Увидеть море (СИ) - Зайцев Павел Сергеевич - Страница 57

Причиной молчанию была не смелость, каждая моя клетка вопила от ужаса. Однако изо рта раздавался лишь тихий сип. Все внутренности одним большим комом сбились к горлу и болтались там, не давая ни звуку вырваться наружу.

Пару раз тележка замедляла ход, и я приоткрывал веки с отчаянной надеждой, что пытка окончена. Увы. Я видел перед собой ещё более страшную пропасть, в которую мы тут же неслись вопящей на разные голоса толпой. Последнее самое ужасное падение, и все закончилось также внезапно, как и началось.

Пища от восторга и пережитого волнения, американские дети и женщины, пошатываясь посыпались на твердую почву. Тележка быстро пустела, и лишь на заднем сиденьи всё еще белели два причудливо скомкавшихся силуэта. Издалека можно было предположить, что якорь небольшого тралера поднял на палубу двух осьминогов, намотавшихся на винты двигателя.

- Кажись всё, — неожиданно бодрым голосом произнёс Дима. Разогнув конечности, мы неуверенно проследовали к выходу под укоризненным взглядом сотрудника парка развлечений. Ему не нравился погнутый подлокотник.

- Не мы, — с трудом ворочая языком произнес я, покачал головой и развел руки в стороны. Внутреннюю часть левого бицепса пересекала длинная багрово-черная отметина.

Сдержанно прислонившись к вольеру с тиграми, мы с Димой любовались кустом жимолости.

- Смотри, что я у себя на стекле под дворником нашёл, — хитро подмигнул мне подошедший Миша. На его мозолимтой лопате лежала смятая желтая страница из карманного ежедневника. Аккуратным женским подчерком на ней было написано: «Миша, пригласи меня в кино. Ассоль».

- А что это вы, ребята, такие скучные, — участливо поинтересовался он, заметив легкую неестественность наших поз. — Пошли бы на горке прокатились-развеялись что ли…

Наши кадыки судорожно дернулись в синхронном позыве, а затуманенные взгляды вернулись к кусту. Куст был красив.

Эпизод 29: Айсберг для Титаника

Лязгая стальными звеньями, словно зубами, длинная металлическая лента конвейера проползает мимо и скрывается в грохочущем чреве штамповочной машины. Тело работает на автомате: поворот, наклон, поднять, опустить, поставить, поправить. Ноги уже гудят, и спина затекла, а на часах только пять часов вечера и до конца смены ещё шесть часов.

Я работал семь дней в неделю с семи утра до одиннадцати вечера. Двадцать минут на дорогу домой. Ужин. Шесть часов сна. Завтрак. Дорога на фабрику и снова: поворот, наклон, поднять, опустить, поставить, поправить.

Какая ирония судьбы! И я ещё ужасался жизни электриков из бригады моего отца с их восемью часами в день и пятью днями в неделю. Я мечтал о свободе, творчестве и общении с интересными людьми, а закончил у конвейера на фабрике по производству мороженного. Впрочем интересных людей здесь хоть отбавляй.

- Эй, Пол, говорят, там у вас в Москве террористы захватили целый театр с людьми! — обращается ко мне Нестор, широкоплечий пуэрториканец с внешностью кинозвезды и пятью разводами за спиной. — А куда же смотрит мафия? Я слышал, что русская мафия — самая сильная.

- Хе-хе, кузен, — острый на язык, худощавый мулат Зак никакой Нестору не кузен, но здесь принято называть друг друга «кузен», «дог», «нигер», «бро», — … террористы — это та же армия с пушками и гранатами, а любая мафия знает, что граната — это болючая сучка!

Я управляю машиной. Это значит, что кроме укладывания чашечек с «Уаппер-даппером» мне приходится обновлять стопки упаковочных коробок в штамповке и исправлять чужие промахи.

На крайнем углу конвейера застенчиво косячит алкоголик Джо. Несмотря на то, что в цеху минус десять, он постоянно прикладывается к литровому бумажному стаканчику с фантой. Кроме фанты в стаканчике плещется большая порция Джим Бима и поэтому чашечки с мороженным с его стороны уложены кривее, чем обычно.

Пятидесятилетний Джо вызывает у меня жалость, и обычно я сквозь пальцы смотрю на его халтуру. Однако сегодня другое дело. Температура разъедает изнутри с самого утра, и каждая клетка тела наполнена раздражением.

- Кто отстал, Джо? КТО ОТСТАЛ?!! — дурным голосом вскрикиваю я, тряся головой.

- КТО ОТСТАЛ?!! — встрепенувшись, визжит Нестор, подпрыгивая, как раненный бабуин. Левой рукой он начинает молотить по грохочущему стальному листу обшивки конвейерного корпуса, правую ногу закинул на конвейер. — Джо!!! КТО ОТСТАЛ?!!

- КТО! КТО! КТО! КТО! КТО! — вопит через секунду весь цех. Вверх летят картонные коробки и чашечки с мороженным. Кто-то свистит, сунув в рот два пальца, кто-то бегает вокруг конвейера, кто-то показывает задницу соседнему цеху. Так мы развлекаемся.

Шестнадцать часов в одной позе — верный способ сойти с ума, поэтому любой повод используется для того, чтобы подурачиться и хоть чуть-чуть стряхнуть с себя этот мучительный монотонный ритм — поворот, наклон, поднять, опустить, поставить, поправить.

За два месяца безработной праздности накопления нашей семьи ощутимо подтаяли. Мы собирали деньги третий год, но все ещё были слишком далеки от своей мечты — покупки московской квартиры — места, где мы, наконец, могли бы начать жить набело, завести детей, пустить корни.

Ощущение вечного отпуска у моря было обманчивым. Годы проходили, но в нашей жизни ничего не менялось. Вокруг все также зеленели пальмы, ярко светило солнце, и алел потрясающими закатами один из самых красивых уголков на земле. Мы всего этого уже не видели.

Так житель Милана годами пробегает мимо какого-нибудь средневекового собора на работу и с работы и не видит ни ажурных витражей, ни искусных барельефов, ни толпы разинувших от восхищения рот туристов. Даже самое яркое переживание, повторенное много раз, теряет силу и новизну.

Наш разум был полностью занят другим.

- Ты видел, как подскочили цены на квартиры в Москве, — с тревогой поворачивалась Светка от экрана компьютера. — Нужно срочно начать откладывать больше денег.

«Больше денег», — беспокойно шипел пластиковый чайник.

«Больше денег», — шелестели за окном пальмы, царапая противомоскитную сетку.

Ночью из-под деревянного порога нашего аппартмента вылезла гигантская черная жаба-бык, которую я однажды, чуть не поднял на руки, приняв сослепу в темноте за хромую кошку. Застыв в свете луны, как индейский тотем, она повернула свою маленькую уродливую голову в сторону нашего окна.

«Больше денег», — прочитал я в её безумных глазах.

Светка устроилась на вторую работу в ещё один ресторан, а я отправился на завод. За каждый час переработки платили в полтора раза больше, и двойной оклад шёл по выходным. В сезон заказы на мороженное в несколько раз превышали производство, так что весь персонал работал в режиме «на износ». Однако люди не жаловались, так как деньги выходили неплохие.

На третий месяц безумного графика силы мороженщиков стали сдавать. Все чаще вспыхивали ссоры по мелочам и даже драки. Люди засыпали прямо у конвейерной ленты. Я два дня подряд пропускал обед — засыпал за столом и просыпал весь обеденный перерыв. Многие сдавались и уходили в отпуск по болезни. Старый недуг настиг и меня — активизировался хронический бронхит.

- Это лекарство снимает температуру моментально, — протянул мне коричневый бумажный мешочек с пилюлями молодой американский доктор. Все стены его кабинета были увешаны грамотами. — Новейшее средство — его пока даже нет в продаже.

Я сердечно поблагодарил заботливого эскулапа. Поработав неделю с повышенной температурой, я был измотан до крайности. Меня уже тошнило от аспирина, но жар не проходил.

Действие новейшего средства превзошло все ожидания.

Температура упала радикально. После того, как градусник зафиксировал цифру 35, я стал белее простыни и пафосно обездвижел на простынях. Три недели я боролся с болезнью, но продолжал работать. Американская медицина нанесла такой удар, после которого бороться дальше я не смог.

Пять дней я не мог встать с постели из-за смертельной слабости. На шестой, волоча ноги, как первая весенняя муха, вернулся на завод. На моё счастье сезон шёл на убыль и смены сократились до жалких двенадцати часов в день.