Алпамыш. Узбекский народный эпос(перепечатано с издания 1949 года) - Автор неизвестен - Страница 9

9

Калмыцкий шах позволил баям-пришельцам жить, как они хотят. Но даже сам шах опасался зловредной старухи Сурхаиль и ее могучих сыновей. Поневоле пришлось ему дать ей разрешение.

«Теперь — что хочу, то — получу!» — подумала коварная старуха. Домой вернувшись, взяла она с собой девять от нее зависимых старух-родственниц, и отправились они вдесятером в путь. Идут за ней девять согбенных старух-побирух.

Младший сын Сурхаиль — батыр Караджан с тринадцатью своими махрамами в это время коней пас. Видит он — мать его в степь Чилбир идет, девять старух за собой ведет. Подумал Караджан: «Что за пронырливая такая старуха, ноги бы ей поломать! Пойдет в степь Чилбир, нас объявит опорой своей, болтать станет, наговорит вздора всякого, — обидит людей приезжих, — пропасть бы ей! Как-никак на чужбине они! Э, нечестивицы, старухи-паршивицы! Что им в байском становище делать? И нам — срам, и сам шах возмутится — скажет: „Силой выродков ее дорожа, напрасно пустил я старуху к баям-пришельцам. Испортила мне все дело ведьма эта!“».

Подошел Караджан к матери — и, доброго ей пути пожелав, так сказал:

— Быть живой, богатой дай тебе господь! Множество халатов дай тебе господь! Сыном быть брюхатой дай тебе господь! Девять верных спутниц в путь с тобой идут, — С первой до десятой — дай вам всем господь Доброго пути, куда б вам ни итти! Мать моя, скажи, далеко ль ты идешь? Старые свои зачем ты ноги бьешь? Слово Караджана выслушать изволь: Может быть, домойте пути ты повернешь? Нечего тебе таскаться в Чилбир-чоль! Много разных слов тебе сказать могу, Только от греха язык уберегу. Лишними словами я пренебрегу, Слово я хочу хорошее сказать, — Матери своей скажу, а не врагу. Сыну своему такую речь прости, Только разговор за шутку не сочти: В Чилбир-чоль к узбекам что тебе плестись? На подарки баев пришлых не польстись, — С этого пути домой повороти. Говорю тебе и этим девяти: Нечего, старуха, голову ломать. Я тебя ведь знаю — ты коварна, мать, — Что-нибудь привыкла ты злоумышлять. Пришлых этих баев ты не трогай, мать, — Незачем у них тревогу поднимать. Возвратись домой своей дорогой, мать! Ты стара — и смерть уж на пути к тебе, — Думай о загробной ты своей судьбе!

Эти слова услыхав, видя, что сердит Караджан, нрав его зная, Сурхаиль-ведьма такое слово ему сказала:

— Э, не горячись напрасно, мой сынок! Если прогуляюсь — не лишусь я ног. Девушки у них прекрасны, мой сынок: Зятем я тебя в узбекский дом введу. Сговорив невесту, ей надев платок, Я благополучно и домой приду… Ты меня с пути, сынок мой, не сбивай. Высмотрю, узнаю, кто первейший бай, Первую у них красавицу найду, Вызнаю, свободна ль, нрав каков у ней, — Сделаю невестой и женой твоей! Если сговорюсь, то жди, сынок, вестей. Породнимся с ними, наплодишь детей. — Все-таки утеха старости моей! Ведь не век тебе с махрамами бродить, — Холостым живешь — пора тебя женить. Поспешив меня в злокознях обвинить, Счастья своего чуть не порвал ты нить. Если хочешь знать, — иду я для тебя. Младшенького сына горячо любя, Я ведь ни о чем не думала плохом, — Душу я свою не отягчу грехом! Я тебя мечтала сделать женихом, — Я ведь мать твоя, хочу тебе добра! Как-никак, и вправду, я уже стара, А тебе жениться, мой сынок, пора: Хочется мне видеть внуков у шатра! В жены я тебе хочу узбечку взять, Чтобы красотой была тебе подстать. В знатный дом узбекский ты войдешь как зять, — Погляжу, как будешь радостью сиять Рядом с молодой, прищурясь, мой сынок! Брось-ка холостую дурость, мой сынок!

Эти слова услыхав, очень обрадовался Караджан, — сказал матери:

— Э, мать, если такое в сердце твоем, желаю тебе удачи! Приходи, дай знать. Здесь буду дожидаться.

Получив согласие сына, довольная старуха в степь Чилбир побрела своим путем.

Сурхаиль пошла веселей. Хоть немало лет было ей, Славилась ходьбою своей! Ведь недаром был о ней слух, Среди всех калмыцких старух, Среди свах и средь повитух: Говорили: нечистый в ней дух! Ведьмою старуха слыла — Столь была коварна и зла. Девять ее спутниц-старух, Родственниц ее, побирух, Вслед за ней бегут во весь дух, А никак за ней не поспеть. Хоть бы ей скорей околеть! А она любопытства полна, Жадности, бесстыдства полна. «Баи-бии, — мыслит она,— Кто такие? — мыслит она,— Хоть чужие, — мыслит она, — А сосватаю бека их дочь!» Их приданое числит она. Все пронюхать успела и тут!.. Чуть живые старухи бредут — Замертво сейчас упадут. Не догнать Сурхаиль, — отстают, Всячески хулят Сурхаиль: «Не шайтан ли ей дал этот рост? Если справить халат Сурхаиль, Сколько же наткать и напрясть? Бязи надо сорок кары. Чтобы ей, коварной, пропасть!..» К баю в гости спеша, к Байсары, Сурхаиль, как верблюд-скороход, Все уходит вперед и вперед. Ноги у лукавой быстры, Мысли у коварной хитры, — Хочет Караджана женить, С баями себя породнить. Где же та юрта Байсары?.. А старухам ее невдомек, Что у ней, коварной, в душе, Завязала зачем в узелок Новенький зеленый платок… Чуть бредут старухи… Ведьма Сурхаиль Далеко ушла — метет подолом пыль, — Спутницам своим она и не видна! Наконец перед нею озеро Айна. Так пришла в кочевье байское она. Спрашивает: «Где живет ваш главный бай?» — Указали ей жилище Байсары. Думает: «Богат, однако, Байсары!» Девять было злых собак у Байсары. Долговязую такую увидав, Поднимают псы свирепый, громкий лай, Как на зверя, мчатся на нее стремглав, Тесно окружают — и бросают в грязь, Словно меж собой заране сговорясь, Рвут ее на части, кто во что вцепясь: В руки, в ноги, в грудь и в зад, ворча и злясь, В клочья разрывают и рубахи бязь! Что старухе делать, если не реветь? И ревет она, как раненый медведь! Вовсе потеряла голову она. Шаровары в клочья, грудь обнажена, Выпав из одежд, — вся голая она! А собаки рвут ее и так и сяк. Раз она попала в круг таких собак, Что ей остается, если не реветь? И ревет она, как раненый медведь! Долго так она ревела, но, увы,— Нет людей на помощь, словно все мертвы. Или у пришельцев нравы таковы? Как жестокосердны, как они черствы,— Не идут на крик беспомощной вдовы! Осень подошла — не вянут ли цветы? Смерть пришла — всю допил чашу жизни ты!.. Псы ее терзали, яростно рыча, А она лежала, в ужасе крича, Еле теплилась ее души свеча… Вышла из юрты хозяйка-байвуча, Слышит вздохи, стоны: «Прочь!.. Подите прочь!..» Сильно удивясь, она спешит помочь. Меж собак старуху увидав тогда, Закричала: «Ой, тяжелая беда!» Впору умереть старухе от стыда: Очень уж была вся голая!.. Беда!..