Голубая кровь - Малков Семен - Страница 86

Глава 21. Бегство

Первой заметила, что с сыном творится неладное, разумеется, мать. Вернулся он домой от Кирилла очень поздно, все уже спали; к завтраку не встал. Решили его не тревожить – пусть вволю отоспится. Светлана Ивановна проводила дочурок в детский сад и, вернувшись, обнаружила что он все еще в постели; тогда обеспокоилась не на шутку.

Дверь в его комнату приоткрыта… Заглянув, она увидела, что сын не спит, а лежит навзничь на неубранной постели, уставив глаза в потолок; выражение лица у него хмурое и, что особенно ее напугало, какое-то безжизненное…

– Петенька! Ты что это до сих пор в постели? У тебя же экзамены на носу! – Она вошла в комнату, с тревогой всматриваясь в его красные от бессонницы глаза. – Тебе нездоровится?

– Не беспокойся, мама! Со здоровьем у меня нормально. – Петр отвел глаза. – Просто поздно лег и спал плохо. Сейчас встану.

– Во сколько же ты пришел? Мы с отцом даже не слышали…

– В четвертом часу, – честно признался он. – И заснуть не мог. Только утром удалось немного вздремнуть.

– Неужто так поздно разошлись? – предчувствуя неладное, Светлана Ивановна присела к нему на край дивана. – А отчего не спалось? Животом маялся?

Петр ответил не сразу, уж слишком тяжело было на душе. Но и держать в себе жгучую боль и обиду больше невозможно, необходимо было облегчить душу. Поколебавшись, сдавленным голосом, словно кто-то его душил, он начал говорить:

– Ушел я еще до одиннадцати, по Москве бродил… все думал… домой ноги не шли. Плохо мне было, мама! – буквально простонал он.

– Что случилось, сынок? – Светлана Ивановна преисполнилась жгучей жалости, предугадывала ответ. – С Дашей поссорился?

– Какое там поссорился, мама! – Петр обратил на нее покрасневшие глаза – в них застыло страдание. – С ней у меня все кончено, навсегда!

– Нет, ты нездоров! Как язык у тебя повернулся сказать такое?! – всплеснула руками Светлана Ивановна. – Нельзя так сильно переживать из-за каждой ссоры! Прав папа – рано тебе жениться! – У тебя еще недостает чувства ответственности!

– Конечно, отец прав! – с горечью согласился Петр, – Но не в том, что мне не хватает чувства ответственности, а в том, что умнее меня и лучше разбирается в людях.

Тяжело вздохнул, поднялся, сел рядом с матерью.

– Там, мама, произошло такое… Кирилл и Даша… у всех на глазах, – голосом, прерывающимся от волнения, сбивчиво стал было рассказывать, но опомнился, взял себя в руки. – Нет, не могу и не должен говорить об этом! В общем. Даша недостойна быть моей женой! – И умолк, горестно склонив голову.

Притихла и Светлана Ивановна, больно пораженная тем, что сказал сын. Наконец растерянно выдавила:

– Что… что же нам теперь делать? Стыдоба-то какая!.. Что скажем Волошиным?..

– Не знаю, мама! Вот думаю – и ничего не моту сообразить, – уныло признался Петр. – Одно лишь мне ясно: возврата к прошлому нет!

Сморщился – так сильно болело сердце – и с отчаянием в голосе произнес:

– Не смогу я, мамочка, здесь оставаться! Видеть, как Кир с Дашей… Просто не выдержу и сверну ему ше-ею! – застонал он. – Это плохо кончится для нас всех!

– Но что же, Петенька, делать? – сознавая, что творится у сына в душе, ласково обняла его мать.

– Уеду куда-нибудь на время. Он угрюмо склонил голову. – Пока эта боль не утихнет. Жить рядом с ними и дышать одним воздухом – не смогу!

– Ну что ж, сынок, может, ты и прав, – с задумчивой грустью согласно кивнула Светлана Ивановна. – Но как же твой институт, экзамены?

Экзамены я сдам досрочно, а насчет института… тоже подумал, – хмуро поведал матери Петр то, о чем размышлял бессонной ночью. Если к осени не вернусь, переведусь на заочный.

Сын сказал об этом так уверенно, как о вполне созревшем решении; она, удивленная, спросила:

Выходит, Петенька, у тебя уже есть соображения, куда ты мог бы уехать? Это серьезно или сгоряча? Ты нам с папой никогда об этом не говорил!

– Да, есть! Давно об этом думал, – уже спокойнее поведал матери Петр; этот план давал выход из его ужасного положения, вселял новые надежды. – Хочу двинуть на Алтай, к одному очень интересному человеку. Он приглашал меня летом в гости.

– Ну ладно, расскажешь об этом подробнее нам с отцом, – с состраданием взглянув на него, предложила Светлана Ивановна. – А сейчас приляг и хотя бы немного поспи. Тебе это необходимо! Ты плохо выглядишь, сын. – Поправила постель, взбила подушки.

Когда Петр улегся, она накрыла его одеялом и, убедившись, что сын немного успокоился и приободрился, тихонько вышла. Занималась своими хозяйственными делами, а все внутри ныло и болело, – кто же ждал такой беды?..

В это же самое время Даша проснулась после тяжелого сна раз-битой и уничтоженной, с ужасом вспоминая то, что произошло накануне у Кирилла на дне рождения. Сколько ни напрягала память, не могла себе объяснить, как и почему оказалась с ним в одной постели Очнувшись в разгар скандала, когда Петр уже ушел, она чуть не умерла от стыда, увидев рядом с собой Кирилла, а в комнате – своих друзей и его родителей.

– Неужели напилась до бесчувствия, а он этим воспользовался? Чего-то мы там вроде намешали на кухне… – Проклиная себя, она пыталась восстановить события, приведшие к роковому несчастью. – Как я могла такое допустить?..

До нее дошел весь ужас происшедшего, его непоправимые последствия, и слезы отчаяния потоком хлынули из ее глаз.

– Что же теперь делать? Петенька!.. Он же никогда не простит! стонала она, захлебываясь слезами. – Как мне жить без него?..

Сердце разрывалось от сознания безвозвратной утраты своего счастья. Она страдала, обвиняя и казня себя за допущенную слабость, но, как ни странно, зла на Кирилла не держала. В душе шевельнулось даже нечто вроде уважения, когда вспомнила, как он, невзирая на гнев родителей, чтобы защитить ее, решительно выставил всех из своей спальни. А затем, держа себя так, словно для него, кроме нее, никого не существовало, на такси отвез домой.

«Но что за затмение на меня нашло?! Почему ничего не помню, если что-то между нами произошло? Так же не бывает… – недоумевала она. – Это просто необъяснимо!» Случившееся смахивает на дурной сон, но, к несчастью, это жестокая явь, – отчаяние ее безмерно…

Выплакав все слезы и придя к неутешительному выводу, что Петр никогда не простит этой глупой, безобразной измены, обессиленная, измученная, Даша забылась беспокойным сном. В таком состоянии застала ее вернувшаяся с работы Анна Федоровна.

– Ты почему это все еще валяешься в постели? – удивилась она, заглянув в комнату дочери, и при виде ее опухшего от слез лица всплеснула руками. – Что, опять с Петей не так?

– С Петей, мамочка, у меня все рухнуло. На этот раз окончательно, – открыв глаза, каким-то безжизненным, глухим голосом промолвила Даша. Плакать она уже не могла внутри все перегорело. – Но он здесь ни при чем.

– То есть как «ни при чем»? А кто же тогда? – ничего не понимая, но побледнев от предчувствия беды, поразилась мать. – Говори, что у вас там произошло! – потребовала она, опускаясь в кресло.

– Не знаю, как вышло – видно, отравилась чем-то… но я не помня себя… очутилась в постели вместе с Кириллом… – сдавленным от стыда и волнения голосом начала Даша. – Там нас застали все, даже его родители! И, конечно, Петя! Сама я ничего не помню. Мне сказали, он сразу ушел.

От услышанного Анна Федоровна онемела – чего угодно ждана, только не этого. Чтобы дочь так пошло изменила жениху, которого беззаветно любит? Осознать такое она не могла! Наконец у нее мелькнула догадка.

– Боже мой! Неужели это правда и ты колешься этим… наркотиком? – испуганно прошептала она. – Ведь только так еще можно объяснить…

– Самой хотелось бы, чтоб так, – хоть какое-то оправдание. Но нет, мам, с наркотиками дела не имею! Просто ничего не соображала… Какое-то затмение нашло! – Села на кровати, жалобно глядя на мать, взмолилась: