Километры саванов - Мале Лео - Страница 21

– Значит, из бара не вылезаем? – сказал я.

– Отсюда открывается такая панорама Парижа, – сказал он в оправдание.

Решительно повернувшись спиной к пейзажу, он устроился в углу крошечного зала так, чтобы не упустить из виду великолепных линий корпуса стоящей за стойкой бара женщины. Несомненно, жестокосердной, ибо мой друг выглядел мрачным. Присев рядом, я и сам уставился на блондиночку. Между двумя букетами цветов – настоящих и искусственных – она выглядела такой же нерешительной, как буриданов осел, чьи уши немного походили на нее.

– Вы знакомы с коллегой по имени Виктор Марселлен? – спросил я.

– Немного. Что он натворил?

– Он из предприимчивых?

– Хотел бы быть из их числа. Но смотрит на всех так свысока, что в конце концов лишь наступает на мозоли приятелям. Если его послушать, он нас всех вскоре просто заткнет за пояс. Недоумеваю, как. Он работал в "Сегодня". Но всем досадил и его выгнали. Прошло уже с месяц, и с тех пор я его не видел.

– Я его разыскиваю. Дело о наследстве.

– Наследство? Значит, он не трепался, говоря, что нас ошеломит? И крупное?

– Довольно значительное. Вы не могли бы мне что-нибудь о нем сообщить?

– Вряд ли, мы не были близки. Я даже не знаю, где он обитает.

– Адрес-то мне известен, но в гостинице его уже нет.

– Вышвырнули?

– Исчез.

– Одним выскочкой меньше!

Не похоже, чтобы Марка Кове чрезмерно волновала судьба Виктора Марселлена. Его явно поглощали иные заботы. Личные, сердечные или другие... В этот момент явился Гус, рисовальщик с добродушной физиономией курчавого юмориста. Он пожал нам руку и, прежде чем отправиться на обследование террасы, спросил у моего соседа с лукавой улыбочкой:

– Ну как бомба?

– Не беспокойся о бомбе, – сказал Кове. Гус отошел.

– Да здравствует анархия! – воскликнул я. – Вы изготовили бомбу?

– Э-э-э... да... ох! скромную вечеринку... Если так будет продолжаться, много людей не соберу. Не знаю, что произошло с Виктором Марселленом, но его преемственность обеспечена.

Я пододвинул к нему свой пустой стакан, чтобы он не забыл за него заплатить, когда будет расплачиваться за собственную выпивку:

– Пойду порасспрошаю собратьев из "Сегодня".

– Сейчас не время. Они все в суматохе у талера, готовят недельный номер.

– Мне всего-то нужен снимок, один снимок. А у вас его нет?

– Что бы я стал делать с фото Марселлена? Не такой он красавчик, чтобы таскать его снимок с собой.

– А на кого он похож?

– На юнца двадцати пяти лет, вообразившего, что чего-то добился. Манеры журналиста из кинофильмов. Белокур и худощав, угловат, с чуть кривым носом. Раз уж он так любит кино, как я предполагаю, то, когда доберется до упомянутого наследства, сможет исправить свой рубильник у доктора Клауе. Для него это будет не лишним.

Я поднялся:

– И все-таки мне бы хотелось получить его фотографию.

– Тогда обратитесь к Руди. Это заместитель главного редактора "Сегодня". Сошлитесь на меня.

В газете швейцар (они их расставили повсюду), у которого я спросил, где найти Руди, направил меня, как я и ожидал, к талеру, Я не сделал и трех шагов по просторному цеху, пахнущему металлом и краской, с энергично постукивающими клавишами линотипов, как раздались пронзительные свистки, умело модулированные опытными губами. Это были предвестники настоящего концерта, который превратился в бушующую бурю. Я сохранил на голове свою шапку, совершенно забыв, что в этом месте строго соблюдаемый обряд требует, чтобы голову обнажали. Симпатичные революционеры из профсоюза печатников с этикетом не шутят. Стоило взять шляпу в руки, и свист прекратился. Руди я нашел над верстками и корректурами, беседующим с метранпажем. Представился и изложил цель посещения. Он скорчил клоунскую гримасу страшного огорчения:

– Значит, этот придурок смылся? Прикажете плакать?

– Подождите, когда будете резать лук. Он развеселился:

– Очень забавно. Хорошо. Но что касается фото... у меня его нет, господин Бурма. Знаете, в нашей справочной предпочитают кинозвезду Мартину Кароль. У каждого свой вкус, а?

– Пока что не знаю, что бы я делал со снимком Мартины Кароль. Предпочел бы оригинал. У каждого свой вкус, а?

И я удалился.

Проходя по оживленной и многолюдной улице Монторгей, я почувствовал легкий укол в сердце. В только что купленной газете я поискал сообщения об убийстве Марион. Сто строк пустопорожней болтовни, заканчивающихся обычным "следствие продолжается".

Свернув на улицу Клери, я пошел по улице Клюшки. Гостиница "Масе". На углу улицы Вид-Гуссе, на площади Малых Отцов, прямо напротив лавки с рисунками духовного содержания. Чистенькая, скромная, тихая, темная, как близлежащая церковь. Только что не пахнущая ладаном.

– Я хотел бы поговорить с хозяином, – обратился я к типу, которого заметил в углу у стойки, худощавому белокурому ангелу с мечтательным взглядом.

– Это я.

У него был выговор уроженца пригорода Обервилье. Я протянул ему свою визитную карточку.

– Нестор Бурма, – произнес он, протягивая широкую и сердечную лапу. – Знаю, знаю. Меня зовут Габриэль. Чем могу быть вам полезен? Предупреждаю, свободных мест пока нет.

– Один из ваших жильцов, однако, испарился. Виктор Марселлен.

– А! Вы в курсе? Испарился – не то слово. Он оставил за собой комнату. Он может вернуться в любой момент.

– Дайте мне знать, когда это произойдет. Я его разыскиваю.

Господин Габриэль, из гостиницы "Масе", шлепнул кулаком по столу и покачал головой.

– Потрясающе! – воскликнул он. – Вот парень, которым целые месяцы решительно никто не интересуется, не стоит ему отправиться в деревню, чтобы развеяться, как он всем становится нужен. Прежде всего шикарный старикашка в очках...

– С глазами, которые буравят насквозь?

– Точно. Ваш знакомый?

– Работаю на него.

– А чего добиваются от господина Марселлена?

– Он нужен на предмет наследства.

– А! Вот это интересно. Заметьте, он мне ни гроша не должен, но всегда приятно слышать, что твои постояльцы платежеспособны. Тем более, что у него бывало с деньгами туговато.

– Кто еще заходил помимо очкарика?

– Конечно, его подружка.

– Его подружка?

– Ну да. У вас, что, нет подружки?

– У меня их много.

– Так вот, откровенность за откровенность, – усмехнулся господин Габриэль. – Думаю, у него тоже. Знаете, этим молодым людям, при их специальности, подворачиваются выгодные покупки. Не говоря уже о распродажах.

– Прекрасно вас понял.

– И если бы он исчез отчасти потому, что брюнетка ему надоела или из-за того, что нашел на стороне нечто получше, меня бы это не удивило. Но как говорится: счастлив в любви... Надо же было этому случиться как раз в тот момент, когда ему достается наследство...

– Ладно. Расскажите-ка мне, каким образом он скрылся?

– Не так уж много способов есть смываться. Кроме как втихую... Вчера утром я встретил его, он спускался по лестнице с маленьким чемоданчиком, словно после тяжелого перепоя. "Уезжаю на пару дней", говорит он мне, "Не трудитесь пересылать мне письма". Тем более, что и писем почти никогда не бывает. Но, повторяю, он выглядел, как после пьянки. "Я вам напишу". И быстро смылся. Ну, а мне-то какое дело? Ведь комната оплачена на месяц вперед.

– Могу я побывать в его комнате?

– Если угодно.

Она была чиста и сверкала как новая монетка. И аккуратна. Очень аккуратна.

На полке углового дивана стояли книги, главным образом детективы. В углу грудой были свалены другие. В шкафу находился довольно обширный гардероб. Но нигде не болталось ни бумажки, ни записной книжки, ни фотографии. Очень-очень аккуратная комната.

Мы спустились. В вестибюле гостиницы стояла слегка растерянная девушка. Господин Габриэль подтолкнул меня локтем.

– Брюнетка, – сказал он. – Здравствуйте, барышня, – громче добавил он специально для нее.