Увидеть море (СИ) - Зайцев Павел Сергеевич - Страница 24

Я выдержал театральную паузу и закончил один, вложив в последнюю строчку всю проникновенность и задушевность, на которую был способен:

- Мы идём с конём по по-олю вдвоём.

Труднее было выбрать более удачный момент для этой песни. Вся свадьба взорвалась ликующими криками и аплодисментами. Это был конец соревнования и настоящее начало свадебного торжества.

Уже никто после этого не путал моего имени. Армяне были так впечатлены нашим исполнением, что я для них уже стал не человеком из противоборствующего лагеря, а что ни на есть «своим» родственником. Многочисленные Светкины дяди и тёти смешали ряды и бежали обниматься и чокаться с моими родителями и родственниками. На нашей свадьбе наступил полный интернационализм и «встреча на Эльбе».

- Павлик, — отец отозвал меня в сторону и произнёс торжественным тоном, — сегодня ты сделал меня очень гордым, что у меня такой сын. Счастья, вам сынок, со Светой в жизни, и спасибо, что доставил нам с мамой такую радость!

Поцеловавшись около тридцати раз на пресловутое «Горько», мы с невестой незаметно улизнули с торжества. Навстречу попался мрачный Толик.

- Ну как там у вас с Юлей? — заговорщически подмигнул я «дружку».

- Да, никак, блин! Там папа её за ней, как ищейка следит, только отойдём куда-нибудь — «Юля-я… у вас всё там хорош-о-о?!» — Толик раздражённо передразнил Юлиного отца. — Пойду, нажрусь с горя!

- Ладно, давай, удачи, ловелас, — со смехом я и Света попрощались и направились в подготовленную для молодоженов комнату.

Жара, усталость и нервы сделали своё дело. Добравшись до кровати, мы рухнули в постель и проспали всю нашу первую брачную ночь, как убитые.

Эпизод 14: F.U.C.K

На пятом курсе учиться совсем не хотелось. Взрослые, зачастую уже женатые люди, без пяти минут свободные кузнецы своего счастья, и вдруг — учиться. Нелепица какая-то.

Единственное дело, которое приличествовало, по нашему мнению, умудренным двадцатилетним мужам — это солидно попивать водочку по вечерам, ругая правительство и безденежье. На пары мы ходили регулярно — каждые две недели, но этого садистам-преподам казалось мало. Пятикурсников ждало испытание педагогической практикой.

Женская половина будущих учителей тряслась от ужаса. Сдавать преподам вызубренные «домашки», это не урок вести. Дитё оно в массе — свирепое: всех пробует на зуб, и при любой слабине разорвёт в секунду. Особенно это касается подростков. С младшими полегче, но тоже не сахар. Тут и лидерские навыки требуются, и умение выступать перед незнакомой аудиторией, и педагогическая жилка. В общем, как сейчас бы сказали — челендж!

С выпученными глазами студентки носились, переписывая друг у друга планы уроков и вынюхивая в какой школе дети поспокойней, и руководитель практики помягче.

Меня в этот момент занимал творческий поиск… в том смысле, что я по пьянке у кого-то оставил свою гитару и теперь не мог её найти, и кризис первого года семейной жизни. Это только позже я узнал, что кризис второго года семейной жизни гораздо страшнее, и сравним только с кризисом третьего года, который покажется просто воскресным пикником в сравнении с кризисом четвертого года. Ну, и так далее…

Соответственно я самозабвенно бухал, не задумываясь о планах уроков. К тому же проходить практику я должен был в последнем потоке и пока лишь пару раз в неделю посещал уроки других практикантов в рамках «обмена опытом». Зрелище было воистину жалкое. Красные от смущения практикантки бормотали в пустоту фразы из заготовленного заранее плана урока, изредка прерываясь, чтобы громко пискнуть, что-то вроде: «Ребята, пожалуйста, не кричите! Пожалуйста, сядьте на своё место!»

Дети, почуявшие анархию, моментально слетали с катушек и носились по классу, дёргая друг друга за косички и кидаясь «сифой». Обычно в начале урока я не вмешивался, чтобы не подрывать авторитет «преподавателя», но минут через двадцать моё терпение истощалось и, рявкнув пару раз с задней парты, я восстанавливал спокойствие в классе. Затюканные однокурсницы награждали меня благодарным взглядом, а маленькие дьяволы в шоке посматривали округлившимися глазёнками на «строгого дядю».

Единственным толковым преподавателем из десятка практикантов, чьи уроки я посетил, оказался Миша. С неизменной вежливой доброжелательностью он придумывал ученикам всё новые и новые интересные задания, и, кажется, сам с удовольствием в них участвовал. Дети были так увлечены, что просто не успевали отвлекаться для учинения беспорядков.

Входя в класс на свой первый урок в качестве преподавателя, я был абсолютно спокоен и уверен в себе. После десятка выступлений перед тысячной толпой на институтских рок-концертах «боязнь сцены» мне не грозила. Однако неприятный холодок в животе всё-таки присутствовал.

- Здравствуйте дети! Это — Павел Сергеевич, он будет вашим новым учителем, — пожилая учительница одарила меня улыбкой поддержки, и ретировалась «на Камчатку», проверять домашние задания. С первых минут урока стало понятно: преподавательство — это моё.

По правде говоря, управлялся с шестым классом «Б» я ничуть не хуже, чем его классная руководительница.

Умение работать с коллективом я отточил ещё на пьянках в общежитии, где мне приходилось ораторским искусством переводить внимание девушек с более симпатичных сокурсников на мою скромную персону.

Дети под моим руководством демонстрировали удивительное послушание и прилежание. Поражённая таким резким контрастом с предыдущими практикантами учительница разнесла мою славу по всей школе.

Учителя заглядывали на мои уроки по двое и по трое, и неизменно рассыпались в похвалах. Однажды, после уроков ко мне подошла завуч и предложила несколько уроков позамещать преподавателя в 10-ом «А».

- Павел Сергеевич, у нас сейчас тяжёлое положение с учителями, а мне коллеги сказали, что вы справитесь. Вы как? Поможете нам? — и сорокалетняя дама посмотрела мне в глаза с особой проникновенностью. Я слегка отшатнулся и торопливо согласился.

- Одиннадцатый «А»? — моя учительница казалась озабоченной, — это трудные ребята… знаете, дети обеспеченных родителей… избалованные…

- Думаю, что всё будет хорошо, — легкомысленно парировал я и направился пить пиво с нашим барабанщиком Славиком, который был недавно предан остракизму со стороны школьной администрации. Учителя накатали на него жалобу за неподобающее поведение на уроке, и Славик был отстранён от прохождения практики.

- Понимаешь, Пашка, у этих учителей синдром страуса. Я пытался дать детям новую интересную информацию, не из программы, ну вот они, конечно, и испугались конкуренции, — объяснил мне ситуацию Славик, когда мы сидели в пивняке, очищая окаменелую воблу.

- А что за «новая информация»? — заинтересовался я, по опыту зная, что на неподготовленных людей Славик зачастую мог действовать шокирующе.

- Ну, я рассказал классу историю семантического происхождения слова «fuck» — ну то, что в Викторианскую эпоху супругов, которые подозревались в занятии сексом без одежды, предавали повешению, с приговором «за незаконные плотские знания» — буквально «For Unlawful Carnal Knowledge». На шею вешали табличку, где сокращённо указывали F.U.C.K.

- Действительно занимательно. И что этим учителям могло тут не понравиться! — согласился я.

- Ну, видишь? И я говорю! А эти придурки забрали у меня не только шестой «Б», но и четвёртый «А», хотя там я ничего не рассказывал! — Славик возмущённо замахал воблой.

- Талант всегда зажимают, — не смог сдержать я иронии, но Славик её не заметил.

Звонок прозвенел, но в классе присутствовала только половина десятого «А». На первых партах смиренно восседала кучка отличников-ботаников, далее зияла пустота.

- Та-ак… — многозначительно произнес я и задумался. С бодуна самочувствие у меня было неважное, а настроение мизантропическое. — А где же все остальные?

- Они в столовой, — с готовностью сдала одноклассников маленькая рыжая девчушка с первой парты. Она и её соседка всем своим видом показывали готовность угодить учителю. Подлиз у нас и в институте хватало, так что особой приязнью я не воспылал, но на этот раз мы были по одну сторону баррикад.