорожу? Всех, кто потерпел, сторицей награжу. Стану ль потакать такому грабежу? Кто их подпустил к родному рубежу? Справедливый суд-расправу я творю, Я на знатность пришлых баев не смотрю. Слушайте, дехкане, что я говорю: Баев именитых в прах я разорю, Их стадами вас я ублаготворю, Преданных моих дехкан я поощрю. Верьте мне, дехкане, своему царю!.. Палачи мои и миргазабы, эй! Что вы тут стоите, словно бабы? Эй! В степь Чилбир скачите! На коней, живей Выведать на месте все, да поскорей! Выбрать самых знатных байских сыновей, Самых их богатых биев и тюрей — Захватить их в плен, заложниками взять, Как баранов, их арканами вязать, Гнать ко мне, в пути — камчами истязать, Слова о пощаде не давать сказать! Буду им носы и уши отрезать, Вырывать глаза и души их терзать, Буду сечь башки и буду вешать я, — Должен ведь своих дехкан утешить я! Дерзких я узбекских баев проучу! Скот нагнали свой сюда, как саранчу. Потравили хлеб! Ужели я смолчу! За убытки с них семижды получу! Я великий шах, и хоть ношу парчу, Шахский свой рукав по локоть закачу, В знатной их крови одежды омочу, — До конца свой гнев я истощить хочу!.. Палачи мои! Любой из вас — батыр! Дать коням ячмень да подмешать аир! Поживее в седла, вихрем — в степь Чилбир! С пришлых баев-беков поспустите жир! Изгоню пришельцев — и устрою пир. Пир такой, какого и не видел мир!.. Выпал снег — свой след оставит караван. Вызнать, кто калмыцких разорил дехкан! Буду я к виновным беспощадно лют! Раз мои калмыки слезы горько льют, Я, как шах, утешу трудовой свой люд!.. вернуться

9

Калмыцкие удельные князья носили титул «тайчжи», а царевичи из правящего рода Чингис-хана именовались «хунтайчжи». Собственное имя калмыцкого хана в «Алпамыше» — Тайча-хан — является отражением этого феодального титула.